ЧАСТЬ 1 Когда мне было 30 лет, меня бросила любимая женщина. Это было невыносимо. Я не знала, как мне теперь с этим жить. Я потеряла: уникального + непревзойденного сексуального партнера, эмоциональную защищенность в ее лице, предполагаемую финансовую поддержку в возможный трудный период, уверенность в завтрашнем дне (а это был страшный 90–й год). Кроме того, полгода назад из-за любви к ней я ушла от мужа, также потеряв с его уже стороны эмоциональную защищенность, финансовую помощь, отдав ему большую часть имущества, нажив серьезные эмоциональные проблемы с ним, с ребенком, с матерью (поскольку решила ничего ни от кого не скрывать). И вот полгода спустя она ушла от меня – таким образом, все мои жертвы во имя любви оказались напрасными, перечеркнутыми, выброшенными на помойку. Дополнительно я получила страшный удар по самолюбию. И вот с этим я и должна была жить. Боль от потери, от унижения, от страха перед неизвестным будущим была нестерпима, и, разумеется, чтобы хоть на несколько дней избавиться от нее, я приняла единственное знакомое мне решение – уехала из дома (где все напоминало о любви) к своим друзьям, супружеской гетеросексуальной паре, и не просыхая пила три дня буквально по-черному. Жена Юля была не на шутку перепугана моим состоянием, она была уверена, что я сошла с ума. Муж Саша три дня ходил за мной как тень, оберегая меня от попадания в какие-нибудь нехорошие истории, периодически обещая завтра же найти мне хорошего мужика, потому что «бабы до добра не довели». Через три дня, утром, я вдруг открыла глаза и увидела себя сидящей на кухне. Жена Юля стояла напротив и внимательно всматривалась в мои глаза. Я попросила чаю и сказала, что все прошло, все хорошо и я уезжаю домой. Трехдневный запой преобразовался в тяжелейшее похмелье – и это было хорошо, потому что ежесекундные симптомы жестокого умирания отвлекали меня от мыслей о погибшей любви, об унижении и обо всех моих жертвах, которые оказались столь бессмысленными. Приехав домой, я почувствовала, как мучительные воспоминания навалились на меня с прежней силой. Я поняла, что действительно сойду с ума. Я купила водки, позвала в гости какую-то девицу и стала снова пить – день за днем, с утра и до вечера, пытаясь таким образом если и не избавить себя от боли, то хотя бы на несколько дней не чувствовать ее. В периоды кратковременной трезвости (два-три часа) меня приводила в ужас мысль о том, что пить с утра до вечера я скоро не смогу себе позволить – просто кончатся деньги, и тогда мне придется жить с этой болью день за днем, год за годом, а это значит, что моя жизнь превратится в невыносимую ежедневную пытку. Целыми днями я пила и подробно рассказывала всем, кто попадал в мой дом, как мне плохо, как мне невыносимо, как я люблю, как меня бросили. Ни один нормальный человек не согласился бы так долго и так безрезультатно выслушивать мое бесконечное нытье, но поскольку в мой дом попадали такие же алкоголики, как я (хотя на тот момент мне и в голову не приходило считать себя алкоголиком), то проблем со слушателями не возникало: им, таким же алкоголикам, как я, было плевать, чего я там несу, им даже было удобно мое нытье – им было скучно, у нас не было никаких общих интересов, нам было совершенно нечего сказать друг другу, а мое нытье устраняло эти проблемы, давая возможность спасительной пустопорожней болтовни; таким образом, я могла трындеть о чем угодно, лишь бы создавалась иллюзия общения со смыслом, потому что пить в молчании для алкоголиков вредно – становится слишком видна истинная цель (пить), вот почему алкоголики так обожают компании или хотя бы гостей. Но тогда я об этом не догадывалась, и мне казалось, что все эти люди слушают меня потому, что им меня действительно жаль, что