В тот год потянуло меня на романтику. Решил вспомнить молодость и съездить на Дальний Восток, повидаться с друзьями-однополчанами. А тут еще и путевочка со скидкой подвернулась в санаторий, что под Владивостоком. Купил билет на поезд номер один Москва-Владивосток. Заеду, думаю, сначала в Шмаковку, благо по дороге, поживу у друга – бывшего подчиненного, а потом в Серышево под Белогорском, к знакомым летчикам-вертолетчикам, с которыми не раз бороздил пятый океан. Выехал заранее, чтобы задержаться в каждом месте хоть на сутки, молодость повспоминать, водочки покушать или массандры, как летчики называют спирт, недозаливаемый ими в корыстных целях в самолет или вертолет. Но время берет свое: кто-то рождается, кто-то умирает. Так и я в Шмаковке посмотрел только на прошлогодний могильный холмик и деревянный крест, ожидающий, когда же его сменят на типовой военкоматовский казенный памятник. Выпили, помянули и в путь. До Серышева не доехал, так как прямо в центре Белогорска встретил своих друзей – их перевели на аэродром Белогорска. Поели в летной столовой по талонам, закупили все, что необходимо для улучшения памяти, и – домой, в общагу. Хоть и посокращали летчиков нещадно в угоду заокеанским хозяевам, а квартир все равно не хватает. И выезжают, поэтому на лето жены офицерские с детьми, чтобы не держать детишек все каникулы в этих архитектурных памятниках тридцатым годам. Яичница с салом, побольше овощей и зелени – настоящая мужская закуска. За разговором выяснилось, что завтра в Хабаровск должен лететь борт, так летчики называют свой вертолет. Старенький, отслуживший полтора срока вертолет продали какой-то школе РОСТО. Меня внесли в списки, как представителя покупателя. Взлетели рано. Настроение наипоршивейшее: спать охота, гул и вибрация, а тут еще и голова после вчерашнего трещит. А почему болит – не ясно: выпили-то всего двенадцать бутылок водки на восемь человек. Правда, вдогонку за ней послали трехлитровую банку пива. Наверное, с этого пива и болит. Не надо было его пить. Но ведь кто-то ляпнул, что водка без пива – напрасно потраченные деньги. Теперь терпи. Хорошо хоть у летчиков в заначке лежала солдатская фляжка со спиртом. Налили полстакана и полстакана воды запить. Выпил. Запил. Но, когда запил, понял, что запивал водкой. Когда смог восстановить дыхание – занюхал рукавом и съел целый огурец. Полегчало. Захотелось поспать. Но это не проблема. На Ми-8 мне приходилось много летать, поэтому я чувствовал себя, как дома. Лавочки узкие, но и я не толстяк. Скомкал вместо подушки какой-то промасленный комбинезон и безмятежно заснул. Проснулся от того, что борт мотало из стороны в сторону, как автомобиль на колхозной дороге. Что все помрем – ясно, но хочется попозже и на кровати, а не в объятом пламенем вертолете. Прошел в кабину к летчикам. - Петрович, ты что спать не даешь? Что случилось? - Да черт его знает. Гроза свалилась из ниоткуда. Связь хрипит, приборы, как сумасшедшие. Синоптики, олухи, опять не могли прогноз дать. - Южный, южный, я борт 36, прием.- услышал я сбоку голос правого летчика. - Во. Слышал? Минут десять вызывает и все без толку. - Алле, южный, южный, я борт 36. Вы слышите меня? Попали в грозовой фронт. Приборы зашкаливают. Как никакой грозы?! Ты что, придурок! Нас здесь трое и что – у всех галлюцинация? Ты жене своей говори: не верь глазам своим, верь мне. А у нас нулевая видимость. Сбились с курса, а под нами по расчетам уже сопки поросшие лесом. Высотомер не работает. Как ты не видишь нас на экране?! Но ты же слышишь нас! Как я тебе скажу свои координаты, если все приборы сбесились. Я не знаю, где мы. Не знаю. Пеленгуй, ищи нас. У тебя техника, а у нас сейчас только груда металла. Вот идиот. – теперь Максим, правый летчик нашего вертолета, обратился к нам.- Говорит: пойду к синоптикам, так как по его данным здесь не может быть никакой грозы. - Ощущение, что небеса разверзлись. - Да, попадал я разок на Ми-6 в грозу, но там цветочки были по сравнению с этим. - Глядите! – вдруг крикнул Максим, показывая прямо. Прямо по курсу что-то матово блестело. - Гора покрытая лесом.- пронеслось в моем мозгу. Петрович направил вертолет резко вверх. Но тут перед нашими глазами возникло нечто. Огромное, гигантски огромное нечто. И это нечто опускалось на нас. Я почувствовал, как пол вертолета уходит вниз, и мы, подобно пикирующему бомбардировщику, устремились вниз, но … .Опять это зловещее НО. Наш вертолет ударился во что-то прозрачно-резиновое, если вы, конечно, сможете себе такое представить. Я вам помогу: представьте себе летящего большого шмеля, налетевшего на надутый воздушный шарик. Он проминает, но не прорывает его, ломает при этом свои крылышки и падает вниз. Вот точно также и мы вдавились куда-то и, обломав свои лопасти, начали резко проваливаться вниз. Что ждало нас внизу, мы все прекрасно знали. Хотелось только одного. Нет - двух: первое – это, чтобы быстрее все закончилось, и, второе,- чтобы быстрее умереть от болевого шока при возгорании топливных баков. Но… Опять это равновеликое НО. Но под нами, совсем рядышком оказалась гора, покрытая густым лесом. Мощные кроны приняли на себя первый удар, смягчив его. Потом еще удар. Причем сильнее всех пострадал я, так как летчики сидели в мягких креслах. Потом треск и плавное, но постепенно все усиливающееся скольжение вниз. Более тонкие деревья ломались и с неохотой пропускали нас. Вековые деревья отшвыривали нас подобно мячику от пинг-понга. Наконец-то все стихло. В смысле не ливень и ураган за бортом, а только скольжение вниз. - Быстрее вон, пока не рвануло.- прокричал Максим, на четвереньках вылезая со своего кресла. - Мужики, я не могу. Побило сильно.- пожаловался я. Они подхватили меня подмышки и потащили вон. Открыли дверцу и шагнули наружу. Проще было прыгнуть в бассейн с холодной водой. Вода, которая окатила нас, была и ледяная, и била струями, как у пожарного брандспойта. Отбежав шагов на пятьдесят, мы упали, запутавшись в каких-то лианах. Взрыв не заставил себя долго ждать. Куски обшивки со свистом пролетели над нашими головами. Вытекающее горящее топливо вначале потекло в нашу сторону, но вскоре, подчиняясь рельефу, приняло влево и вообще пропало, скатившись в какую-то земную щель. Над нами медленно пролетела громада чужеземного космического корабля. Еще минут пять и природа успокоилась. Появилось солнце, стало заметно теплее. - Угораздило же нас оказаться в месте выхода корабля из-под пространства. - Нет. Из-под пространства они должны выходить намного раньше. Представь, если чуть ошибешься. Второй тунгусский метеорит обеспечен. - А, может, так и было. Кто сейчас скажет. - Не-е. Навряд. Тогда видели космическое тело и хвост за ним, как у комет. Здесь совсем другое дело. - Только нам от этого не легче.- вставил свое слово я. - То же верно. Пошли рацию посмотрим. Мы подошли к обугленным останкам. Оптимизма они почему-то не придали. Даже ракетницы были оплавлены и покорежены. Хотели найти “черные” ящики, но их нигде не было. - Алексей, - обратился ко мне Петрович,- посмотри в кустах. Может его туда взрывом выбросило. Надеюсь, ты помнишь, что черный ящик у нас оранжевого цвета? - Разумеется. Не первый день замужем. Вы смотрите, что полезного здесь осталось, а я вокруг посмотрю. Я так понимаю: где мы – никто не знает, коль нас на радаре не было. - Выходит так. Но искать будут однозначно. - Да я в этом нисколько не сомневаюсь. Площадь только больно большая. Тайга, что амазонские джунгли или бразильские сельвы. - А вот этого не надо. Нас найдут. Понял? - Понял. Просто я к тому, что помочь им надо в этом. - А кто против. Поскребем по сусекам, подумаем. Времени у нас теперь достаточно. - Хорошо хоть лето. - Верно. Хоть в этом подфартило. - Слушайте, а оружие у вас есть? - Ты что, мы же в Хабаровск летели, а не в Кандагар. - Эх, а вот у американских летчиков всегда пистолеты оказываются. Во всех фильмах. - Вот и летел бы с американскими летчиками. - Не-а. Мне наши вертолеты больше нравятся: на ихних трясет сильнее. А Ми-8, вообще, как на такси. Максим с Андрей Петровичем стали копаться в своем родном, на котором летали уже больше пяти лет, старичке-вертушке, а я пошел в кустики. Заметил одно раскидистое дерево и, как от нуля, начал прочесывать местность вокруг пожарища. На одном дереве, сваленном благодаря прямому вмешательству нашего вертолета, я нашел лиану лимонника с еще незрелыми ягодами. Не вкусно, но полезно. Еще дальше – несколько лоз дикого дальневосточного винограда. Кислятина, хоть глаз вырви, но на безрыбье и рак – рыба. А самое главное: на небольшой полянке росли молоденькие побеги папоротника. И были они как раз на стадии мягкого череночка с нежной скрученной завитушкой сверху. Да это же деликатес. Ящик я не нашел, но результатами поиска остался доволен. - Удачно шлепнулись: лимонник, виноград, папоротник. Не спелые, но хоть это есть, чтобы съесть. Ящика нет. А у вас? - У нас тоже нет. Ящика нет, еды нет, спичек нет. Зажигалка и та рванула от температуры. - Серьезно? - Серьезнее некуда. Да и одежда вся мокрая. Не хватало еще простуду подцепить. - Там полянка небольшая солнечная с папоротником. Орляк соберем, а на его месте одежду разложим и просушим. Мужики, а у вас какая-нибудь емкость из-под воды сохранилась? - Да. А тебе что надо? Есть термос со стаканчиком, есть бак. Он на стене пристегнут. - Отлично. Беру все. Вы пока собирайте папоротник, а я дождевую воду соберу пока не впиталась в землю