Воспоминанья как награда, как милой пламенный привет. И как ребёнок, правда, рад я ожившим строчкам давних лет. Себя в них вижу молодым я, то ловеласом, то глупцом, с кудрями, словно завитыми, и с зацелованным лицом. Но сердце в мировой печали о всём творящемся кругом. А мой кумир – товарищ Сталин, не знал, конечно, о таком. Поэтому вот так ужасен суровый мир после войны. Но как хотелось, чтоб прекрасен был быт людей родной страны! И романтично отражались в стихах прекрасные мечты. А вся и все кругом старались лишить миражной красоты. И вот уж отраженьем в строчках нелёгкий мой шахтёрский труд. А память строчит, строчит, строчит и выдаёт за трупом труп, то в исковерканном забое, то под бомбёжкой, то в Двине, где, как при массовом забое скотины, бьют евреев не- мцы, гитлеровцы, гады и рвут тела, как слово я. Воспоминанья – не награда уже, а боль несносная моя. Но я листаю их, листаю по строчкам давнишних стихов. И вот уже я в волчьей стае полупартийных мудаков, что строят коммунизм, не веря, иль полуверуя в него. И мир, как за чуланной дверью, идейно затхл и негож. Не совершая преступлений, я всё же каялся во всём в строках своих стихотворений, которые сжигал потом. Сегодня их припоминая, я возвращаю время то, когда был пьян от Первомая, одетый в драное пальто. Но был любим своей женою, своей единственной, хотя случалось флиртовать с чужою, не смеха ради, но шутя. И это тоже память видит и преподносит в радость мне. Совсем за это не в обиде, когда я с ней наедине, Нет, в этом удовлетворенья я вижу каждый раз опять. И я спешу стихотворенья давнишних буден записать.