я интересный рассказчик, что моя история уникальна и заслуживает самого пристального внимания. И вот однажды, когда список всех мало-мальски симпатичных женщин был исчерпан, в мой дом попала некая М. Она была огромной, неуклюжей, с выкаченными глазами, некрасивой и абсолютно непривлекательной сексуально. И при этом она была счастлива. Ее счастье присутствовало в ней неким стержнем, весьма ощутимым снаружи – ее жесты, ее слова, ее поступки в моем доме были полны покоя и удовольствия от самих себя. И это – подчеркиваю: при ее полной асексуальности – почему-то делало ее сексуально… хм… интересной, и даже не такой уж и доступной, как могло показаться на первый взгляд, учитывая ее непривлекательность. Я предложила ей выпить вместе со мной, но она отказалась, сославшись на некую аллергию к алкоголю. Я подумала, что ей, непьющей, очень скоро станет неинтересно слушать меня, и тогда ее приезд потеряет для меня всякий смысл. Тем не менее я стала рассказывать ей свою бесконечную историю про свое горе. Она не перебивала меня. История моя длилась и длилась, прошло уже несколько часов, и вдруг я почувствовала, что она слушает меня с неослабевающим интересом, при этом совсем не так, как слушали другие, пьющие вместе со мной, что качество ее внимания совсем иное, как будто ей не просто интересно меня слушать, а жизненно интересно. Еще я обнаружила, что в некоторых – самых трагических! – местах моего рассказа она весело хмыкает, а иногда и откровенно хохочет. На мой вопрос: «Что смешного я сказала?» – она ответила: «Извини, просто в твоей истории я увидела себя. Когда-то я рассуждала так же, как ты, но я давно уже иду по другой дороге, и теперь мне забавно с этим встречаться». Слова о другой дороге меня заинтересовали. И еще я подумала, что если уж вот эта некрасивая, асексуальная женщина умеет быть счастливой, то уж я-то точно смогу, ведь я лучше ее в тысячу раз! Но что за секрет она знает?! – Значит, у тебя тоже была несчастливая любовь? – спросила я. – Куда ж без нее. Была, конечно. Но потом умные люди объяснили мне, что безответной или несчастливой любви не бывает. Что если моя любовь не принесла мне счастья, значит, это не любовь. «Значит, это не любовь!» Эти слова показались мне ослепительной надеждой. Если я сумею доказать себе, что это не любовь, то я наверняка избавлюсь от боли, подумала я, ведь не могу же я испытывать боль от того, чего нет и никогда не было! – Но если это не была любовь, то что же такое с тобой было? – Болезнь, которая называется «эмоциональная зависимость». Как любая другая зависимость, как любая другая болезнь, она подчинила себе все важные составные моей жизни, она стала диктовать мне поступки, условия существования, заставляя меня ради нее совершать то, что я ни за что бы не совершила, не будь я больна. Попробуй посмотреть честно и беспристрастно на свое чувство. Может быть, ты увидишь, как не ты им, а оно управляло тобой, вынуждая совершать то, чего тебе совсем не хотелось, но ты делала это – каждый раз что-то теряя – при этом делая это из страха же потерять объект твоей зависимости… Я растерялась. Да, конечно, были моменты в моей любви, о которых мне совсем не хотелось вспоминать, потому что я делала то, что совсем не хотела делать, и я знала, почему я все-таки это делаю – чтобы угодить моей любимой, чтобы она не ушла от меня, чтобы я была для нее самой лучшей, чтобы она видела, что ради нее я готова на все. Все это и тогда унижало меня, ставило меня на ступеньку ниже, делало человеком второго сорта – я и тогда понимала это. Но страх потерять был сильней. Например, я не могла заставить себя вовремя пойти в детский сад за ребенком – быть рядом с любимой являлось для меня буквально наркотиком, от которого я не могла