Он был стар и немощен настолько, что уже никого не осталось рядом, кто ложился бы с ним вместе в постель. Поэтому, когда за окном опускалась темнота, он одиноко добредал после продолжительного затяжного, мучительного, бессмысленного дня к койке и, кряхтя, залезал под тёплое мягкое одеяло, замирая в ожидающем оцепенении. Он был стар крайней старостью плоти настолько, что в любой момент ждал: ход его судьбы может неожиданно оборваться на вдохе или выдохе. Поэтому дышал он с большой осторожностью. Но в кровать его всё же тянуло, он испытывал к ней неподдельный интерес, потому что уже давно в прежде одинокой и холодной постели он каждый раз обнаруживал, что находится не один… Две удивительные персоны окружали его здесь. Одна была иссохшая и закоченевшая Жизнь, другая – Смерть, юная и теплая. Жизнь еле теплилась и сама нуждалась в том, чтобы её тщательно укрывали, гладили, баюкали, но старику этого делать давно уже не хотелось. А Смерть была пышной, хорошо пахла и жадно льнула к старику, ласкала его, шепча на ухо нежные слова, которые радовали вялое сердце уставшего от своих лет человека. Старик невольно отодвигался от костистой Жизни, которая не сулила ему ничего хорошего, и прижимался одряхлевшим телом к Смерти, от которой тянуло теплом и уютом. Жизнь вела себя беспардонно, сама старалась потеплее укрыться, стаскивая со старика единственное одеяло, а Смерть раскрывалась, обнажая всю себя, и манила его своими прелестями, казавшимися старику в эти минуты восхитительными. Но старик всё ещё думал о Жизни. Она провела с ним целое столетие, прошла революции и войны, построила не один дом, посадила много деревьев, которые выросли в большой пышный сад, успевший на его веку засохнуть и погибнуть , и вырастила детей… И в этих трудах так истончилась, так обезобразилась и обезлюдела родными лицами, что надоела, и старику хотелось, чтобы быстрее исчезла навсегда. Исчезла в любую из его бессонных ночей, а он остался бы наедине со Смертью, которая верно ласкала его, трогала усохшее тело, подтверждая, что ещё не всё потеряно и можно продолжать своё существование, уходя глубоко в себя, так далеко, куда уже никто, кроме него самого, дойти не сможет. Но как бы ни была во сне привлекательна Смерть, уже готовый крепко обнять её старик всё же в последнюю минуту ночного отдыха поворачивал свое пропахшее мертвечиной лицо в сторону постылой Жизни. Той Жизни, которая, несмотря на свою опустошённость и запущенность, освещалась окном, откуда проникали первые лучи утреннего солнца, пробегавшие по морщинистому лицу старика ещё одним новым оттаявшим днём надежды. И снова у окна старик Фицджеральд смотрит во двор на проходящих мимо людей. Прохожие каждый день видят старика в окне и радуются: «Вот опять старик смотрит на нас!» Радуется и старик им в ответ: «Вот опять меня видят, а пока меня видят, значит, я существую»- оправдывает он свое затянувшееся существование на земле. И он безотрывно стоит у окна, глядя на протекающую мимо него активную чужую жизнь, и демонстрирует малые возможности своей. И жизнь за окном не заканчивается, и старик все живет и живет. «Жизнь видишь лучше всего, когда наблюдаешь её из единственного окна», - и сегодня повторяет про себя самую важную мысль старик Фицджеральд.