Цей Тли на ж, блядина, споро Ковыляя, в ту же пору, Задыхаясь, наконец, Приплелася во дворец. В ноги бросилась царице И сказала, что девице Точно уж пришёл капут. Никаких сомнений тут Быть не может! Жвачка с мятой От царевны распроклятой Свет избавила навек. Так что русский человек Сути нравственной лишится И царице покорится Под хвалебный гул речей Европейских королей. Ей Бубчак не доверяя, Даром время не теряя, Отперла, трясясь, сундук И достала ноутбук. И пока тот загружался, Нежным светом озарялся, Извела Бубчак себя, Пальцем клитор теребя. (Этим действием упорным, Как бы даже рефлекторным, Свой она снимала стресс.) Ноутбук, едва воскрес, Заявил ей тут же мрачно: "Постаралась ты удачно. Опустел наш русский мир. Ты теперь один кумир. Даже жить мне неохота. Лучше кинь меня в болото! Все пути теперь сошлись. Что ж, гуляй и веселись". Но Бубчак лишь хохотнула, В зеркале себе мигнула И, захлопнув ноутбук, Бросила его в сундук. Как -то утром царь проснулся, Грустно пукнул, потянулся И с тревогой осознал, Что он дочку не видал, Может, год, а то и боле. "Охренели все вы, что ли!- Закричал свирепо царь, Как оно бывало встарь! - Казнокрады! Аморалы! Дочь моя куда пропала? Где она, моё дитя? Говорю вам не шутя, Что я в гневе хуже зверя! Ежели моя потеря Не отыщется в три дня, Все дождётесь у меня! Распустились, понимаешь! Ты меня, народ мой, знаешь, Я интриг не потерплю! За красавицу мою, За царевну, радость нашу, Я их всех переебашу! Мнят они, что царь-де стар, В голове хмельной угар, Что рукой своей дрожащей Не удержит меч разящий, Что поджилки все слабы, Чирей вылез у губы, Что царю уж срок измерен, Что инфарктам счёт потерян, Уж предчувствуют, как трон Опустевший тащат вон, И приблудное отродье Делит царские угодья, Что остались у казны! Слышу хохот сатаны: "Что, спасла вас ваша вера?" Моего терпенья мера Переполнилась, клянусь! Но я с силой соберусь, Я ещё немало значу! Я здесь всё переиначу! Русь моя! Мы с этих пор Позабудем свой позор!" Так блажил он, завывая, Дворня ж слушала, зевая, Этот сиплый, дикий вой. С головой своей седой, Бледно-жёлтый весь, опухший, Взор сквозь щёлки век потухший,- Царь являл на склоне лет Старой немочи портрет. Иль являл портрет язвящий Власти, заживо смердящей, Разложенья, пьяных слёз Горестный апофеоз! Был царём он номинально! Так что дворня вся нахально Слушала его, глумясь, И презрительно смеясь! Ну а кто б не улыбнулся? Наконец, чтоб он заткнулся, На подносе молодец Водки штоф и огурец Притащил к его постели. Глазки тут же заблестели, На оплывшей шее вмиг Передёрнулся кадык, Царь рукой своей трясущей Принял рюмку с влагой сущей, Осторожно в себя влил, Толстое лицо скривил, Содрогнулся, смачно крякнув, Всеми членами обмякнув, Повалился вдруг на бок! Но, однако, всё же смог Перед тем как отрубиться, Сном спасительным забыться, Царский сочинить указ, И гласил указ как раз, Что, ввиду такого горя, Поезжал, с судьбою споря, За невестою своей Некий Боря Моисей. Вот гонец дежурный -пьяный, Толстый, сытый и румяный, Дури царские кляня, Взгромоздился на коня, Плюнув, расспросил дорогу И поехал понемногу В развесёлый тот квартал, Где герой наш обитал. Боря, впрочем, был при деле: Раскорячась на постели, В панталонах от кутюр Делал Боря педикюр. И гонец, давя желанье Эфемерному созданью