оторваться. Мой ребенок страдал, я понимала это, но сделать с собой ничего не могла. И таких подобных случаев я насчитала немало. М. внимательно выслушала их все, а потом сказала: – Знаешь, те же умные люди, когда я приехала к ним рыдать в жилетку на тему [em]пожалейте меня, я так несчастна[/em], сказали мне: «Человек бывает несчастлив только в двух случаях: когда у него отнимают свое и когда не дают чужое». Ты перечислила случаи, когда ты сама отнимала у тебя свое. Теперь ты должна вспомнить, как твоя любимая отнимала у тебя твое. О, вспоминать свои обиды, причиненные мне другими людьми, – это было очень легко и даже приятно! Я с энтузиазмом начала перечислять их и вдруг почувствовала, как прежняя боль от них заполнила меня всю, и боль становилась все нестерпимей, потому что обид было множество, и, освобожденные рассказом, они гигантским комком покатились на меня. Я была в шоке. О господи, ну зачем я начала их вспоминать, зачем я начала о них говорить, лучше бы я оставила их там, где они были, глубоко внутри, ведь теперь, когда я вспомнила их все, они как будто все сразу снова причинили мне боль, еще одну, дополнительную боль, и теперь она точно раздавит меня. – Лучше бы я не вспоминала об этом, – сказала я. – Теперь мне совсем больно. – Это потому, что ты думаешь, что кто-то другой имеет власть над твоей жизнью, что любой может прийти и запросто обидеть тебя, а у тебя нет ни сил, ни возможности ему противостоять или хотя бы отомстить. В итоге ты чувствуешь себя слабой, бессильной, незащищенной. Но это не так. Просто ты смотришь на эту проблему не с той стороны. – Так скорей же говори, с какой стороны мне надо смотреть на эту проблему!!! – А вот с какой. Во-первых, когда тебя обидели, подумай, что ты сам сделал для этого. Тебе наступили на ногу – возможно, ты сам не рассчитал расстояния; возможно, ты не учел траекторию чужого движения; возможно, ты слишком близко встал. Также возможно, что на ногу тебе наступили намеренно – тогда это провокация, это значит, что кому-то очень хочется вызвать в тебе обиду, сбросить в тебя негатив, сделать из тебя эмоциональную помойку, в этом случае, понимая подоплеку «наезда», ты буквально автоматически нейтрализуешь обиду, обезвреживаешь ее, таким образом обида не доходит до сердца и не причиняет никакого зла. Во-вторых, во всех своих несчастьях ты виновата сама – и когда понимаешь это, то на душе становится очень легко. Ответственность за это целиком и полностью лежит на мне, а если виновата я сама, значит, я сама и смогу все исправить. Гораздо хуже думать, что в наших бедах виноват кто-то другой – а ну попробуй заставить другого что-то исправить для нашего удовольствия! Допустим, тебя уволили с работы, и теперь тебе не на что жить. Катастрофа? Конечно. Но ведь это событие случилось не вдруг, ты наверняка видела какие-то надвигающиеся признаки, но что же ты сделала? Ничего! Ты не пошла на курсы повышения квалификации. Ты не перестала постоянно опаздывать. Ты так и не захотела научиться вовремя сдавать отчет. Ты даже не подыскала себе заранее новое место работы! Ты все сама пустила на самотек, ты и пальцем для себя не пошевелила, а теперь ты сидишь и рыдаешь, что мир жесток и несправедлив. Сама виновата? Сама! А если ты виновата сама, значит, ты сама все и сможешь исправить. Если захочешь, конечно. Если начнешь шевелиться, действовать. Возможно, на первых порах ты получишь не все. Возможно, тебе бы хотелось сразу занять место директора, а тебе предлагают должность уборщицы. Но ведь ты сама довела себя до падения, не так ли? Значит, сама и начнешь заново свое восхождение. Уборщицей? Отлично! У тебя будет время пойти на те самые курсы повышения квалификации, а там и до директора дойдешь. Таким образом, вместо отчаянья – благодаря осознанной ответственности за себя – ты всегда сможешь получать один позитив. Причем получать исключительно от себя – в то время и в том количестве, какое именно тебе необходимо на данный момент. Очень удобно! Отныне твой стакан всегда наполовину полон, потому что отныне ты сама управляешь своей жизнью и сама несешь за себя ответственность. Это в-третьих. То же и с твоими потерями от любви. Да, ты не хотела, но ты ушла от мужа – из страха ее потерять. Да, ты не хотела, но ты большую часть имущества ты оставила мужу – из страха перед ним, из страха, что он будет поливать тебя грязью перед сыном за то, что ты лесбиянка. Но ведь никто не просил тебя совершать эти поступки, ведь ты сама приняла такое решение, значит, ты сама виновата. Ты предпочла не решать первую проблему, а получить новую, не решать вторую проблему, а откупиться от нее и таким образом создать еще одну. Она ведь все равно ушла от тебя? А твой муж ведь все равно говорил про тебя гадости сыну? Ну вот видишь… Вместо двух нерешенных проблем ты стала иметь четыре. – Согласна, – сказала я. – А дальше? – А дальше будет в-четвертых. Но давай завтра. Сейчас я очень устала и не смогу глубоко оценить разговор с тобой. – Может, все-таки выпьешь? – спросила я. Я посмотрела на бутылку. Разговор так захватил меня, что в какой-то момент я непроизвольно начала стараться пить меньше, чтобы не пропустить ни слова. Удивительно. Я выпила намного меньше, чем собиралась, я была практически трезвой, а боль, изо дня в день убивающая меня, почти исчезла – честно сказать, ее не осталось вовсе. И алкоголь тут был совершенно не при чем… – Я бы выпила, – сказала М., – но если я выпью первую рюмку, я сопьюсь. А мне слишком нравится быть счастливой. – Завидую тебе. Мне бы тоже хотелось бы счастливой. – Будешь, – улыбнулась она. – Обязательно. – Что для этого нужно? – Сделать Первый Шаг… Я легла спать. Почти трезвой, а главное – спокойной и… радостной. Я лежала и улыбалась. Вся жизнь была у меня впереди, я сама была во всем виновата, а мой стакан был явно наполовину полон! А потом я подумала про М.: бедная, бедная М., она так некрасива, да еще и алкоголик в придачу. Кстати, а почему она ни слова не сказала про то, что я пью? Почему она даже не спросила меня, а не алкоголик ли я случайно?… ЧАСТЬ 2 – Так что там в-четвертых? – немедленно спросила я за завтраком. У меня было прекрасное настроение. Спалось мне прекрасно, я чувствовала себя на удивление энергичной и… радостной. Моя несчастная любовь плавала себе где-то там, в каком-то тумане, не причиняя мне никакого вреда. Я с удовольствием посмотрела на М. Конечно, она была некрасива. И, выйди я с ней на люди, я бы стеснялась ее. Мне было бы стыдно, что рядом со мной идет такая некрасивая огромная женщина. Возможно, я бы даже постаралась сделать вид, что она не со мной. И все-таки мне не хотелось, чтобы она уезжала от меня. И я даже догадывалась [em]почему[/em]. Потому что она была счастливой. И свое счастье она получала не снаружи, не благодаря кому-то или чему-то, не высасывая его из других, не бесконечно опираясь на чье-то плечо, а генерируя его в себе самой – каждый день и ровно столько, сколько именно ей и было нужно для счастья. Это спокойное, здоровое, не психованное, не истеричное счастье и было той жизненной силой, которой не было во мне. И, конечно, такой человек был очень надежен. Вот почему мне так не хотелось, чтобы она уезжала – потому что мне тут же захотелось опереться на ее плечо, всегда иметь при себе эту чужую силу, которая день за днем тащила бы на себе мою слабость. – А в-четвертых, ты не умеешь быть благодарной, – сказала М. – Вот ты плачешь, что твоя любимая отняла у тебя все, что теперь ты не можешь наслаждаться близостью с