и не испарилась. – я вернулся к вертолету, отстегнул бачок, взял из сложенных в кучу уцелевших вещей термос. Лопухи там росли такие здоровые, что стебли были не способны удерживать их на весу. Поэтому они устилали дорожку, где после дождя скопилось достаточно много воды. Аккуратненько, листок за листочком, осторожно сливая воду сперва в стаканчик, а затем уже в бачок, я пополнял наши питьевые запасы. Потом дошла очередь и до луж. Где стаканчиком, где используя те же листья лопуха, начерпал водички и оттуда. Худо, бедно, но литра два там уже плескалось. Хотел для придания вкуса и объема добавить мякоть винограда, но вспомнил, что орляк надо варить, а после него вода, скорее всего, уже не будет пригодна для питья. Надо экономить любую жидкость: не известно, когда пойдет следующий дождь. Я не хотел каркать, но обыскать всю тайгу и обнаружить сгоревший вертолет под кронами этих деревьев – несерьезно. Одна надежда на радиомаяк, но который мы не смогли найти. Может и прав Максим, предположивший, что часть вертолета унесло потоком горючего в эту расщелину. Ведь действительно, нет достаточно большой части корпуса вертолета. Не могло же ее взрывом забросить так далеко. Тем более мы вокруг достаточно хорошо все обыскали. Да и не один раз. Хорошо хоть неприкосновенный запас продовольствия разметало, но баночки удалось собрать. Спать легли под крышей останков вертолета. Утром проснулись бодрые, жизнерадостные, но голодные. - Неплохо бы горяченького.- помечтал Макс. - Все спички в месиво. – как бы подъитожил Андрей. - Максим, ты аккумулятор смотрел? Что там? - Глухо, как в танке. Банки пробиты. Да, что толку – рации-то нет. Я поднялся и пошел к вертолету. Поискав, нашел то, что искал – длинный кусок проволоки. Подошел к откинутому взрывом аккумулятору. Поднатужился и поставил его более удобно для меня. Прижал один конец проволоки к одной из клемм, а вторым концом начал замыкать на остальные батареи. Как я и надеялся, некоторые банки остались целыми. - Мужики,- закричал я,- есть огонь. Давай сушняк. - Да где ж тебе его взять после такого ливня. - А подушка у тебя ватная или поролоновая? - Ватная. Поролон вреден для здоровья. - Ну, а что ты тогда вопросы задаешь. Тащи. Андрэ, там пара ящиков из-под разбитых бутылей. Тащи их до кучи. Так при помощи разбитого аккумулятора мы высекли искру, развели огонь, подогрели еду и сварили молодой папоротник орляк. Одно из сломанных деревьев немного разгорелось и осталось тлеть, сохраняя для нас угольки. Куском дюрали мы прикрыли дерево, чтобы нечаянная тучка не лишила нас огня. - Как я понимаю, сейчас самое главное – подумать, как будем подавать сигналы бедствия. - А что здесь думать. У нас в этих условиях только одно средство – дым. Благо поляна есть. Наломали сухих веток, навалили на них подсохшие уже листья, а сверху – шалашиком установили бревнышки. - Одно не продумали – как огонь понесем от бревна. - В принципе можно на листе дюрали, а можно на трех-четырех листах лопуха. - Тогда нет вопросов. - У меня вопрос. Даже скорее утверждение – кушать хочется. У нас парашюты где? - А ты, что, параплан хочешь сделать и с него охотиться на мамонтов? - Нет. Проще. Намного проще. - И все же? - Силки. Здесь же тайга. Белки, куницы, олени. Хоть кто-то должен рядом жить. Попытка не пытка, как любил говорить товарищ Берия. А вы попробуйте поискать воду, так как, судя по погоде, дождь не ожидается. - Слушай, откуда ты такой умный и чего раскомандовался. Вон Петрович, хоть и капитан, но из майоров. Не надо меня учить. - Макс, успокойся.- вступился за меня Андрей.- Ну, разве он не дело говорит. Дело. Просто мы с тобой летуны, а он земной человек, поэтому на земле быстрее соображает. К тому же я майор разжалованный, а он – подполковник. - Кто? Не верю. - Твое дело. А только он с Дальнего Востока майором уехал, а потом подполковника получил. Так что у него по - любому право командовать есть. Макс покраснел и с чувством вины посмотрел на меня. - Петрович, во-первых, я уже в запасе. - Но ведь не в отставке же. - Нет. - Ну, вот. Значит, почти действующий. К тому же на Дальнем Востоке десять лет прослужил. - И это было. - Товарищ подполковник, - обратился ко мне Максим.- простите, пожалуйста, погорячился. Тревожно все - таки – вдруг не найдут. - А это и понятно. Если сказать фифти – фифти, уже преувеличить наши шансы. - Вот. - Ладно, проехали. Тогда по плану: я – ставить силки, вы – искать воду. Попробуйте вон с той трещины в скале, вокруг которой полно птичьего помета. Если нет, то надо покопать в той траве – уж больно буйно она растет. Может, там вода неглубоко. – я достал из кучи, как со скатерти самобранки, уложенный парашют. Отрезав от него несколько строп, сам парашют я обмотал в несколько слоев вокруг наклонно растущего дерева, опустив нижний конец полотнища в подставленное самодельное корыто. В случае начала дождя вода будет скатываться по ткани в емкость. Прежде чем войти в лес, сориентировался по солнцу – оно светило в левое ухо. Бродил недолго. Тайга – это не пригородный лес. Здесь своя жизнь. К сожалению, у меня не было охотничьих навыков. Да и саму охоту я не люблю, так как считаю ее нечестной по отношению к животным. Но здесь другое дело. Здесь животное – пища. Здесь ты такая же добыча для другого хищника. Тем не менее, я умудрился рассмотреть несколько проторенных животными тропок. Хотел найти на земле следы, чтобы определить их размер, но трава скрывала от новичка всю информацию о них, кроме того, что они здесь есть. А, значит, их можно съесть. Я завязал на конце стропы два узла и в образовавшуюся петлю протянул второй конец. Получил скользящую петлю, размер которой можно регулировать. Пришлось сломать пару веток и воткнуть их в землю, а на них уже укрепить эту удавку. Свободный конец привязал к ближайшему дереву. Когда начал устанавливать вторые силки, сообразил, что от палок пахнет человеком, поэтому использовал лопухи в качестве перчаток. Сколько было веревки – использовал всю. В этой ситуации важную роль играет и количество силков. С чувством выполненного долга пошел домой. Темнело. Андрей с Максимом тоже поработали на славу. Из трещины в скале сочилась вода. Пусть еле-еле, но сочилась. В неглубокой яме – грязная жижа. Тоже можно подумать, как отжать, отнять у нее драгоценную для нас влагу. - Умнички.- сказал я им.- Вы сделали самое главное – добыли воду. Когда человек рождается, в нем примерно девяносто пять процентов воды. Плюс-минус. К старости мы усыхаем, но все равно в нас восемьдесят – восемьдесят пять процентов воды. Даже, если есть еда, но нет воды – хана. Для переработки еды нужна вода. Если есть сухую пищу, но не пить, то все равно кранты. Хотя бы чуть-чуть еды и вдоволь воды – спасемся. Вскрыли одну банку на троих. Мало, но лучше перестраховаться. Когда спишь, есть не хочется, но она, почему-то, снится, а утром хочется вдвойне. Попив водички, я пошел проверять силки. Первые силки были пустые. Кто-то в них попался, но перегрыз веревку и убежал. Пара штук оказались не тронутые. А в четвертых билась дичь. Зверек, похожий на куницу, метался и пытался выбраться, не понимая, что этим еще сильнее затягивает собственную удавку. Я хотел придавить ее палкой и придушить, но зверек был очень шустрый и даже пытался меня атаковать. А зубки у него побольше крысиных. Тогда я резко дернул за веревку. Она еще сильнее затянулась на шее, и я успел придавить палкой голову зверька к земле. Короче, я его убил, хотя это было и противно, гадко, но необходимо. Когда факт убийства состоялся, с тушкой мне обращаться было уже спокойнее. Моя совесть на время замолчала. В следующих силках я обнаружил обглоданный трупик даже не знаю кого. В последней петле был полуживой соболь. Красавец. Шкурка переливается. Но кушать очень хотелось, поэтому я убил и его. Домой я пришел победителем. - Алеш,- обратился ко мне Андрей,- Макс видимо подстыл: голова горит, ходит, как чумной. - Максим,- теперь уже я обратился к Максу,- температуришь или еще нет? - По-моему уже: голова горит, пить хочется. - Пить – это хорошо. Пить надо как можно больше, чтобы токсины выводить из организма. Но и организму помочь нужно. Сейчас кипяток сделаем и заварим травки. Андрюш, сделай кипяток, а я травку малеха пошукаю. Я начал судорожно вспоминать, что же такое можно нарвать в лесу, как жаропонижающее. Мед – это хорошо. Но я не Винни-Пух и не знаю, где здесь растет мед, то есть на каком дереве. Малина – тоже хорошо. Но и ее тоже надо найти. То есть вывод один: иди и смотри. Так я и сделал. Вокруг, конечно, бушевала тайга, как никак, а уже август наступил. Цветы, ягоды – ешь, не хочу. Вот, например: заросли болиголова. Огромные двух-трех метровые стебли создали целую рощу, которую я был вынужден обойти. Хоть болиголов чаще растет по оврагам и балкам, но здесь ему оказалось привольно и комфортно. Серые шаровидные слегка сжатые с боков плоды просились в мой голодный желудок, но… Сдаваться я не намерен. Невдалеке зонтики соцветий веха ядовитого. Скорее всего, рядышком или подводная река, или еще что-то, так как вех растет по сырым лугам да по берегам рек. Привлекли внимание на полянке красно-оранжевые плоды ландыша. Но чем опасны его глюкозиды я тоже знаю. Вот так всегда: что нужно сейчас – нет, а когда не надо – пожалуйста. Хорошо хоть нашел полынь. После неудачного приземления мое тело было покрыто множеством синяков и маленьких ран. А если растереть листья подорожника, черного паслена или