За пятнадцать лет в моей жизни жизни не происходило ничего существенного, впрочем как и в вашей. Я кот . Меня зовут Мальборо.. Меня так назвал мой первый хозяин. Черт бы его побрал, назвать кота маркой сигарет. Он был псих, заявляю вам со всей ответственностью . Он только и делал , что попивал свое дешевое вино и покуривал « Мальборо Лайтс». За всю мою жизнь я сменил троих хозяев. Имени моего первого хозяина я не знаю, как и двух остальных. Я знаю только одно, он был запойным. Лица я его не помню , потому что был совсем маленьким, когда он меня взял к себе, поэтому я называл его двуногим. Сначала в его доме было две пары ног. Его и женские. Да точно, женские. Я это знаю, потому что женские ноги выглядят аккуратней, их не покрывает эта шерсть, которая идем так нам - котам, но не человеческим ногам. Но однажды эти женские ноги не выдержали его постоянных пьянок и ушли, больше никогда не вернувшись. С ними ушло и мое беззаботное существование. Так начались худшие месяцы моей жизни. Я наблюдал, как это двуногое существо, гордо именующее себя Человеком, превращается в чудовище. Я клянусь в «Китикете», который он все чаще забывал подкладывать в мою миску, было и то больше смысла, чем в его вечном пьяном существовании. К нему перестали заходить его друзья, хотя о них я был тоже не лучшего мнения. Даже его телефон перестал звонить. Возможно, его отключили за неуплату (Я - кот, я не разбираюсь в ваших коммунальных делах). Но скорей всего всем было просто наплевать на него. Мне тем более. Я ненавидел его больше чем этот чертов жужжащий пылесос, который пугал меня до смерти. Я боялся этого двуного чудовища. Я старался не высовываться лишни раз из под дивана. Да и какой бы идиот полез специально, чтобы получить по голове бутылкой? К тому времени я был истощенным комком склоченной шерсти. Я уже не надеялся увидеть миску, наполненную молоком или хотя бы «Вискасом», хоть я его и не любил. Честно говоря, я и миску то свою не мог найти, все было заставлено эти проклятыми бутылками. Бутылки на полу, бутылки на кровати, бутылки на шкафу. Он и себе еды то не покупал, так что мне можно было и не надеяться. Я думал, хорошо бы сдать хоть пару бутылок, чтобы купить рыбки. Этот двуногий все время пялился в телевизор и пил. Знаете, что я ненавидел в этом ящике больше всего? Рекламу. Рекламу кошачьего корма. Там было все; симпатичные хозяйки, полная миска еды и коты с блестящей, здоровой шерстью. Где справедливость? Я подыхал от голода, а мне показывали эти сытые, упитанные морды. Двуногий, сидевший с пультом в одной руке и с бутылкой в другой, все время говорил: «Плохо когда ты не принадлежишь этому миру, и этот мир не принадлежит тебе». «И Слава Богу», - подумал я. Ему же даже трехколесный велосипед нельзя было доверить, он бы и его пропил. От голода я совсем плохо соображал, а эта идиотская реклама все крутилась по телеку. Чтобы не думать о еде, я спал больше чем обычно. Когда я проснулся, в квартире было много людей, они упаковывали двуного в пакет. Он умер. А я так и не узнал его имени. Следующая моя хозяйка была вдова или старая дева, мне кажется, она сама этого уже не знала. Возможно, у нее был муж, но судя по ее возрасту, он умер лет сто назад, так что вряд ли она это помнила. Она была ужасно ветхая. Тут Природа была более благосклонна к животным чем к вам, людям. Мы хотя бы избавлены от морщин, седины, обрюзгшей кожи и целлюлита. Не сказать, что мне было весело у нее. Тут опять был телек на полную громкость с утра до вечера. У вас, Царей Зверей, что больше развлечений нет? Вы так гордитесь тем, что вы – люди, а я, между прочим, не нашел ничего за что вас бы можно было уважать. Не размениваться по мелочам, кажется, так вы говорите. А вы тратите свое время на