ней, любоваться на нее, вдыхать ее запах, видеть ее каждый день. И так далее. Но не ты ли говорила, что она оставила за тобой право звонить ей (пусть и не каждый день) и приезжать к ней на работу (пусть всего лишь на несколько часов)? А ведь она могла лишить тебя и этого! И потом. Она отняла у тебя всего лишь то, что никогда тебе и не принадлежало. Но даже и в этой ситуации она все-таки сочла возможным оставить тебе кое-что. Разве для тебя было бы лучше, если бы она запретила тебе звонить? Приезжать к ней на работу? Так почему же ты не ценишь это? Почему не радуешься тому, что имеешь, а только и делаешь, что день за днем оплакиваешь свои потери? Итак, будь благодарной за то, что тебе дают, и не требуй большего. – Ну хорошо. А если бы она не оставила за мной этого права, что тогда? М. засмеялась: – Если – это ловушка. У тебя есть то, что есть. Значит, именно это тебе и полагается. – А если то, что мне полагается, все-таки отнимется? Ну вот [em]если[/em]? Что тогда? – Тогда ты скажешь себе, что, значит, тебе это просто было вредно, что это ослабляло тебя, что просто настало время идти по другой дороге. Она опять припоминала какую-то дорогу! Но сейчас мне было не до нее. – Но разве не следует попробовать как-то изменить ситуацию? – Попробуй. Но ведь в жизни есть ситуации, которые ты не в силах изменить. Но зато ты всегда можешь изменить свое отношении к ним. Это в-пятых. Именно это простое правило делает тебя гибкой, способной к маневрам, устраняет страх перед свершившимся негативом. – Но разве не надо пробовать снова и снова? Разве вот это [em] «изменить свое отношение к ним» [/em] не является обычным пораженчеством? Ты что-то попробовал, у тебя не получилось, и ты позорно отступил… – Давай разберем несколько примеров. Ты хочешь получить должность директора. Ты никогда не управляла коллективом, у тебя нет соответствующего образования, а твои управленческие таланты оставляют желать лучшего. Но ты хочешь! И вот день за днем ты шлешь в эту компанию резюме. Тебе отказывают, но ты снова шлешь. И так год за годом. Все это время ты нигде не работаешь, сидишь на шее своих родителей, читаешь романы, смотришь кино и упорно не отступаешь от намеченной цели. Неужели ты будешь искренне считать себя целеустремленным человеком? А может быть, ты просто нашла предлог не работать? Второй пример. Ты отличный специалист, но тебя уволили. Не важно по каким причинам. У тебя есть два варианта действий. Ты можешь месяц за месяцем биться за свое восстановление в должности, ходить по судам, трепать себе нервы и так далее. (Кстати, иногда это действительно наиболее предпочтительный вариант, но мы сейчас говорим о самой обычной ситуации.) Второй вариант – не терять времени и найти себе новое место работы. Что для тебя будет перспективней, жизнеспособней, действительно ли тебе стоит трепать свои нервы или тобою движет всего лишь оскорбленное самолюбие? Задай себе вопрос: кем ты хочешь быть – правым или счастливым? А может, если уж быть до конца честным с собой, тебя и вовсе уволили справедливо?.. – Скучно, – сказала я, – про работу мне скучно. Давай лучше про любовь. Что же, вот она ушла, так и на здоровье? Не бороться? Не возвращать? Сидеть сложа руки? А если она ошиблась? А если она просто боится вернуться ко мне? – Может, и ошиблась. Может, и боится. Вопрос в другом: а сколько времени она будет ошибаться и бояться? Хорошо если месяц-другой. А если год? Десять лет? Во что ты хочешь превратить свою жизнь – в бесконечное ожидание? Почему твоя жизнь должна зависеть от чужого решения? Почему ты сама решила, что вся твоя жизнь должна вершиться по воле другого человека в соответствии с его обстоятельствами? – Потому что она самая лучшая, – с вернувшейся болью сказала я. – Я