Я в жизни не боялся темноты, и замкнутых пространств я не боялся. И очень странным было, когда ты мне откровенно в этом признавался. Неделю проработав, на наряд ты не пришёл, а после в кабинете подал мне заявление, а взгляд блуждал по участковой стенгазете. Была заметка там, что в коллектив прославленного нашего отдела пришёл работать бывший помкомдив, и он освоить хочет наше дело. Электрослесари из нашего ЭМО ценились, вправду, всеми в нашем тресте. О нас киношники состряпали кино, и нас хвалили областные вести. И вдруг такое… «Что произошло?! – смотрю в глаза, ведь разное бывает, – Скажи, майор, какое тебя зло, иль что другое, подло донимает? Ведь сам хотел, ведь сам ты добивался попасть к нам, в общем-то, хороший коллектив. А нынче-то чего ты испугался? Каков поступку истинный мотив?» Ты, помолчав, сказал: «Я в шахте испугался, полтыщи метров толщи над собою. Я удивился сам, когда себе признался. Но с мыслью мне не справиться такою. Я восхищён, что столько зим и лет с ребятами вы здесь, как в поле чистом. Должно, у вас какой-то есть секрет быть настоящим в жизни атеистом. Вы не боитесь Бога и чертей. А я, хоть воевал в самом Вьетнаме, но небо над собою мне милей, чем толща руд над всеми нами». … Не стал я бывшему майору возражать, пожал лишь руку, пожелав удачи. А корешам – работать продолжать здесь, в шахте, ведь не можем мы иначе! 1969г.