мать-и-мачехи, можно и разжевать, листья полыни, пижмы, молодые листья лопуха и эту массу приложить к ушибам, ранкам, нарывам, то боль стихнет, да и нарыв может рассосаться. Главное – все сделать вовремя и на опережение. Увидел полянку с ромашками. Надо будет вернуться и проверить, какая это: аптечная или косметическая. О, отлично. Кустики почти отцветшего зверобоя, а в невдалеке – заросли крапивы. Нарвал еще и зверобоя и отнес все это на стоянку. - Максим, как закипит, завари зверобой. А я сейчас еще за крапивой схожу и ромашку посмотрю. - А крапива-то зачем? - Как зачем? Ты разве салат или щи из молодой крапивы не ел? - Не-а. - Жаль. Очень вкусно. Но главное в ней – это обилие в ней витамина С. Конечно, хорошо бы тебе дать ударную дозу витамина С, грамма полтора-два. Но где же столько возьмешь. Хоть бы сколько у тебя усвоилось. Вот ведь штука интересная: в нас усваивается лишь десятая часть того, что мы съедаем. То есть съели сто граммов морковки, а усвоилось всего десять, а остальное ушло на удобрения опять в почву. Так что готовься к тому, что здесь нет аптеки, нет антибиотиков, поэтому будем брать количеством. - Да ничего мне не надо. Так выкарабкаюсь. Не в первой. - Да, не в первой. Ты дома день-два посопливел и вызвал врача. Он тебе сразу антибиотик, и ты через недельку уже здоров. Но ты не забывай, что ты не дома, и мы не на пикнике. Врач к тебе не придет, если только медведь или тигр тебе не помогут. Возиться с больными и дома не фонтан. Ты сейчас можешь обидеться, но потом поймешь, что в такой ситуации нужны здоровые, хотя, как правило, приходится иметь дело с больными да ранеными. Без обид, но выкинь мысли, что немного поболею, посочкую. Не тот случай. Еще пару дней посидим, и придется идти, а с температурой ты не ходок. Понимаешь? - Да понял я, понял. - Ну и чудесно. Тогда я пошел, сделаю еще рейс, пока вода не закипела. Пришел на ромашковое поле. Листочки растений тоненькие, как ниточки, узкими дольками. Разрезал желтенькую подушечку – внутри полая. Все признаки аптечной ромашки. Она хороша еще и тем, что кроме заваривания от простуды, ее можно бросить в костер и дым, образующийся от горения цветков ромашки, отгоняет насекомых. Снял рубашку, обмотал руку и нарвал еще и крапивы. На сегодня хватит. Максим молодой крепкий парень. Его здоровье плюс фито чай и все будет хорошо. По крайней мере, мне этого очень хотелось. Еще не доходя до костра, почувствовал изумительный аромат жареного мяса. Андрей сам сделал и поставил силки. Теперь угощает. Конечно, очень приятно научиться чему-либо и увидеть результат. В этом результате как раз самая изюминка и есть. Хотя в нашем случае – мясо, но и это тоже хорошо. - Алексей, у тебя нюх военный. Подходи, мясо как раз подоспело. Летчики тоже кое-что умеют. - А кто сомневался. Максим, а у тебя как дела? - Нормалек. Еще денек и буду как огурчик. - Даст Бог, будешь на большой земле долечиваться. - Да пора бы уж. Что-то наши местные кореша – летуны не чухаются. - А, может, у них тоже горючки нет. - Ха-ха-ха. А что, может, и так. Потом извинятся и скажут, что только подвезли и сразу за вами. - Самое главное – это то, что нас ищут. - Во-во. Кто ищет, тот всегда найдет. Если не спасатели, то археологи. Но чуть-чуть попозже. - Это понятно. Археологи сначала лопатой работают, а как почувствуют находку – совочком и кисточкой. А знаешь, сколько времени нужно, чтобы кисточкой вертолет откопать? Вот то-то. - Господа офицеры, что-то у вас юмор уж больно черный. - Не черный, а военный. А эту мудрость еще Ходжа Насреддин подъитожил: на Аллаха надейся, а ишака привязывай. - А мы и привязываем: вон Петрович сегодня два силка поставил и оба сработали. - В таких случаях бывалые говорят: новичкам везет. Они же не могут просто признать, что молодой оказался проворнее. - Хе-хе. - А что, Андре, я разве не прав? - Конечно. Алексей, а когда ты был не прав? Нет, нет, я в хорошем смысле. Я сейчас за тобой, как ведомый за ведущим бортом иду. - А вместе мы – ко-ман-да! - Не команда, а экипаж. Ладно, вы тут посидите, а я отойду в кустики – освобожу место под чай. - Тебе помочь? - Сам справлюсь. Юмористы – подкалымщики. Вскоре Андрей вернулся. В руках у него был большой лист. - Мужики, а что это за дерево? Судя по листу – каштан. Но они же на юге растут. - Да, судя по листу – конский каштан. А где ты его сорвал? - Да вон там. Их там целая куча. - Пойдем, посмотрим. Все поднялись и пошли за Андреем. - Во. Пожалуйте. - Действительно. Хотя в Саратовской, Воронежской губерниях они растут хорошо, а там морозы и под тридцать бывают. - Бывают. Но вы обратите внимание, как они посажены. - В смысле? Е-мое, ну, ты, Максим, и молодец. Как это я сразу не разглядел, что они растут ровно по линии. - Да, это явно не самосад. - А кто же их мог здесь посадить посреди глухой тайги? - Судя по толщине деревьев, им лет тридцать. - По крайней мере, не меньше двадцати. - Интересно, а их нашли? - Нет. Это над их могилками посадили. - Очень смешно. - А Алексей улыбнулся. - Когда я в армии четверть века отслужу, тоже улыбаться буду. - О, у тебя еще чувство юмора сохранилось. Значит, еще не все потеряно. - А что у них листья какие-то черные. У нашего дома каштан рос, так у него много светлее листья были. - Да и липкий лист какой-то. - Может, тля. Дай посмотрю. Действительно. По-моему – это сок. Обождите, что-то я вспоминаю, что некоторые растения перед дождем “плачут“. Я не помню, относится к ним каштан или нет, но лучше перестраховаться. - Да какой дождь, Алексей. На небе ни облачка. - Согласен. Обычно у меня перед сменой погоды голова болит. А сейчас нет. Но, все равно, не нравится мне этот лист. - Не нравится – не ешь. - Очень смешно. - Еще один. И все засмеялись. По дороге к костру я наклонился и сорвал растение. - Мужики, вот отцветший клевер. Видите? - Ну и … - А то, что клевер перед дождем наклоняет свою головку и как бы прячет ее в верхние листья. Глядите. - Ни че не вижу. - Никогда не обращал внимания. - Зато я прекрасно это знаю. - Алексей, ты такой умный, аж противно. Тебя уже убивать пора. - Не противно, а завидно. Верно? - И завидно. Но еще больше – противно. - Хочешь, секрет открою? - Ну? - Я перед вылетом умную книжку прочитал. Называется она: “Туристу о растениях“. Я по дороге хотел в Шмаковку к дружку заехать на пару суток, по тайге полазить. Интересно же. - Ну и как? Заехал? - Заехал. Только дружек уже отошел в мир иной. И там ждет меня. - Ничего. Потерпит. У него теперь времени этого завались. Как и у нас, впрочем. - На счет нас не согласен. Подготовлюсь я лучше к дождю. - Ну, давай, давай. - Лучше ты через сутки надо мною посмеешься, чем сожалеть о потерянном огне. Максим, укрой аккумулятор, пожалуйста. Под навесом из остатков корпуса вертолета я вырыл куском пропеллера продолговатую яму. Уложил дно и бока камнями. Андрей подкинул мне пару больших камней. - Алексей, гляди – вот камень и вот камень. Какая разница? Можешь не отвечать, так как вопрос риторический. Этот плотный, монолит. А этот явно пористый. Пористый камень при нагреве может рвануть, как граната. Поэтому перед обкладыванием их надо проверять – постучать один об другой. Если в камне есть полость, особенно наполненная жидкостью, то жидкость при нагреве будет расширяться быстрее, чем толща камня, то есть будет взрыв. Может и не убьет, но хлопот прибавит. - А я как-то не подумал об этом. - Не ты первый. Просто ты в походы не ходил. На природу и в поход – разные вещи. - Теперь я понял. - Да. Век живи, век учись. - И дураком помрешь. - А ты что хочешь? Абсолютное знание только у Бога. Потом я на камни набросал старых углей из действующего костра и всякой деревянной мелочи. Взял прутики потолще и заточил их концы множеством заусенцев. По обеим сторонам костра положил вязанки дров, стянутые по краям. Сверху, крест-накрест, другие, чуть покороче. Получилась своеобразная пирамидка. При горении угли будут сваливаться в канавку, а пирамида будет становиться меньше и при этом не разваливаться. А длинную яму я сделал для того, чтобы троим сразу можно было греться, если в дождь похолодает. После этого я максимально забил площадь сухими дровами. - Алексей, а сидеть-то где мы будем? – поинтересовался Андрей. - Андрэ, ты Эзопа читал? - В школе. - Понял. Кто не читал – рассказываю, кто забыл – напоминаю. Как-то Эзопу потребовалось добраться из одного города в другой. А между ними то ли пустыня была, то ли разбойники. Неважно. Решил он “на хвост упасть“ одному попутному каравану. Попросился. А ему говорят: “Возьмем, но только носильщиком. Выбирай сам себе груз, который понесешь до этого города. “. Осмотрелся Эзоп и взял тяжелую корзину с хлебом. Все носильщики засмеялись: рядом были и более легкие вещи, хотя и достаточно тяжелые. Тронулись в путь. К вечеру остановились на ночлег. Поели. Часть хлеба забрали из корзины Эзопа. На следующий день опять отдыхали и ели. Ели хлеб из корзины Эзопа. Вскоре выбросил Эзоп пустую корзину и пошел налегке. А у других носильщиков с каждым километром ноши становились все тяжелее и тяжелее. - Это точно. Помню в училище, как нас на кросс гоняли. Первый километр автомат легкий, а на пятом – ремень так плечо оттянет, что потом еще неделю болит. - Это от непривычки. Вы же летчики. А нас гоняли и с автоматом, и со скаткой из шинели, и с лопаткой. Иногда даже в противогазе. Короче, еще вопросы о дровах есть? - Нет. - Тогда отдыхай. - Не-а. Ты посмотри на небо. Видишь облака на небе