Засветить, к примеру, в глаз, Зачитал ему указ, Чтоб, покорный царской воле, Собирал манатки, что ли, И уёбывал скорей За невестою своей. Боря же вскричал невольно: "Вау! Этотак прикольно! На животное вскочу И стрелою полечу! Надо же, какая драма! И какая мне реклама! И шикарнейший пиар! По звистникам удар! Кстати, подскажи, служивый, Чем коню намазать гриву, Чтоб смотреться на коне Погламурней как -то мне?" Многое ль в походе надо? Тут уж, чай, не до парада! Меч, кольчуга, котелок, Хлеба тёплого кусок Завернуть ещё в тряпицу, На дорожку помолиться, Низко голову склоня, Сесть на доброго коня... Как -то братцы, так, пожалуй! Что б ещё взять не мешало? Это, братцы, как кому, Но герою моему, Боре то есть Моисею, Метросексуалу -гею, Боевой сей арсенал Был бы неприлично мал! Пудра где? Где тушь, где блёстки? Пилки для ногтей, расчёски, Краска для волос и лак? И какой , пардон, дурак В путь пустился б без помады И духов, души отрады? Это ж не прогулка вам! Так что Боря весь свой хлам В чемодана два утиснул, Задницу шанелью спрыснул И уж был совсем готов В бой кидаться на врагов! Миссией своею гордый Пидор едет крепкомордый! Едет радостный такой! Держит нежною рукой Копьецо он грациозно; Шлёпает по ляжке грозно Меч, весь в стразах голубых; Русь, ты ратников таких На просторах своих дивных Не видала столь пртивных! Жаль, подпортил сей момент Неприятный инцидент! Дело в том, что зад у гея, Эрогенно пламенея, Так натёрся о седло, Что желание свело Члены все истомой сладкой! Изнывая от припадка, бедный гей не мог понять, Что б такое предпринять? То соскочет, бедолага, У лесистого оврага И изыщет, дурачок, В виде фаллоса сучок; О сучёк очком потрётся - Тихо , грустно рассмеётся: Всё не то и всё фигня! То пред мордою коня Встанет раком, задом блещет, И томится и трепещет; Конь испуганно хрипит, глазом бешено косит, упираясь что есть мочи- Видно, он его не хочет! Конь, сказать короче чтоб , Был, наверно, гомофоб! Так что Боря, изнывая, всё на свете проклиная И в особенности баб, Духом полностью ослаб. Под кольчугой его тело От жары совсем взопрело, Тушь с помадой, словно грязь, В едком поте растворясь, Как абстракция на роже Расплылись по дряблой коже; Злой судьбиной удручён, К солнцу обратился он. "Солнце, солнце! Ты ярило, Ты любому гею мило, Ты на оппе голубой Словно анус золотой! О, ты анус!Ты слепящий, И горячий, и манящий Анус, что венчает мир! Ты один у нас кумир, Флаги с радуглй твоею На парадах наших реют, И, ведя народ из тьмы, Светим анусами мы! Кстати, солнце! Не видало, Тут царевны не бывало? Вдруг решило дурачьё, Будто я жених её". Солнце пышушей горою Так придвинулось к герою, Что от страха тот едва Различать умел слова. Диск свой пламенный скривило И с презрением цедило: "Как ты мог сравнить, свинья, С грязной задницей меня? Я -основа мирозданья, Благотворное дыханье, Материнское тепло, Тьме и холоду назло, Бросив вызов всей Вселенной, Бесконечной и надменной, Хрупкий мир создало я, Где законы бытия Гармоничны и моральны1 только ты, урод нахальный, В беззаконье утвердясь, Жизни разрушаешь связь! Кто таким как ты дал право Радугу мою лукаво, Знак надежды и любви, На полотнища свои Грязной краской и фальшиво Наносить весьма спесиво, Набиваясь мне в родню? Я вас от себя гоню, Знайте это, дети мрака! Если