Свет заходящего солнца был направлен в окно, как луч кинопроектора направлен на экран, сквозь зрительный зал крыш окрестных домов. И создавал иллюзию восприятия реальности как какого-то старого фильма. Оттого и домой спешить не хотелось. Домой? Михаил задумался, почесал подбородок. Вправе ли он называть домом квартиру, где больше ночует, чем живет? Или родительскую квартиру в Старо-Мещанске – где появляется все реже и реже? - Все-таки дом – то место, где мы живем, - сказал он себе вслух. – Свежая мысль, хм… А где он, Воронич Михал Алексаныч, живет? \"Я в этой комнате жила, Садилась в кресло и смотрела На острый краешек стола, Где лампа рыжая горела...\" - эти слова из песни «Белой гвардии» он мог отнести полноценно к своей (давно уже бывшей) общажной комнате – там был и стол, и лампа на нем, и «дуэт расстроенных гитар»... А где вы видели в общаге настроенные гитары? Нет, никто не спорит, они есть – но их просто держат взаперти в шкафах и играют исключительно в трезвом состоянии, т.е. очень редко. Солнце скрылось за домами, но свет зажигать не хотелось. Музыка из обшарпанной офисной магнитолы продолжала играть – теперь это уже была ставшая «народной», своей для музыкантов, художников, поэтов и прочей интеллигенции «Когда ты вернешься». ...абсолютно бесснежные поля за окном поезда – даже непривычно, что так может быть в новогоднюю ночь... абсолютно пустой и близкий деревянными домами Киев... знакомое до боли ожидание чего-то непонятного, когда греется самовар, и лишь юнкерская форма младшего брата и периодическое глухое буханье пушек где-то там за окном напоминают о войне – то ли начале, то ли конце... скорее, о постоянном состоянии войны. \"Сизые сумерки прошлых лет Робко крадутся по переулкам. В этом окне еле брезжит свет, Ноты истрепаны, звуки гулки.\" Свет все-таки пришлось зажечь – не тот осторожный и теплый свет керосиновых или каких-нибудь еще ламп, а наглый «дневной». Можно открыть окно и закурить, благо в конторе он теперь один. Песня закончилась, и Михаил переключил настройку в режим радио. - Практически в современности невозможно увидеть, отличить сразу христианина, - вырвался из шипения и треска голос. - Человек живет чаще всего так же, как и все, выделяясь лишь в чрезвычайной, данной Богом ситуации. Это озаряет, словно вспышка при фотосъемке, и сразу становится ясно - да, этот человек - христианин. Ну да, подумал он, а разве не может быть так – чрезвычайная ситуация, человек выделяется, а он мусульманин или атеист? Да кто угодно может быть. Из чего, интересно, сразу становится ясно, что этот человек – христианин? И почему обязательно он? «По тому узнает Вас мир, что будете иметь любовь между собой…» Удачно попал, кажется, какая-то христианская программа, есть что послушать, а то попса, которую днем слушают девушки, просто достала. Но в одном прав священник или кто он там – жизнь в городе течет по общим законам, и все заняты своими делами настолько, что не увидишь в метро, например, христианина, если только он не читает молитвенник. Точнее, не отличишь от окружающих. Там все с непроницаемыми лицами, или «спящие», как у Пристли. Хотя, что касается лиц... вспомнилось сегодняшнее утро. Он вошел после пересадки в вагон метро, огляделся по сторонам. Присел на свободное место, благо ехать на работу – всего пару остановок. Достал было сборник стихов Лорки, но тут же почувствовал взгляд. Направленный в его сторону. Это была девушка, лет 25-ти или около того. Сидела она не прямо напротив, а сбоку, и оттого было непонятно – то ли серые, то ли зеленые у нее глаза. Впрочем, дело было не в цвете, а в выражении, настолько оно показалось ему интересным. Она смотрела не в одну точку, и не сквозь него, а прямо ему в глаза. «Вы кто, незнакомка?» - мысленно задал он вопрос, надеясь, что в вагонном шуме она так лучше услышит. «А вы кто? Было бы приятно познакомиться с вами, но... место, согласитесь...», - услышал, точнее, прочел он ответ во взгляде. «Вы культурная девушка», - заметил он. – «Это порой мешает жить». «Согласна – мешает, и еще как!» - ответила она. Тут Михаил даже пожалел, что так скоро выходит. «Извините, мне надо выходить, но я не прощаюсь». Он встал, пошел к дверям. И уже на выходе обернулся, нашел ее взгляд: «Запомните – я не прощаюсь. До свидания». (2004)