перистые. - Учу. Значит, до дождя пара часов. - По крайней мере, до смены погоды. Ты был прав. Как обычно, впрочем. - Ну, такая уж я какашка. - Нет, ты хорошая какашка. - Какашка хорошая пока на нее не наступили, не потревожили. А еще лучше – в землю закопанная. - Нет, туда нам еще рано. А вот тревожить тебя я не рекомендовал бы. - Я отходчивый. Погода не дала нам даже двух часов. Вскоре небо потемнело, и пошел тропический ливень, который вскоре перешел в нудный обложной мелко моросящий дождичек. Под навесом, обдуваемым теплым воздухом костра, мы задремали. - Э-э, мужики! Мотор! Вы слышите? Вертолет. Это спасатели. Костер! Разжигай костер! Мы все выскочили под дождь. Где-то в стороне, еле видно среди туч, мелькал родной Ми-8. Андрей схватил консервную банку, руками набросал туда несколько горящих угольков и, прикрывая собственным телом эту драгоценность, побежал к нашему аварийному костру. Собственно, я уже понял, что будет. Ливень плюс обложной дождь сделали свое черное дело. - Операция “Спасти подполковника запаса“ провалилась в самом начале. – грустно сказал я Максиму и полез под навес. Вскоре вернулся под навес и Андрей. - Жаль, что я матом не ругаюсь, а то бы ругнулся. – тоже грустно сказал Максим. - Видно ты в душе горожанин. - А что в городе матом не ругаются? - Ругаются. Но дело в том, вернее, основа этого в этом, что в деревне матом не ругаются. В деревне матом разговаривают. А так как отток из деревни в город большой, деревня, благодаря бездарному не профессиональному и, что еще страшнее, продажному Правительству, вымирает, то это… Нет, не буду озвучивать то, что я подумал. Хотя, как посмотришь на это пьяное матерящееся существо, то иного слова и не скажешь. Эта масса, поселившись в городе, в большом доме думает, что они уже стали горожанами. Но этого же мало. Он продолжает существовать тем же, что и было. Его дети в школе ведут себя, как родители. Хотя им и учителя, и друзья подсказывают, как надо себя вести. Но влияние, постоянный пример поведения родителей – это могучая вещь в воспитании. Это матрица поведения ребенка. И только в третьем, четвертом поколениях деревенщина становится городским жителем с потомственной, а не вынужденной, претензией на культуру, интеллигентность, интеллект. Хотя и не обязательно. Некоторые и не становятся. - А как он им станет, если все работяги матерятся. - Согласен, но не совсем. Есть и врачи матерящиеся. А мой отец и дядька хоть и сами приехали из села, но оба не матерились. У них в доме это не было принято. Да и по культуре не уступали инженерам. - Ты же сам сказал, что родители дают матрицу поведения детям. Вот и ты до подполковника дорос, а никогда ни одного солдата или прапора не оскорбил. - Нет. Пару раз на солдат кричал. А один раз даже матом. - Ну и как? - Представляешь, он мне говорит: “Товарищ капитан, вам не идет матом ругаться. Давайте я так больше не буду, а вы больше не ругайтесь матом.“. Видал. Ультиматум целый. - А ты? - А что я. Согласился. Мне и самому это не понравилось. - Это…. Как по латыни будет? - А? А… Утиле дусце мистера – сочетай приятное с полезным. Запомнил? - Учись, Максим. Иногда и солдат хорошему может научить. - А меня, кстати, солдаты и драться научили. У нас было отделение охраны КГБ. А там двое хлопчиков – каратистов служили. Так они меня и дрессировали. - То есть? - В Китае говорят, что для того, чтобы запомнить, как правильно, технично бить, надо это движение повторить тысячу раз. - А, понял. Ну и… - Ни че. Нормально. Я им благодарен. - Во, Максим, вот она житейская военная мудрость. - А все равно дураками помрем. - Верно! Хоть и грустно было, что спасатели недобросовестно отработали наш квадрат и нас не нашли, но, что поделаешь – судьба. Не все человеку ведомо, что и зачем происходит с ним на земле. Часа через два закончился дождь. Вокруг все развезло. С деревьев слетали крупные капли, умудряясь при этом попасть за воротник. Холодно. Сыро. Тоскливо. - Хорошо хоть бортовой журнал не замочило. - Не понял? А что, летчики тоже ведут бортовой, как моряки? - Нет, конечно. У нас для этого черный ящик есть. У меня отец был капитаном океанского лайнера. Так я, глядя на него, типа журнала записи веду. - У сухопутных крыс это называется дневник. - А, в принципе, какая разница. - В принципе? Нет. Тогда возьми полиэтиленовый пакет. Он целый, без дырок. - Спасибо. После улета вертолета на душе было подстать погоде: муторно и паршиво. Я решил прогуляться, хотя, изредка падающие с деревьев капли, оптимизма не добавляли. Но, чтобы облегчить душу, человеку иногда нужна капелька мазохизма. Если сам себя не пожалеешь, кто же еще пожалеет. Живя вынуждено в автономных условиях, просто прогуливаться нельзя. Прогулка должна совмещаться с разведкой местности или, как говорят военные, рекогносцировкой. Я прислушивался, приглядывался, иногда срывал растения, судорожно вспоминая, где и как их можно использовать. Я гулял достаточно долго и отошел от лагеря на пару километров. Склонившись над незнакомым растением, я почувствовал рядом с собой присутствие кого-то живого. Первой мыслью было, что рядом тигр или медведь. Я осторожно огляделся. Не более, чем в десяти метрах от меня были заросли дикой малины и около них спиной ко мне стоял мальчишка лет десяти – двенадцати. Когда он подошел, я, естественно, не слышал и не видел, но сейчас, увлеченный поеданием малины, он не видел меня. Я медленно встал. - Эй, пацан.- негромко окликнул я его. Странно, но он даже не вздрогнул, и не было признаков, что он испугался или хотя бы удивился моему присутствию. - Здравствуй, дяденька. - Скажи, а ты здесь живешь? Ваша деревня далеко? - Да верст двадцать будет. - В смысле километров? - Не-е. По-вашему километров двадцать пять с гаком. Верста-то чуток длиннее километра. - А ты с кем здесь? Сумерки уже. - Один. Я уже давно один хожу. - И тебя родители отпускают? - А что такого. Я уже прошел посвящение и стал полноправным воином, как и все мужчины. - Совсем, совсем? - Ну… хоть я еще и инок, но, как воин – да. - Инок? А здесь монастырь что ли? - Нет. У нас вся деревня такая. - Обожди. Вся деревня? Вы что - староверы? - Можете называть и так. А вообще-то мы относимся к ордену “Лесных братьев“. - Поясни, пожалуйста. - Когда в десятом веке решили крестить Русь, не все этого захотели. Очень многих убили, сожгли на кострах. Кто-то испугался и крестился, кто-то нет. Мои предки ушли в эти края, сохранив свою веру. - Даже так? - Да. - И вы вообще не контактируете с внешним миром? - Почему же. Мы не дикари. Еще Энгельс писал, что, если бы племена не общались между собой, то и не было бы цивилизации и все племена до сих пор жили бы в каменном веке. - Молодец. Я это тоже читал. А сам-то в городе был? - Был. - Понравилось? - Кое-что интересное есть. Но я недолго был. Мы на соревнования ездили. - Куда?! На соревнования? - А что такого? - Вообще-то… Конечно, ничего. А по какому виду спорта? - Сейчас точно не помню. Карате какое-то. - Какое-то?! Интересно. И ты выступал? - Да. - И тебе все равно какое-то карате? Хоть окинавский стиль, хоть киукишинкай? - А-а, они биться не умеют. Дерутся и все. Даже не интересно. - А ты какое место занял? - Первое. Да наши все тогда первые места позанимали. В разных стилях. - И у вас вся деревня такая? - Да. А что? Я же говорю – все сдают посвящение на воина. Только девушкам немного поблажка, да у них и назначение другое. - А что же тогда про вашу школу борьбы не слышно, если у вас все такие крутые бойцы? - А мы очень редко выступаем здесь. Мы иногда ходим в Китай. Там в некоторых деревнях происходят праздники с борьбой. Вот там мы и шлифуем свое умение, находим новые приемы и защиту от них. - А ты про Шаолинский монастырь слышал? - Конечно. У меня на видике много кассет про них. - На видике? - Я же говорю – мы не дикари. Мы просто живем отдельно от вас. Вы нам не мешаете, а мы – вам. - А у вас есть бойцы, такие, как в Шаолине? - Конечно. Только у нас славянское направление. Техника немного другая. У нас же морозы, снега. Этого забывать нельзя. - Ну да, ну да. А лечить ваши воины могут? - Ну-у, я могу. Разумеется. И руками, и травами, и дымом. Человека дымом и вылечить, и убить можно. Главное – это содержимое дыма. - И ты все это умеешь? - Я в третий раз говорю, что я уже посвящен в воины. - А сколько же тебе лет? - На новую луну одиннадцать будет. - А не рано ты воином стал? - Немного рано. Обычно в тринадцать – четырнадцать. Но я способный. - Скажи, а меня, такого большого и взрослого, ты мог бы убить? - Если потребуется? – он немного задумался. Потом достал из-за пазухи просторной холщевой рубахи тонкую, заточенную с одной стороны, косточку. – Вот. Полая кость соболя. Внутри – яд. Здесь залито воском. Попадет в тебя или в медведя, скажем, три минуты и все. - Здорово. А мне дать такую можешь? - Не-е. Вы непосвященный. Я клятву дал. Не могу. - Понимаю. Клятва – это, как присяга у солдата. Хорошо, ну, а провести нас в деревню можешь? У нас вертолет разбился. - Не-е. Я знаю. Но у нас решили, чтобы не знали о нас. Мы вас спасем, а вы расскажете людям о нас. А наш орден тайный. У вас там о нем даже и не знают, хотя слухи какие-то ходят. - Как о японских ниндзя. - А вы зря, дяденька, смеетесь. Наши родители вашим ниндзя и не уступят. - Я рад, что на Руси такие есть. Хорошо, но тебя-то я все равно видел. Скажи хоть в какую сторону идти, а то спасатели мимо пролетели. Самим выбираться придется. - Навряд ли. Вам не повезло. Не одни вы. Не дадут они так просто людям самим умереть. - Как это понимать? - Сами увидите. Сами же сказали, что вас искать здесь уже не будут. Вы все равно погибшие или без вести пропавшие. - Это что? Черный юмор такой? - Нет. Просто мы их хорошо знаем. - Кого их? И, если они такие нехорошие дяди, то почему вы с ними не разберетесь? - Я же сказал: мы не вмешиваемся в жизнь людей. - Но в город-то выходите, на соревнования. Все равно вы, хоть косвенно, но зависите от нас. Не сами же вы видик изобрели и сделали. Чем-то город помогает вам, чем-то вы должны компенсировать городу. Монахи и те воевали за императора. А вы нам помочь не захотели. Или испугались тех? - Дяденька, не смешите.