Я помню, как беспечного меня подвигла жизнь задуматься о многом, сначала детство навсегда отняв, в противоречие толкнула с Богом и показала существо людей с хорошей и ужасной стороны, зомбировала верою в вождей, хоть нищей, но ликующей страны от радости, что наконец пришла, оплаченная всенародной кровью, Победа над фашизмом и зажгла фитиль надежды, что какой-то новью наполнится теперь людская жизнь, – романтиками быть не перестали, – и, обессиленные, строить коммунизм с упорством зомби рьяно продолжали. Со всеми вместе через всё прошёл и трудность буден продолжал как данность. Теперь старик, я, этим поражён, хотя в мозгах по-прежнему туманность. Не всё могу себе я объяснить, другим, тем паче, объяснять не буду, как мы счастливыми умели быть в порой невыносимых буднях; как разобраться всё ж пытались мы в противоречиях, что жизнь преподносила, и говорили нам правители страны; откуда в нас живительная сила одновременно что-то понимать и в правильности тут же сомневаться, себе принципиальными казаться и окружающих речами донимать, где честность с лицемерием смешно переплелись и слились воедино. Теперь и думать о былом грешно и страшно видеть там себя кретином, не цельным человеком во плоти, а суррогатом с наполненьем грешным. Смешалось всё на жизненном пути, но он ведь пройден и небезуспешно. Была и радость и кураж побед. Любовь была при нескладухе буден. И часто мысли побеждали бред и дело приносило радость людям. При этих парадоксах объяснить себе себя навряд ли мне удастся. Необъяснённым ещё долго жить себя заставлю постараться.