пустую болтовню, на глупые передачи, скучные вечеринки и после всего этого вы создаете себе подобных детей, и называете это продолжением рода человеческого. Да я лучше бы жрал наполнитель для кошачьего туалета, чем так продолжал род. У вас так много амбиции, и в тоже время вы довольствуетесь малым, даже самые незначительные достижения способны поднять вашу самооценку до небес, но и пустяковые поражения могут утопить вас в бездне отчаяния. Вы завистливы, вы безвольны, вы мстительны, вы злорадны, вы смешны, когда пытаетесь казаться лучше чем вы есть на самом деле, а как вас волнует чужое мнение. О, как я рад, что я - кот! Я лишен всех этих пороков, что мешают вам жить. Эта старушенция как-то легла спать, забыв выключить телек. И на следующее утро не проснулась. «Они даже умирают с включенным телевизором, - подумал я, - они даже умереть без него не могут. Что ж достойное окончание их недостойной жизни». Имени я ее тоже не узнал. Сейчас мне пятнадцать лет. И я живу у своего третьего по счету хозяина. У него есть черный рояль, стоящий в центре комнаты. Эта штука - лучше телека, если конечно умеешь с ней обращаться. А он умел. Он играл с таким отчаянием, как будто через секунду не будет ни его, ни этого чертового рояля. Мне нравилось, в этом чувствовалась какая - то жизнь. Еще он писал рассказы, и с ними дело обстояло хуже чем с музыкой. К нему приходила куча друзей , и он читал им свою писанину. Они никогда не говорили ни плохого, ни хорошего. А мне хотелось закричать: «Ты – идиот! Они никогда не скажут тебе правду. Вы, люди, все время ждете услышать правду от других, но сами никогда ее не говорите. Вы от нее бежите, прикрываясь лестью». Так вот, когда он собирался с друзьями, я предпочитал не появляться у них в комнате. Да и не понимал я этого термина – друзья. Вам важно чувство принадлежности, мы же – коты, не сбиваемся в стаи. Вы готовы кричать о своих проблемах на весь мир, вам нужно постоянное одобрение окружающих. Мне пятнадцать лет, и моя шерсть пожухла, походка утратила былое изящество и ловкость. Я знаю, что сегодня я умру. Не верьте тем – кто говорит, что не боится смерти. Перед ней – все мы – трусы. Я ощущал, как смерть легкой поступью крадется по мне, так тихо и грациозно, как я когда-то передвигался молодости, она наступала мне на горло, и я вдруг ощутил всю ее тяжесть. В этот день он играл на своем рояле. Я знал, что это будет последний раз. Сегодня я воспринимал музыку по - другому. Я чувствовал ее каждой клеточкой моего болезненно-надрывающего тела. Я не пытался привлечь его внимания, я знал, что конец все равно неизбежен, но я хотел продлить этот момент, я мечтал, чтобы эта мелодия никогда не заканчивалась. Я понимал что то, что происходило в моей жизни – больше никогда не повторится. Вдруг он перестал играть, музыка оборвалась. Я не хотел этого, я знал, что вместе с музыкой оборвется моя жизнь. Он подошел ко мне. Он понял, я видел, как испуг промелькнул в его глазах. Он жалел не меня. Он жалел себя. Он ко мне привязался, я это знал. Он не думал о том, какую боль я испытываю. Уже в тот момент он переживал о себе - не обо мне. Странные вы – люди, вам удается оставаться эгоистичными в любой ситуации. Я не хотел умирать, мне было грустно осознавать, что я умру, и на следующий день когда все будет как было раньше, но уже без меня. Возможно, он заведет другого кота. Возможно, он заведет жену. Но завтра – он выкинет все мои миски, все мои игрушки за ненадобностью. Наверняка он по привычке будет продолжать покупать сухой корм, но это только первый месяц. Конечно, он не будет долго грустить, он продолжит свою жизнь, но уже без меня, без его верного друга, который прожил с ним десять лет. И мое имя лишь останется для него маркой сигарет.