- Он глубоко вздохнул.- Не я решил это. Я обязан только повиноваться. - Но мнение свое ты можешь иметь. На Руси всегда любой воин мог высказать свое мнение князю. Это потом они жлобами стали. А сначала ведь наравне с простыми бились. - Я подумаю. - Подумай, подумай. Только поторопись, а то мы скоро уйдем. Мы же дороги не знаем, и сколько блудить будем, один Бог знает. - А у нас их несколько. - Ну, это ваше дело. Если ты такой грамотный, то знаешь, что у нас свобода вероисповедания. Так что вам уже и прятаться нет нужды. - А мы теперь не из-за веры прячемся. Из-за наших знаний. - Знаний? - Да. Мы сохранили знания наших предков и даже кое-где их преумножили. Вы все восхищаетесь: исчезнувшая цивилизация, артефакты. А это все у нас. У нас знания античных цивилизаций, записи сарматов, скифов, тотлеков. Мы знаем то, что вы не можете разгадать. - Но это же грешно. Знать ответы и не поделиться знаниями. - Нет. Даже я понял, читая их, что сейчас вас нельзя допускать к секретам пропавших цивилизаций. Вы атом пустили на бомбу, а только потом, через девять лет, на ледокол “Ленин“. Ваши спецслужбы учатся зомбировать людей. И вы хотите, чтобы мы сказали вам, как это можно делать быстрее, надежнее, правильнее? Нет. Мы хранители этих знаний. Ваша цивилизация не готова к этим знаниям. - И кто же решит о готовности? Вы? - Да. И зря ты, дяденька, усмехаешься. У нас есть тайные книги. Мы ходим в Китай, в Тибет. Самые высшие посвященные решают эти вопросы. И не только славяне. - Может, ты в чем-то и прав. В твоих словах есть своя логика. Да и читал я кое-что об этом. Ладно. Не хотите нам помочь – ваше дело. На вашей совести будут наши жизни. - Молитесь вашему Богу. - А мы так и делаем. - Кстати, вам – в эту сторону. Через полчаса будет совсем темно. До свидания. - До свидания. Мы кивнули друг другу головой, и пошли своими дорогами. Я даже не знал, как поступить. С одной стороны – хотелось поделиться впечатлениями с друзьями. С другой – этого они как раз и боялись. Кто владеет информацией, тот владеет … Да, насмотрелся я про это и наших, и американских фильмов. Знаю, какие методы могут использовать для получения информации. Даже ко мне – олуху, державшему “в руках“ живую дискетку. Спасибо мальчишке, иначе так быстро я не дошел бы. Если вообще в потемках мимо лагеря не проскочил бы. - Алексей, ты хоть о нас думал? Мы же беспокоились о тебе. Нельзя на так долго уходить. Это все же тайга. - Извините, мужики, заплутал немного. Да и ушел далековато. Сказать и предупредить их о плохих, не ведомых мне дядях? Значит, открыть источник информации и все, что я хотел скрыть. Лучше утром уйдем отсюда, а сейчас обговорим это дело. Подготовим, так сказать, почву. - Мужики,- сказал я, укладываясь спать у костра,- реально глядя на вещи надо сказать: здесь искать больше не будут, то есть надо идти. И чем быстрее, тем лучше. Мы не сибиряки. Мы долго не протянем. - Согласен. - И я согласен. Тем более, что уже практически здоров. - Тогда с утречка собираем вещи и вперед. - Угу. - Спокойной ночи. Поспим нормально. Когда еще такие удобства будут. Ночь прошла спокойно, но утром нас разбудил громкий говор, матерщина. Я вообще не люблю, когда матерятся. А тут еще я знал про плохих дядей. Очевидно, мальчик оказался прав, и они пришли за нами. Ведь нас здесь искать уже не будут. Это место уже проверено. Мин, то есть людей, нет. Я – в предчувствии, Макс и Андрей – радостные, вылезли из своего ночного логова. На краю нашей поляны стояло пятеро бородатых, одетых в пеструю гражданскую одежду, мужчин. Точнее – автоматчиков, так как в руках у них были автоматы Калашникова. - Ну, что, соколы сизокрылые, зеленобокие, отлетали? Так. Два вояки и один пенек гражданский. Скула, что с пеньком делать? - А? В хозяйстве все сгодится. Если сам Бог их нам с неба в подарок послал, как же нам от них отказываться. – Скула засмеялся, а следом за ним и все остальные. Он явно был здесь в авторитете. - Мужики, постойте.- начал Андрей.- Мы потерпели катастрофу. Наш вертолет разбился. - С чем нас и поздравляем.- сказал Скула и все вновь засмеялись. Кроме нас, конечно, так как мы этот юмор почему-то не понимали. - Андрюш, ты разве не понял? – спросил я его.- Мы приплыли. - Не приплыли, а прилетели. Река – это река. Вы – отдельная статья. Очень редкая, но все равно приятная. - Все, мальчики, полетали и будя. У нас и рожденные ползать ползают, и рожденные летать все равно начинают ползать. Собирай монатки и айда в дорогу. Нам к обеду бы поспеть. А чтобы нам было более понятно, один из них подошел к Максиму и ударил его в плечо магазином автомата. Нам ничего не оставалось делать, как взять кое-какие мелочи. Собственно, у нас и вещей-то не было. Они пошарили вокруг и забрали то, что им понравилось. - Негусто с неба падает. Река щедрее будет. – С этими словами Скула махнул рукой, и все тронулись в путь. Мы шли посередине отряда, и бежать куда-либо было бесполезно. И тут я вспомнил слова мальчишки. - Молитесь своему Богу. Нам другого и не оставалось. Шли достаточно долго, но говорить не хотелось. А вот думки разные, вплоть до “черных“, роились постоянно. Кто они? Мы им нужны в виде рабов. Это понятно. Тьфу-тьфу, лишь бы не опыты. А то недавно только перечитал книгу о современных фашистах, проводящих опыты на людях. На каком-то отдаленном острове зомбировали людей и посылали их, как камикадзе, в Европу. Так они пустили на свои дела все местные индейские племена, и перешли уже на похищение людей в Европе. Все, что угодно, но лишь бы не медицинские эксперименты. На врачей они явно не похожи и буду надеяться, что у них и на базе врача – экпериментатора нет. Тогда кто? Выращивают коноплю? Тогда зачем мы? Им нужны только охранники. Что же они делают, если им нужна вся рабочая сила? Явно не клубнику собирают, и мак здесь не растет. Рабочая сила умирает и им нужна замена. В любом случае надо готовить побег. И чем раньше, тем больше шансов выжить. А для этого нужна информация. А что я могу сейчас? Что я знаю? Первое: им постоянно нужно пополнение рабочей силы. Второе: недалеко от их базы есть река, на которой они браконьерствуют на людей и их вещи. Кстати, если на реке пропадают люди, то почему их никто не ищет? Странно. Может, местный участковый коррумпирован? Да нет. Здесь уже уголовный розыск по поводу пропавшего человека. Но нет трупа, нет и дела. Убежал милый от несносной жены за уральский хребет и все. Дело закрыли. Но у нас-то военный вертолет. Который, впрочем, не нашли. И в этом и они, и мальчишка правы. Да и вертолет уже РОСТО, а не МО. Купчая подписана. На беглых зэков тоже не похожи. Хоть и крепко матерятся. А кто здесь в деревнях не матерится. Даже дети и те на мате разговаривают. Тайга одно слово. Дальше. Третье: один из местных авторитетов бандит по кличке Скула. Интересно, почему его так кличут? Скулы у него нормальные. Может, с одного удара челюсть выбивает? Тогда бы и звали – челюсть. Собственно, не это главное сейчас. Хотя… Если у него такое хобби, то лучше рядом не стоять. Четвертое: местность они знают великолепно. К нам пришли на рассвете. Значит, шли ночью, в темноте. Молодцы. Убегать от таких… а есть какие-то другие варианты? Вот то-то. Обидно все-таки. Ну, почему именно мы и нас. Хотя нас, в том числе. Нам явно сказали, что мы уже не первые. Но все равно обидно. Дорога к истине заказана Не понимающим того, Что суть не просто глубже разума, Но вне возможностей его. Да, молодец Губерман. Частенько он хорошую мысль подлавливал и воплощал ее на бумаге. Я всю жизнь сомневаюсь во всем, Даже в собственном темном сомнении, Размышляя о том и о сем, Сам с собой расхожусь я во мнении. Хоть немного и не по теме, но тоже хорошо. Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего. Ведь это только начало. “ Где начало того конца, которым оканчивается начало?“- так спрашивал два века назад мой друг Кузьма Прутков. И сколько это будет длиться по времени? Собственно, это во многом зависит и от меня в том числе. А мы все шли и шли. Не просто долго, а очень долго. Прошли мимо цветущего куста шиповника. Странно. Сейчас уже пора ягод шиповника, а он только цветет. Может, ведун какой или травник собрали цветки, а теперь природа берет свое и заботится о продолжении рода этого куста. Но, тем не менее, механически я отметил, что уже седьмой час утра, как минимум. Вначале солнышко весело поднималось по небосводу, но по мере нашего уставания, уж моего – это точно, оно начало все медленнее и медленнее вкатываться в гору зенита. Не было ни перекуров, ни ланча, ни второго завтрака. И только когда солнце забралось на самый верх своего небесно – земного небосвода, Скула произнес такие долгожданные слова: - Пять минут перекур и дальше. Никто не произнес ни слова. Мужики скрутили себе самокрутки из махорки, а Скула неспешно закурил “Мальборо“. Престиж обязывает. Тут уже ничего не попишешь. Я, не теряя времени, решил заняться своею обувью. - Мужики,- обратился я к своим друзьям по несчастью, - проверьте обувь. В походе самое главное – это ноги и обувь. Помню в училище, на втором курсе совершали марш-бросок с учебного поля. Пятнадцать километров. Вроде бы мизер по расстоянию, но на пятом километре начал чувствовать я, что натираю ногу. Когда пришли, на ноге были содранные кровавые мозоли. Месяц заживало. Благо лето было и можно было мокрицу на солнышке подсушивать. - Хватит прохлаждаться. Неровен час и к ужину опоздаем.