Знаешь, малыш, - Говорил он почти всегда, И затем начинались рассказы про облака, Про людей, дороги, дивные города И про то, как в июньский полдень нежна река, Как в просторах лета летит по степи табун Лунной ночью, вбивая в прерии древний ритм О свободе и жизни. - Увидишь их, - не забудь Сохранить в себе огонь их янтарных грив! - Говорил он. И шляпа съезжала на правый глаз. И от этого он становился еще чудней. Я его у костра увидел в последний раз, На лугу. Он, подмигнув, улыбнулся мне. Мы сидели вокруг,-малыши, старики, почти Не дыша. - Говорил он о памяти прошлых войн, О развилках хитрых на нашем земном пути. И в словах его жило древнее волшебство, Первозданное, доброе, старше морей и гор, Невесомое, точно ветер в вечерней мгле. Мы смотрели, как смехом лучатся глаза его, Ощущая, - мы здесь и сейчас, вне забот и лет. И в груди распускалось, как будто весенний сад, То простое, понятное сердцу, как стебелёк, Протянувшийся к солнцу. "Оставил не наугад, А в надежных руках. Чтоб наверняка сберёг" -На пергаменте витиевато (его рукой). Рядом - шляпа (как будто не уходил) На крыльце моём. Вот ведь чудак какой. А привыкнуть теперь хоть бы достало сил... Малыши, старики и костёр. Разговоры. Луг. Я принёс и шляпу с собой. Только всё не то. Серебринки - звёзды. Шлёт каждая мягкий луч, Не сказав мне, что делать с внутренней пустотой. Детский плач стремглав в вечернее небо взлетел. И я рядом с мальчонкой сел, -Ну, чего грустишь? -И поправил шляпу (Когда я её надел?), Вдруг услышав, как говорю, - Знаешь, малыш...