Я залез на твою половину кровати. Неосознанно, кажется, в тысячный раз пустоту среди ночи пытаюсь обнять я. И, как раньше, испуганно вздрогнул сейчас. И проснулся от горького я осознанья многолетней и вязкой, как гниль, пустоты и, что я не могу одолеть расстоянья, быть физически там, где находишься ты. Не такая, какой ты была перед смертью, а девчонка, которую встретил впервой. Сколько лет я живу с постоянною местью расквитаться с химерною сволочью той, что тебя истязала и мучила долго перед тем, как навечно забрать у меня. Отомстить за тебя! - обязательным долгом я на плечи взвалил до последнего дня. И поэтому в текстах своих проклинаю я и Бога, и дьявола – все виноваты! – Никому им мученья твои не спускаю1 – И не жду я за это какой-то расплаты, хоть и вижу обоих в единое слитых, ежечасно несущих страданья средь буден. Смерть у них забирает донельзя избитых, облегченье приносит измученным людям. И тебе тоже Смерть принесла избавленье от мучений придуманных Богом-химерой или дьяволом, или каким-то явленьем, оживлённом слепою бездумною верой. Я хочу тебя видеть, любимая, рядом ироничной ко всем, жизнерадостной, юной. А приходится видеть измученной раком, умирающей здесь в атмосфере угрюмой. Хоспис –это последняя в жизни обитель. Путь отсюда один – в никуда и навечно, хоть и думает каждый, что он – небожитель. Вот и я, постоянно в печали сердечной, быть с тобою хочу, одолев расстоянье, а ночами пытаюсь обнять, чего нету. Но, однако, реальность ведь не в состоянье изменить и призвать хоть кого-то к ответу.