- сказал Скула и без лишних слов пошел в глубь тайги. Все, естественно, за ним. Закрылись цветочки цикория обыкновенного. Значит, около пяти вечера. Потом и кислица обыкновенная почти закрылась, а это значит, что время ближе к девятнадцати. Даже вьюнок полевой и тот уже закрыл свои “граммофончики“, а это уже двадцать ноль ноль, как минимум. А мы все еще шли. Наконец-то на верхушке дерева я заметил схрон – замаскированную бревенчатую площадку, которую охотники используют для засады на животных. В данном случае, - это, скорее всего, наблюдательная вышка, то есть лагерь близко. На верху замигали блики солнечного зайчика – семафора. Благо сейчас лето и темнеет поздно. Интересно, а как они семафорят ночью? Скорее всего – фонариком. Толково. С одной стороны. А если облаками небо затянуто? Собственно, они здесь не один год – приспособились. Я толкнул локтем Максима и кивнул в сторону схрона. - Скоро придем. - Поскорей бы. Я уже малеха притомился. Минут через пять мы вышли на окраину небольшого поселка. Три бревенчатых барака, около десятка изб и несколько явно вспомогательных сооружений. Тоже из бревен. Прошли в самую сердцевину поселка и остановились у одного из домов. - Стоять.- приказал Скула и с одним из мужиков вошел в избу. Мы, естественно, продолжали оглядываться, изучая новую обстановку. Посреди небольшой площади на столбиках стояла деревянная клетка, в которой сидел человек. Дно у клетки было решетчатое, поэтому в такой клетке особенно не расслабишься. Я подошел к нему. Лицо этого узника было в каких-то язвах, одежда, как и положено в таких случаях, - лохмотья. - Еще один Емельян Пугачев?- спросил я его.- И как же зовут местного графа Суворова, что поймал и посадил тебя сюда? - Не беги впереди паровоза. Сам скоро узнаешь. - Понял. А что с лицом? Проказа? Он отрицательно покачал головой. - Если бы. С проказой люди живут. Радиация. - Радиация?! Да ты что! Откуда здесь радиация?! - Не здесь. Мы работали на урановых рудниках, а потом нас сюда продали. - Уран копал? - Если бы копал, то тебя уже бы не видел. Все кто здесь из обслуги, технари, хозрабочии. Но и так радиации нахватались, мало не показалось. А вы-то, откуда здесь? Крепенькие, здоровые. - Вертолет в НЛО врезался. Нашлись люди добрые. Обогрели, обобрали. - Пока силы есть, бегите. Как можно быстрее. - Да хоть сейчас. А куда? Пока мы по буреломам лезли, я совсем заблудился. - Туда ходить бесполезно.- махнул он рукой в сторону командирской избы.- через сутки ходьбы упрешься в скалы. Зубы смерти – прозвали их мы. У их подножия скелетов с десяток найдешь. Круто слишком. Альпинистское снаряжение нужно. Там,- он махнул в противоположную сторону,- болото. Не знаю, может, кто и прошел. Но раз за нами не пришли, то, думаю, счастливчиков не было. Чуть левее – глухо. Неделю шли, пока не поймали. Ничего. Сплошная тайга. Правее? Там тоже ничего. Одни призраки. - В смысле? - Аборигены. - Тогда, может, духи местные. - Не-а. Духу угодишь – поможет. Разозлишь – уморит и погубит. А этим кричи не кричи, проси не проси – все одно. Мелькнул меж деревьев и исчез. Ни добра, ни зла. Бесплотные тени какие-то. еще пять румбов правее – река. До нее по прямой не более двух километров. Не зная дороги, не ходите. Настоящий лабиринт из засек, завалов и ловушек. Поэтому и с реки нас не найдешь. Лишь одно направление не изведано. Вон туда. Там места нашей работы. Охранников целая куча. Через полчаса работы – проверка. Оттуда еще никому не удавалось уйти. - А ночью? - В том-то и дело. Вечером после проверки включают энергию, и там активируется минное поле. А днем оно отключено и ходи сколько хочешь. - То есть туда можно уйти только днем? - Да. Но у нас каждый день рабочий. - Ну, не до бесконечности же. Они же сами когда-то отдыхают. Ты же сам сказал, что их мало. - И они не отдыхают. Но мы-то работаем, а они только охраняют. - И за все время ни разу не было, чтобы не работали днем? - Почему же. Иногда, примерно раз в год, приезжают врачи, берут кровь на анализы. Так за сутки до этого и в этот день не работаем. Это чтобы кровь нормальная была. - И по многу берут? - Нет. Пузыречки по двести пятьдесят грамм. - И у всех берут? - Ну, да. Конечно. - И много вас таких здесь? - Не вас, а нас. Ты теперь в нашей команде. Так вот нас здесь человек сто пятьдесят, я думаю. - А охраны? - Человек семьдесят. Но у них же охрана наружного периметра, пост на реке. - Наружку я заметил. Скажи, а за какие грехи тебя на рудники сослали? Ты кем был в прошлой жизни? - Моряк. Военный моряк. И не просто моряк, а капитан хоть небольшого, но сторожевого корабля. А попал сюда за вольнодумство. - Это по принципу: язык до Киева доведет, а до Сибири довезет? - Почти. Только я не просто языком молол. Я, насмотревшись на жизнь нашу, поднял знамя свободы на своем корабле и позвал за собой свой экипаж. - И что? - Ничего. Я все взял на себя, но все равно некоторые мои друзья были разжалованы и сели в тюрьму. - За что же? - За то, что согласились со мною, пошли за мной и на суде от меня не отказались. - Молодцы. Уважаю. Давно здесь? - Давно. Даже слишком. Ладно, иди. Вон Скула уже вышел. Поторопись. Действительно, на крыльце дома стоял Скула, уже знакомый мужик и еще один бородач, очевидно, кто-то из местного начальства. Они что-то тихо говорили между собой и, глядя в мою сторону, посмеивались. Я вернулся к моим товарищам. - Ну, убедился, что дергаться здесь бессмысленно? А сделаешь попытку побега – в муравейнике ночь просидишь или в этой клетке. К тому времени она уже освободится. Больше недели этот не выдержит – сдохнет. - Все равно вы нас не удержите. Мы все равно убежим.- в праведном гневе воскликнул Максим. - Хм. Попробуй. У нас много способов учить людей житейской мудрости. Скула, новеньких, чтобы этой ерундой не будоражили стариков, на месяц закрой в конуру. Пообвыкнут – переселишь. - Добро. Охранники, толкая нас прикладами автоматов, повели к одному из подсобных помещений. Наше оказалось однокомнатным одноэтажным коттеджем. Без окон. С цементным полом. Стены и потолок из бревен толщиной сантиметров тридцать. То есть масса вариантов побегов: хочешь, царапай стены, хочешь, грызи потолок. Вся беда в том, что комнатушка наша была размером три шага на четыре. В тюрьме это назвали бы карцером. Утром пришли. - Подъем. На работу. У нас свою еду отрабатывают. Все. Халява кончилась. Ты, седой, - один из них ткнул пальцем в меня, - на хозблок. Будешь помогать кашеварам. Вы двое – пока тоже на хозработах. Там все покажут и объяснят. Но сразу предупреждаю: удерете в лес – вашему корифану сразу же крышка. Он заложником будет. Понял, седой. Жить хочешь – пресекай побег. Понял? - Понял. Не глупый вроде. - Вот и молодец. Пошли вон на работу. Нас провели на кухню. Меня посадили чистить картофель, а Максима с Андреем увели еще дальше. Моя задача была до обеда начистить ванну картофеля. Если не успею – плети и оставят без еды. Главное в работе – это хороший стимул. Но зря что ли я в училище четыре года этим занимался в наряде по столовой. Тем более картофель у них был отборный и крупный. На своей еде они, по-видимому, не экономили. Все рабы, рабочие по кухне, ходили, молча, затравленно смотря друг на друга. Почему они такие, я не понимал. В древнем Риме рабы были, наверное, по разговорчивее. Возможно. Но кожа и этих бедняг была покрыта язвами радиационных облучений. Возможно, они смирились с тем, что доживают последние месяцы. А, может, у них это сопровождается еще и болью. С которой они тоже уже смирились. Интересно, а насколько они сами являются источником излучения? Наверняка и охранникам приходил в голову этот вопрос, и они получили ответ. Только насколько он был правдивый. После обеда меня послали в тайгу собирать черемшу и еще какие-то съедобные растения. Меня обеспечили образцами со словами: - Убежишь – твоих друзей ждут пытки перед смертью. После обеда они работают здесь. Уяснил? Вперед! Без всякой охраны. Без видеонаблюдения. На сколько же они были уверены в нашей порядочности. Интересно, а они пожертвовали бы своими товарищами в такой обстановке? Собирая растения, я, конечно, почти все время обдумывал способы побега. Бежать днем – глупо. Я хорошо знал армейскую истину: “ничто так не портит хорошую цель, как точное попадание“. Да они и стрелять не будут. Им показательные пытки важнее. Страх – основа порядка. Это еще наши советские партийные “русские“ лидеры поняли, такие как: Сталин – Джугашвили, Дзержинский, Берия и так далее. Нет, здесь нужно что-то другое, не привычное. Погибнуть мы всегда успеем. Вон сколько ядовитых растений вокруг. А вот это уже мысль. Ядом можно не только врага убить, но и себя, если уже силы воли бороться не останется. Главное – не осознать себя рабом. Но мы – славяне, а славяне между жизнью и смертью выбирают свободу. Ага. Здесь таких славян полторы сотни. А в первые месяцы сорок первого года сколько было. Собственно, таких сами немцы нам и отсеяли. Зато других, истинных по духу славян, товарищ Сталин в ГУЛагах сгноил. Почти двадцать миллионов. По его мнению – это не катастрофа, а простая статистика. Нет человека, нет проблем.