больше не найду такой. Вот что меня убивает. Потому что, познав лучшее, я уже ни за что не соглашусь на что-то похуже. Значит, я обречена на несчастье. М. хмыкнула и посмотрела на меня с нескрываемой иронией. Во мне вспыхнул гнев. Да как она смеет. Эта уродина с выкаченными глазами, да что она знает про настоящую любовь! Да что она знает про этот великолепный, упоительный секс, которого у меня никогда и ни с кем больше не будет! Что она знает про ту ярость, с которой я думала о своей сопернице! И тут я вспомнила, как вчера она сказала мне, что несчастной любви не бывает. Что если ваша любовь не принесла вам счастья, значит, это была не любовь. Не любовь?.. – Мне пора на работу, – сказала М. – Может, опоздаешь на полчаса? Мне так нужна твоя помощь. М. засмеялась. – Знаешь, когда я пила, я только и делала, что опаздывала на работу, а то и вовсе прогуливала. Если бы ты знала, сколько раз меня увольняли за это! – она засмеялась. – Но сегодня я трезвая, слава богу. И знаешь, теперь, когда я прихожу на работу вовремя… я просто тащусь от себя! Она открыла дверь. – Но скажи мне, что же мне делать! – Сделай Первый Шаг. Подсчитай все убытки, все потери, которые причинило тебе твое чувство, перечисли все постыдные поступки, которые ты совершала во имя своего чувства. Признай свое бессилие перед ним. Признай, что оно стало управлять твоей жизнью вместо тебя. Признай, что ты потеряла контроль над собой. Она открыла дверь и помчалась по ступенькам вниз. – Жду тебя вечером! – крикнула я ей вслед. Она махнула рукой и исчезла. ЧАСТЬ 3 Оставшись одна, я быстренько взяла листок бумаги и быстренько записала все то, что мне должно было срочно понадобиться в самые ближайшие часы, ибо я собиралась немедленно воспользоваться полученными истинами и, держа их в голове, поехать на работу к любимой применять их на практике. Раньше, когда я приезжала к ней, я была невыразимо печальной, мои глаза были полны тоски и мольбы, в них постоянно дрожали слезы (и, кстати, мне очень хотелось, чтобы она видела их), я то и дело говорила про нашу любовь, про то, как нам было хорошо вместе, она начинала плакать, я кидалась к ней на грудь и умоляла вернуться, но через десять минут рыданий она просила меня уехать, потому что еще через десять минут должна была приехать моя счастливая соперница, и она не хотела скандалов и сцен ревности. И я тут же начинала тянуть время в надежде как раз дождаться соперницу и устроить скандал, чтобы хоть как-то потешить свое оскорбленное самолюбие. Моя любимая начинала нервничать и уже сама умолять меня не причинять ей проблем. Эта мелкая власть над ней давала мне ощущение некоторой сладкой мстительной власти. Но длилось оно всегда недолго - я боялась, пережав ситуацию, испортить с ней отношения, И вот, каждый раз, продемонстрировав свою большую печаль и мелочную власть (которые ни к чему не вели и по большому счету ничего мне не давали, а только лишний раз доказывали мое полное бессилие), я позорно демонстрировала свою покорность и уезжала. Вернувшись домой, я с трудом дожидалась вечера, когда уснет мой ребенок, и жестоко напивалась. Все эти встречи снова и снова обессиливали меня, углубляя и упрочивая мое поражение. Они разъедали меня, как кислота, мне не хотелось жить. И вот теперь, вооруженная новыми знаниями, я предвкушала успех! Итак, вот что я выписала на бумажку: - Несчастливой любви не бывает. - Человек бывает несчастлив только в двух случаях: когда у него отнимают свое и когда не дают чужое. - Когда тебя обидели, подумай, что ты сам сделал для этого. - Во всех своих несчастьях я виновата сама. - Мой стакан наполовину полон. - Будь благодарной за то, что тебе дают, и не требуй большего. - Я всегда могу что-то изменить к лучшему: либо ситуацию, либо