ж хочешь ты, однако, Чтоб весёлый твой собрат, Что кишке развёрстой рад, Засадил тебе по гланды - Убирайся в Нидерланды. У меня помойка там - Русь поганить я не дам". И, сказав сие, светило Тихо от него уплыло, В дымке жёлто -голубой Закатившись за горой. Впрочем, Боря беспокойный, Получив отлуп достойный, И не думал отступать! Стал он тёмной ночи ждать, Чтобы расспросить в тревоге Светлый месяц о дороге; А пока открыл багаж, Чтоб подправить макияж. В зеркальце смотрел он томно, Закусив губу нескромно; На ресницы тушь нанёс И слегка подпудрил нос; Тени наложил на веки; Если б знали человеки, Сколь тяжёл ему сей труд! Только женщины поймут Пидерастово мученье! И, конечно, в заключенье Губ безумный силикон Очертил помадой он. Ночь меж тем сошла на землю, Мглой прохладной мир объемля, И беззвучно зазвучал Звёзд сияющих хорал. Славя тайны мирозданья, Пело звёздное сиянье! И природа в тишине, как в волшебном детском сне, Так же сладостно и нежно Внемлет хору безмятежно. Только старый пидор был Безучастен и уныл. Ждал он в явном нетерпенье Дирижёра появленья, Полагая, что уж он Точно выйдет на поклон. И дождался -элегантный, Утончённый и галантный Месяц в жёлтом сюртуке по жемчужной плыл реке, Звёздам ласково кивая; Боря, к месяцу взывая, Из последних своих сил Жалобно заголосил: " Месяц, месяц! Мой дружбан! Позолоченный банан! Ярко на небе сияешь, Член ты мне напоминаешь, Мускулистый и кривой! Как бы я хотел с тобой Подружиться, мой противный! Чтобы с силой позитивной Засадил бы туго мне, Чтоб горел я как в огне, Под тобою извиваясь, Воя, плача и кусаясь, От восторга, стало быть! Кстати, я хотел спросить: Ты царевны не видал ли? Ты поверишь мне едва ли, Но решило дурачьё, Будто я жених её". И со смехом серебристым, Проплывая в небе чистом, Месяц Боре отвечал: "Я царевны не встречал. И, признаюсь, если б видел, То её б тебе не выдал. Ты же старый пидераст И до женщин не горазд. И зачем тебе девица? Чтобы только осрамиться? Тебе солнце, мой сосед, Дало правильный совет: Коль дупло твоё клокочет, Коль до страсти оно хочет, Чтоб весёлый твой собрат, Что кишке развёрстой рад Засадил тебе по гланды,- Поезжай-ка в Нидерланды! Братья -либералы там Все почтут за доблесть срам. Да, а к ветру -грубияну, Дебоширу и буяну, И не думай пристовать. Этот уж не станет ждать, Тут же понесёт, подхватит И тебя о землю хватит. Так что, братец, ты отсель Поспешай, покуда цел". Так сказав, он удалился И за тёмнй лес скатился. Боря же осмыслить смог, Как он в мире одинок. И, обиженный столь грубо, Нарезал круги у дуба, Очи к небу задирал, На груди кольчугу рвал, Топал ножкой вдруг, озлобясь, Корча рожи и коробясь: "У, проклятая страна! Азиатчина одна! Ничего! Настанет время, И воспрянет наше племя! Уж тогда расправим мы Крылья в этом царстве тьмы! Вы, ханжи и клерикалы, Суньте ваши идеалы Сами знаете куда! Новая взойдёт звезда, И уже не на Востоке! Наплевать, что там пророки В ваших ветхих книгах врут! Новый мир возникнет тут, Где мой бог -мои желанья! К чёрту ваши упованья На мистический курорт! Если жизнь здесь первый сорт - Ря вашего не надо! Тоже мне, нашлась награда! Я и ада не боюсь, Хоть туда и не стремлюсь". Так, повосклицав минорно, Влез он на коня покорно И поехал в Амстердам Поискать удачу там. * * * * Окончание следует!