Чтоб у него на том свете гемморой вылез. Вернули нас в карцер только после вечернего гонга. - Алексей, привет.- поприветствовал меня Петрович,- Раз мы еще живы, то у тебя побег не получился. - Мужики, иногда ваш черный юмор меня начинает доставать.- устало сказал Максим, потихоньку устраиваясь у стены. - И вам не болеть.- ответил я им на их приветствие.- Как отдохнули на природе? - Дровосеками работали. Заготавливали дрова для кухни. На окраине поселка вырубка шириной метров двадцать. За ней – опушка леса. На опушке – гнездо местного соловья – разбойника. Только в сказке у него свисток, а у этого – автомат незнакомой конструкции с оптическим прицелом. - Да уж. Сейчас этого навалом. Сейчас даже пистолеты с оптикой продают. Даже учиться стрелять не нужно. - А у тебя как дела, чем занимался? - До обеда для бульбашей картофель чистил. Целую ванну умудрился начистить, чтобы плетей избежать. А после обеда – лесная прогулка за съедобными дикорастущими растениями. - А охранников сколько было? - Двое. - Нет, с двуручной пилой и здоровым бревном. Куда ж я денусь, если за мой побег вас запытают. Один я был. Совсем один. Один и моя совесть. Но время там я провел не даром. Глядите вот сюда – вот семена клещевины. Они сладкие на вкус, поэтому в соленую еду их класть нельзя. Попался кустик волчье лыко. Но его я вам только покажу. Он ядовит, но его сок вызывает жжение кожи и слизистой во рту. Это его сразу выдает. - Обожди, а нам-то зачем вся эта бодяга. - Бодяга – это от синяков, по-моему. А мои гостинцы для тех, кто думает, что нашим хозяином стал. Хлопотно это им будет, однако. Короче, вот ярко оранжевые ягоды. Это паслен сладко-горький. Здесь яд соланин. Тошнота, рвота. В больших дозах – потеря сознания. Эти красновато-оранжевые ягоды – ландыш. Я их набрал с листьями, так как они тоже ядовиты. Это им по сердечку шарахнет вдобавок. Жаль вот таких синевато-черных ягод с сизым налетом всего две. Это вороний глаз. Человеку хватит десятка ягод. Котел большой – ягод надо много. - Да ты что?! Мы же сами все сдохнем и других потравим! - Макс, не дрейфь. Я все продумал. Я же не зря до обеда время на кухне провел. Они готовят пищу в общем котле на всех. Потом отбирают себе часть, куда добавляют тушенку, масло и так далее. В остатки добавляют воду для объема и дают рабам, то есть нам. Воду, кстати, даже не вскипятили. Главное – запастись едой и плотно поесть перед побегом. Когда у них забурлит в животе, им будет не до нас. А те, кто бросится в погоню, не сможет быть больно шустрым. Я ж говорю – хлопотно им с нами будет. Короче, вот еще два образца: болиголов – плод серый, шаровидный, слегка сжат с боков. Растет в оврагах, балках. Стебель два-три метра высотой. Это вех ядовитый или цикута. Я даже один зонтик соцветия нашел. Искать на сырых лугах, по берегам рек. Корень съешь – через двадцать минут смерть. Понятно? На вкус находки пробовать не рекомендую. Хотя… На всякий случай оставим себе резерв из вороньего глаза и веха. Но это на крайний случай. Лучше двадцать минут помучаться, чем сутки будут измываться. Все это, кроме клещевины – в суп. Понятно? Это на случай, когда кто будет из нас рабочим по кухне. - Алексей, а, может, в дорогу себе каких трав лекарственных собрать? Как думаешь? - А зачем? Еду запасем на кухне. Если, что случится в пути? Ранку остановить? Мать-и-мачеха, подорожник, зверобой, сок молодых листьев лопуха. Это лучше использовать свежим. Они везде растут. Ушиб? Полынь. Кровотечение? Тысячелистник. Но я его не помню. А вот крапивы там завались. От гнуса спасаться? Так это тоже только свежие растения лучше помогут. Да и загружать себя не стоит. Кто знает сколько и как бежать надо будет. Лучше налегке. А сумку с харчами по очереди нести будем. - Макс, как тебе план Алексея? - Толково. - И я так думаю. А когда побежим? - У них раз в месяц бывают нерабочие дни. Причем двое суток сразу. Накануне этих дней и надо дергать отсюда. Причем травить их в обед и примерно через час бежать. Затягивать нельзя: почувствуют ухудшение здоровья – всех позаперают. - Верно. А траву складывать лучше в бревнах над дверью. Туда никто никогда не смотрит. - Молодец, Макс, наблюдательный. - А теперь, парни, физподготовка. Дыхалка для нас теперяча – самое главное. Бег на месте. Хорошо хоть у вас часы не отняли. А потом немного поборемся. На всякий случай. И такой распорядок дня установился для нас больше, чем на неделю. До вечера мы честно работали, а пару раз даже заслужили похвалу. Хотя, конечно, главным для нас было – сбор зелья, которые помогут нам вернуть нашу законную свободу. Одиннадцатый день нашего пребывания в заточении был немного неудачным с самого утра. Прошедший дождь намочил бревна, и положенная норма к выработке казалась двойной. Растения в тайге попрятались, и я насобирал растений меньше, чем обычно. За что получил несколько ударов плетью. А плеточка у охранника хорошая – со свинцовой пимпочкой на конце хлыста. Перед обедом охранники выпили и, как следствие, у них появился зверский аппетит, как у всех нормальных мужиков. Но готовили-то на всех в одном котле, то есть нам досталось побольше воды и поменьше разварившейся капусты. Настроение наше соответствовало обстановке. За ужином охранники распили еще пару бутылей самогона. Над всем поселком полилась пьяная песня. - Праздник у них что ли сегодня какой? - Ага. День рабовладельца. Да у них здесь каждый день, как праздник. Говорить и то не хотелось. Вскоре около нашего карцера послышались громкие голоса, смех. Заскрипел засов, петли и дверь отворилась. Вошел Скула и еще пара его отморозков. - Ну, че? Кончилась для вас лафа, дармоеды. Завтра в общий барак и тютеньки на работу со всеми. Но сначала у вас наши доктора возьмут кровушки. Немного. Около литра. С каждого. Ха-ха-ха-ха. А потом работать, работать и еще раз работать, как завещал ваш великий Ленин. Так я сказал!- вдруг разъяренно закричал Скула и с силой пнул меня, сидевшего к нему ближе всех.- Я так сказал? Отвечать! Быстро! – он опять размахнулся ногой для удара, но я, чисто на автомате, встретил ногу скрещенными руками, а потом кулаком ударил его в пах. Скула взвыл от боли и скорчился. Я наложил ладонь на его голову и с силой толкнул от себя. - Поди прочь, падаль.- спокойно сказал я. Никто, даже я сам не ожидали такого. Его подручным это показалось даже почему-то смешным, и они засмеялись. Скула, ворочаясь на земле от боли, матерился. - Сгною! Все, тебе хана, падла! Сгною! Сгною. В борону его. Сейчас же! Я думал, меня сейчас же начнут бить, но меня просто схватили за подмышки и потащили вон. Меня протащили мимо уже пустой клетки. Морячок выдержал еще трое суток и умер. Отмучился. Дотащили почти до кухни и тут бросили на землю. Один из них остался сторожить меня, а второй занялся налаживанием какого-то агрегата. У меня хватило времени рассмотреть его. Глухая стена из досок. На подвижном шарнире наверху к ней крепится борона. Обычная деревянная борона восемнадцатого-девятнадцатого веков. Да, пересекающиеся палки образуют квадрат, и от них вниз торчат деревянные заостренные колышки длинной сантиметров двадцать-двадцать пять. Судя по характерным симметричным точкам-выбоинам на досках, борона на них падала довольно часто. Меня подвели к этой стене. Штук восемь кольев проткнет, если упадет на меня. Не надо обладать особой фантазией, чтобы представить конец драмы. Это тебе не от голода в клетке загнуться. Зато быстро. Везде надо искать положительные стороны. К каждой руке и ноге привязали веревки, и эти веревки в натяг утащили куда-то наверх, в крону огромного дуба. Наверху в кроне находился рычаг поворотного устройства для открывания – поднимания бороны. Для защиты железных механизмов блока от воды над ним был натянут большой брезент. И вот так, прислонив меня спиной к доскам, со слегка растянутыми руками и ногами, я остался стоять, ожидая, когда же упадет борона, и через боль отпустит меня на свободу. - Пришел в муках, в муках и уйду.