- Чтобы на единорога охотиться, одного умения мало, - сказал старик, ковыряя веткой в костре. – Душу надо иметь поэтическую!.. Дрова были сырые; костер горел неровно, то почти угасая, то ярко вспыхивая. Темнота казалась непроглядной. Вальтер шевельнулся - отсидел ногу. Пока он устраивался поудобнее, старик наконец заставил костер разгореться. Пламя, потрескивая, выхватило из темноты гладкую лысину и бугристую картофелину носа. - Да! Поэтическую! – повторил старик, явно довольный собой. - Ну, а дело-то, вообще, выгодное? – спросил Вальтер. Он давно мысленно обругал себя всеми известными ругательствами за то, что согласился помочь старику. Охота, как же! Да разве так охотятся? В воображении Вальтера вновь вспыхнули яркие картины: белые и вороные лошади несутся через луг, покачиваются в седлах пышно одетые всадники, ярко блестят на солнце охотничьи горны, холодно сверкает оружие... А они, вдвоем, весь день бродили по лесу; на взгляд Вальтера, бесцельно бродили. Единороги, конечно же, им не встретились. А если бы и встретились, то что толку? Из оружия, одни ножи. Больше старик ничего взять не разрешил. Смешно! - Выгодное? – возмущенно переспросил старик. Его куцая бородка воинственно задралась. – Да ты, парень, даже представить не можешь, насколько выгодное! Он выставил перед собой ладонь, точно птичью лапу, и стал загибать пальцы: - Белый рог, раз! Шкура, два! Копыта, три! Зубы, четыре! Мясо, опять же, гурманы ценят, пять! Двух единорогов завалишь – считай богач. - По тебе не скажешь! – насмешливо обронил Вальтер. Старик молча поставил в центр костра бронзовый котелок с водой. Медленно развязал узел на своей котомке... Вальтер покраснел. "Зря старика обидел! – подумалось ему. – В самом деле, нашел чем попрекать". - Был и я молод, - сказал вдруг старик. – Был и нищим, был и богачом... а вот, снова голым и босым оказался! Судьба, парень! От нее никаким единорогом не откупишься. Он вытащил из котомки желтоватую горсть манной крупы и высыпал в котелок. - Ничего... Сейчас кашки поедим. Ты такой еще не пробовал! Потом поспим немного, а на рассвете, завалим нашего единорога! Вальтер поперхнулся. С ума старик сошел, что ли? Заладил: единорог, единорог... Да их, наверное, уже и на свете нет! - Где... завалим? – с трудом выдавил он. Старик взглянул на него, лукаво прищурившись. - А помнишь полянку, с родником? Мы там воду набрали. Хорошая вода, сладкая... Ему, видать, тоже нравится, - сказал он и, посмеиваясь, склонился над котелком. Вальтер зябко поежился. Он сидел на корточках в кустах, что росли по краю поляны. От земли тянуло сыростью. На поляне, серой нищенской дранкой, стелился туман. В сизом предрассветном сумраке вяло шевелились ветви деревьев. И где-то рядом, скрытый туманом, мерно журчал родник. "Куда подевался этот старый хрыч? – в который раз подумал Вальтер. – Оставил меня здесь, а сам пропал, как сквозь землю провалился!" На душе было мерзко. Вальтера так и подмывало встать и уйти, выбросить из головы чудаковатого старика, вместе со всеми единорогами. Но... он продолжал сидеть, сам не понимая почему. Время тянулось и тянулось. Несколько раз Вальтер ловил себя на том, что начинает дремать. Старик не возвращался. Вальтер тряхнул головой, чтобы хоть на миг отогнать дремоту, и окинул взглядом поляну. И увидел. Единорог!.. Он двигался медленно и бесшумно. Вот остановился и опустил морду к самой траве, - весь белый, с золотой гривой и сверкающим, будто хрустальным рогом. Вальтер растерянно моргнул. Мир изменился: исчезли туман и предрассветный сумрак; трава стала ярко зеленой, небо над головой налилось голубым цветом и солнечные лучи прошили воздух золотыми стежками. А в самом сердце яркого волшебства стоял единорог, - прекрасный как... как единорог. Вальтер, словно во сне, вышел на поляну. Несмело протянул руку и коснулся золотой гривы. Ладонь ощутила тепло живого тела, и на душе Вальтера тоже стало тепло. Он счастливо улыбнулся. Единорог, чуть повернув морду, смотрел на него большим карим глазом и в глубине зрачка, будто в океане, плескались и Любовь, и Нежность, и Понимание. Единорог фыркнул. Слева от себя Вальтер почувствовал какое-то движение и нехотя повернул голову. Конечно же, старик. Но, на его лице было написано такое благоговение, что Вальтер сразу успокоился. "Охота! – презрительно подумал он. – Да разве можно?" - Какой красивый! – сдавленным голосом проговорил старик. Он мягко провел ладонью по крупу единорога. Вальтер отступил на шаг, и... перед его глазами мелькнуло что-то, по-мертвому холодно сверкнувшее в золотистых лучах. Единорог встал на дыбы, но тут же повалился на бок. Трава, вокруг его шеи, стала быстро темнеть: ее заливала черная жидкость. Вальтер стоял, ничего не понимая. Он лишь видел, что мир вокруг вновь погружается в сизый сумрак. И снова потянуло сыростью. Старик, упавший перед единорогом на колени, обернулся. - Ну, чего стоишь, болван болваном! – крикнул он нетерпеливо. – Не проморгался еще, что ли? Помогай! Первым делом, надо рог отпилить... Вальтер вздрогнул; его пальцы, будто сами собой, легли на рукоять ножа. Он ударил под левую лопатку, точно в сердце. Старик не вскрикнул, только дернулся и повалился на белое тело единорога, словно обнял. Вальтер выпрямился. Руки безвольно повисли вдоль тела. Первые лучи солнца осторожно скользнули по поляне. В траве, у ног старика, мелькнул серый комочек полевой мыши. В кронах деревьев, уже вовсю шебаршились лесные птахи, чирикая на все лады. Вальтер, стоял неподвижно, глядя на мертвого единорога. По лицу текли слезы, но Вальтер не замечал их. Единорог, и после смерти, был прекрасен. К О Н Е Ц.