свое отношение к ней. - Кем ты хочешь быть – правым или счастливым? Правда, М. еще что-то говорила про Первый Шаг… про то, что я должна признать свое бессилие перед своей зависимостью… что для этого надо выписать на бумажку все потери: духовные, финансовые, физические… что это очень важно… Но я не могу. Нет-нет, только не сейчас. Ведь если я начну перечислять свои потери, у меня испортится настроение, мне опять станет больно, и тогда я не смогу поразить свою любимую своим новым отношением к ней. А я собиралась сделать именно это – потрясти ее своим новым качеством. Ведь несчастье отталкивает, а довольный жизнерадостный человек всегда притягивает к себе. Возможно, увидев меня улыбающейся и довольной, она захочет ко мне вернуться … Мой успех ошеломил меня, превзойдя все мои ожидания. Приехав на работу к своей любимой, я буквально излучала радость и жизнь. Я ни разу не посмотрела на нее с грустью – всею собой я говорила только о том, как мне приятно ее видеть. Я ничего не вымогала на этот раз – ни прикосновений, ни поцелуев, ни обещаний увидеться снова. Я даже сама сказала, что мне пора уходить – и даже ушла на 15 минут раньше обычно. И, увидев ее в окне смотрящей мне вслед, я весело помахала ей рукой и больше ни разу не оглянулась. Моя любимая была поражена. И ее явно снова потянуло ко мне – я это видела, я это чувствовала. Теперь не мне, а ей было трудно проститься со мной, ей было приятно и необременительно мое присутствие, она даже пыталась меня задержать, но я отказалась. Это был путь к победе! Если я буду продолжать в том же духе, она обязательно, обязательно вернется ко мне!.. Я летела домой как на крыльях. Мне было легко на душе. Во мне бушевало давно забытое ощущение свободы и силы. Это была эйфория. В тот момент я и не догадывалась, что я совершаю серьезную ошибку, которая со временем мне дорого аукнется: применяя эти полезные рекомендации и видя их живительную силу, я использовала их не для своего выздоровления от эмоциональной зависимости, а для того, чтобы еще больше в этой зависимости увязнуть, чтобы еще больше укрепить свою болезнь. В то время я не умела различить этот важнейший нюанс. Да, в общем-то, и не хотела. Что, впрочем, неудивительно – ведь я была больна. Я была серьезно больна, но – с легкостью признавая это вслух – глубоко внутри себя признавать это я категорически отказывалась. Свою болезненную эмоциональную зависимость я называла «великой любовью», «святой любовью», «большим человеческим чувством» и так далее. И это тоже было естественно – ведь именно под соусом «неземной великой любви» нам и преподносится в лучших романах, в кино и в театре та самая разрушительная эмоциональная зависимость, эффектно именуемая страстью, без которой так скучно жить и которой мы все так завидуем, случись она с кем-то из наших знакомых. Нормальные взаимоотношения – без истерических взвизгиваний, кровавых измен, бросаний под поезд и прочих сногсшибательных телодвижений – кажутся нам ненастоящими, не такими, как в кино, и мы сами кажемся себе неудачниками, не получившими от судьбы той настоящей, бешеной страсти, от которой кипит кровь и сносит башку, ради которой мы готовы жертвовать всем, бросить все, разрушить всю свою жизнь. Мы и сами не замечаем, как пропаганда этой болезни день за днем навязывается нам, искажая наше сознание. - Сработало! – сказала я М., когда она приехала ко мне вечером. – Еще как сработало! Теперь она точно ко мне вернется. Я чуть не приплясывала от радости. - Вернется, - сказала М. – Если тебе это будет нужно. Ведь ты обязательно ее дождешься, - она хмыкнула. И я тоже хмыкнула. О, теперь, когда я почувствовала свою силу, я уже была не столь уверена, что буду кого-то там дожидаться… [em]Продолжение следует.[/em]