- Тоскливо подумал я. Я не гимнаст-разрядник. Мне так стоять не привычно. Руки начали уставать, но сразу же чуть-чуть сдвинулся рычаг наверху. Его-то мне было видно очень хорошо. Скорее всего, его специально так установили, чтобы жертва видела приближение своего конца и сильнее от этого переживала и нервничала. Ведь не у каждого хватит силы воли дернуть рукой и закончить свои мучения. Хоть одна секунда, но твоя. Неужели нельзя ничего сделать? А говорят, что не бывает безвыходных положений. А что тут придумаешь, если за спиной вся стена в дырочках. И здесь не развернешься. Что можно сделать на двадцати квадратных сантиметрах? На двадцати?! Только подвинуться. Я же худой. Если повернуться боком – колья просвистят по сторонам. Трафарет, куда встать, у меня за спиной. Максимум, что я получу – это удар перекладиной по плечу. Но это уже брызги. Теперь – дождаться темноты. Не тут-то было. Подошли Скула и еще человек пять бородачей. Все пьяные и по- злому веселые. - Ну, Петро, давай! Порадуй гостя дорогого нашим подарком. Один из мужиков рукой, одетую в толстую рукавицу, залез в холщевый мешок и достал извивающуюся змею. Ее привязали к шесту, а шест протянули к моему лицу. Мужики ржали, как лошади, а я мужественно пытался не дергаться от нападок маленькой, но противной змейки. Мое спокойствие не понравилось этим ублюдкам, поэтому Скула подтолкнул локоть Петра, и шест ткнулся мне в лицо. От укуса меня спасло резкое движение этого шеста. Змейка намоталась на шест, как нитка на иголку. Но я дернулся. Боковым зрением увидел, как дернулся и пошел вверх рычаг. Попытался повернуться и встать между точками на досках. Чуть-чуть подвинулся. Хлоп. Удар. Тупой удар в плечо и резкая боль в животе. В глазах потемнело. Крик. Прежде, чем провалиться в темноту, подумал - Вечно тороплюсь и вечно…. Дальше – темнота. Очнулся от того, что мне на голову лили холодную воду из ведра. Нет, это дождь, как из ведра. И, судя по огромным лужам, дождь льет давно. Попытался немного оглядеться. Чуть не заклинило шейный позвонок, но увидел собственный живот. Оказывается, что один из штырей от ударов расщепился надвое. Вот этот расщеп и зацепил мой живот, проткнув его насквозь. Я не знал, почему ушли мои мучители: то ли подумали, что я погиб, то ли их разогнал дождь. Болевой шок прошел. Мое сердце выдержало. Резкая боль ушла, но осталась тупая. А это уже проще. Что, у меня зуб никогда не болел что ли? Хотя я теперь узнал буквально, что это такое: “осваивать – бить кого-то сваей“. Так было написано в “Красной Бурде“. Перед рассветом дождь прекратился. К этому времени меня уже вовсю трясло от холодного озноба, а, возможно, это была реакция организма и на боль в том числе. Раздались удары по рельсу, и народ стал просыпаться, медленно, не спеша выходить из домиков в промозглое утро. Вскоре пришел навестить Скула. - Живой? Живучий ты, гад, оказался. Так тебе же и хуже. Будешь висеть на этом шомполе, пока не сдохнешь. - И тебе не кашлять. – только и смог прохрипеть я в ответ. Не прошло и пятнадцати минут, как вновь послышались шаги нескольких человек. Батюшки мои, так это Скула привел Андрея и Максима. Психологический фактор – сильная вещь в запугивании. Друзья подошли ко мне, а Скула, ухмыляясь, как моя бывшая жена во время очередного скандала, остался чуть позади. - Алешка, живой? - А что со мной будет. Такие, как я быстро не помирают. - Больно? Может, попить принести? - Немножко. В смысле, немного больно. А пить нельзя – ранение в живот. Вся вода в брюхо уйдет. А так? Ты когда-нибудь делал гербарий из бабочек? Протыкал их живых иголочкой? Нет? Счастливчик. А вот я пару раз, наверное, делал. Хотя точно не помню. Но раз я здесь – делал. А теперь расплата наступила. - Как же тебя так угораздило? - Знаешь, мне только что вспомнилось еще одно выражение из “Красной Бурды‘’: “Дырокол – приспособление для раскалывания особо твердых дыр“. - Лешка, ты ваще… Висишь на жердочке в пяти сантиметрах от земли, а еще и прикалываешься. - Как сказал мой духовный братишка Игорек Губерман: Все лучшее, что делается нами Весенней созидательной порой, Творится не тяжелыми трудами, А легкой искрящейся игрой. Но, если честно, я вынужден балаболить, иначе просто свихнусь от боли. - Сильно болит? - Увы. Но я ничего не могу сделать. Остается только смириться и ждать обеда. - Опять шутишь. - Отнюдь. Теперь слушайте внимательно. Когда будете уходить – оглянитесь. В кроне дуба – рычаг подъемного механизма, то есть мой путь на свободу. Не оглядывайся, Макс. Что ты за бестолковый такой. Даже, если забудете посмотреть – до обеда время есть. Сегодня приезжают врачи. Будут делать забор крови. Если у вас возьмут по литру крови, а потом бросят в общий барак и заставят работать наравне со всеми, забудьте о побеге. Потеря литра крови – шок. Потеря двух-двух с половиной литров – смерть. Бежать надо сегодня. В обед всю собранную траву бросаете в котел. Сами – делаете вид, что едите. - А как же остальные рабы? - Остатки еды сильно разбавляются водой. Так что обойдется. Лишь бы алкоголь не нейтрализовал яд. В книгах это не написано было. Да нам, собственно, и выбирать не из чего. Победа или смерть. - Да, победа или смерть. - Правильно. Как увидите первые признаки отравления – забирайте еду и ко мне. Дальше – по обстановке. Все ясно? - Так точно. - Так точно. - Тогда по местам. Да, кстати, если по дороге увидите какой брезент или плащ, захватите. Видите – тучи опять находят. Вскоре начался нудный мелко моросящий дождичек. Часы до обеда показались мне годами. Перед самым обедом резко потемнело – огромная грозовая туча накрыла все небо. Начался настоящий ливень. - Это к удаче. Теперь лишь бы этих гадов накормить обедом до смерти, а дальше и помирать можно. Через какое-то время я почувствовал резь в животе. Неужели воспаление уже началось? Тогда мне точно хана. Боль в животе постепенно нарастала. Я уже начал довольно громко стонать. Проходящие изредка мимо меня люди с жалостью смотрели на меня. Ну, почему? Почему так сильно болит? Я почувствовал очень болезненный рывок и понял, что штырь чуть-чуть вышел из раны. Кто же опускает рычаг механизма? Оказалось, что в брезент набралось много воды и он, провиснув от этой тяжести, давит на рычаг, поднимая борону вверх. Минут через десять еще один сильный дико больной рывок. Мой вопль разнесся по всему лагерю, но борона отодвинулась почти на пол метра, и я рухнул на землю. Когда вернулось сознание, с неимоверным усилием отполз в сторону. И как раз вовремя. Брезент не выдержал обилия воды и лопнул. Вода с ревом хлынула на меня. Раздался глухой удар. Это борона вернулась на место. Нужно было срочно куда-то уползти, спрятаться, но сил не было. Возможно, я опять ненадолго отключился, потому что, открыв глаза, я увидел подбегающих ко мне Андрея и Макса. - Алешка, кто тебя вынул оттуда? - Никто. Потом расскажу. У вас все в порядке? Обед прошел? - Да, да. У нас все в ажуре. Процесс пошел. Им сейчас не до нас. - Это пока. Скоро они сообразят, что к чему. Но пока они дают нам фору. Бежим, а то, если они сообразят активировать минные поля, не сможем пробиться. Они подхватили меня под плечи. Дикая боль пронзила мое тело. - Стоп! Сделайте из рук стульчик и я сяду в него. Мне надо быть согнувшись, иначе – очень больно. Они перекрестили руки, и я, чуть не откусив зажатую зубами губу, забрался в свое кресло. - Потерпите, мужики. Выбежим в лес – найдем палку, и я пересяду на нее. А теперь – как можно быстрее! Хорошо, что в летчики отбирают самых крепких и здоровых парней. Петрович хоть и был значительно старше Максима, но здесь ему не уступал. Мне оставалось лишь иногда подбадривать их и хвалить. А что я мог еще сделать и им помочь? Мы пробежали поле, какие-то ямы, между двумя сторожевыми вышками. Буквально тропический ливень был на нашей стороне. Забежали в редкий лесок. - Стоп, мужики, отдых. Мои друзья буквально рухнули на землю от усталости. - Парни, со своим брюхом я вас достаточно хорошо понимаю, но особо не расслабляйтесь. Максимум пятнадцать минут и вперед. Слишком мало времени прошло. Сейчас они, по идее, должны начать чистить желудки. А, если кто бросится в погоню без чистки желудка, - бедняга, которого скрутит в тайге. Но для этого нужно время, которого у нас нет. Нам нужно выиграть пару часов и только тогда – часовой отдых. Пока они отдыхали, я занялся своим животом. На деле все оказалось не так уж и плохо, как могло быть. Тонкая щепа, как огромная заноза, пробила по касательной мою кожу и вышла через пятнадцать сантиметров с другой стороны пупка. Возможно, что пробито что-то из кишок. Но это я узнаю только когда поем или попью. Надо потерпеть хотя бы сутки, чтобы внутри все затянулось и засохло. Благо сейчас не жара, а ливень, который, кстати, закончился. - Теперь нас можно будет найти по следам. Дождь закончился. - Да, ты прав. Макс, вставай. И снова в путь. Сейчас не бежали, но все равно старались идти, вернее, нести меня быстрее. - Кстати, что впереди – неизвестно. В эту сторону до нас еще никто не убегал. Все остальные стороны отработаны, а тут пусто. - Хуже не будет.- Прохрипел Макс. С небольшими перерывами шли еще три часа. - Алексей, как думаешь, оторвались? - Пока – да. Перекур на один час. Спите, а я вас покараулю. Еще один мой кувырок на землю и протяжный стон боли. - Болит? - Конечно. Мальчишки, я понимаю, что вы на пределе, но прошу вас: нарвите мне травок, какие попадутся. Боюсь – рана загниет. - Может, тебе растения от боли какие поискать? Скажи какие. - Все ядовитые растения работают, как и обезболивающие. Но сколько ягод и какого растения? Можно было бы половиночку мухомора зачифанить, но мой организм сильно ослаб, поэтому последующая интоксикация неизвестно, как обернется. Лучше потерплю. Загноение – это проблема. - А что искать конкретно? - Молодые листья лопуха. Их отвар хорошо помогает. Пижма, подорожник, зверобой, крапиву. Эти растения вы знаете. Что попадется. - Добро. Сейчас принесем чего-нибудь. - Обождите. Найдите хоть палки какие. Здесь же тайга. А тайга – это тигры, рыси, рассомахи. Голыми руками от голодных хищников не отобьемся. - Понятно. Лежи. Ранки на моем животе болели и сильно, но главное – не было пульсирующей боли, говорящей о начале процесса загноения. Видимо дождь тоже сделал свое дело и промыл мне раны своей чистой водой. Пока Андрей с Максимом занимались изготовлением оружия и поиском травок, я сорвал пару листочков подорожника и, пожевав их немного, приложил к ранкам. Без движения мои боли слегка утихли, и я незаметно для себя уснул. Проснулся от того, что меня трясли за плечо. ( продолжение следует)