ОСОБЕННОСТИ СЕВЕРНОЙ РЫБАЛКИ. ОПУС 2. На речке рыбачить можно было в любое время: речка вытекала из озера, что было за горкой, в которую упирался аэродром. Да и сам аэродром разделил пополам озеро, мешающее удлинению взлётной полосы, которое необходимо было произвести для приёма реактивных самолётов. И в этом, разделённом пополам озере продолжала жить рыба! Из озера, расположенного сразу за горкой в конце аэродрома, вытекала речка, которая проходила вдоль аэродрома в сотне метров от него, потом двигала к гарнизону, разделяя его на две половины, а потом уходила в сторону залива. Озеро было не широким, но было глубоким: в одном месте я, опустив со льда леску в 60 метров, дна не достиг! Длина озера была не меньше десятка километров. Озеро обзывалось Кривым, так как было кривым на самом деле! Рыбы там хватало: голец, форель, палия, (глубоководная, необычной окраски рыбка, с красным мясом!) Говорили, что кое-кому повезло там поймать кумжу – родственницу сёмги. Не знаю: за пять лет рыбалки мне кумжа ни разу не попалась! Но это означало, что можно было рыбачить прямо у себя в городке! И мы рыбачили! От моего дома до речки было метров триста. Вот и водил я на речку своего первенца, пытаясь его пристрастить к рыбалке, но достиг обратного: он не мог понять, как это можно сиднем сидеть на одном месте и глазеть на воду часами! И рыбаком так и не стал, в отличие от младшего: тот сразу же, при первом посещении реки, в возрасте лет четырёх, нашел сразу две, кем-то утерянные, готовые удочки, намотанные на каркас! И это стало началом его рыбачьей эпопеи. В гарнизонной реке порыбачить было можно, но на уху добыть рыбки было проблематично: не было значимой миграции рыбьего поголовья, как в залив, так и обратно. Правда, за домом офицеров, в небольшом пруду, базировалась хитроумная форелька на граммов восемьсот. Хитроумная потому, что не желала с рыбаками иметь никаких контактов: ей только коньяку не предлагали в качестве приманки, и то, потому что не знали как преподнести. Она была весьма знаменита: поглазеть на неё приходил весь гарнизон! Она не пряталась, если ей не досаждали и с удовольствием тоже глазела на людей. Но нашёлся тот, кто нашёл на неё управу: наш Витя - старший лейтенант, отец двух дочерей, весельчак, балогур и шкодник, любитель полначек и розыгрышей. Придя,как-то утом на работу, сияющий и гордый, он вдруг заявил, что хитрюгу - форельку всё же захомутал. Якобы весила она 832 грамма, и мясо у неё красное, как у сёмги! Мы, конечно усомнились в том, что именно Вите удалось рыбку изловить. Общество потребовало представить доказательства в виде выловлкенного экземпляра. Витя объявил, что экземпляр уже не существует, но кто не верит, пусть после работы пройдёт к нему в дом и он покажет скелет, что в помойном ведре. А меня дёрнул чёрт усомниться! Говорю: "Витя, бабы вчера ходили на склад за пайком, и моя говорит, что им предлагали треску метровой величины, и никто брать не стал кроме твоей Машки!" От Вити, любителя пошутить над другими, я не ожидал такой реакции: он набросился на меня с кулаками! И как я потом не оправдывался и не извинялся, зуб он на меня имел до конца совместной службы, А поймать он её поймал, обхитрив: он сделал длинное-предлинное удилище, привязал не длинную леску, и забросил удочку "из-за угла", т. е.так,что бы хитро-мудрая рыбка его не видела. На крючок насадил стрекозу и пустил её плыть по течению. И здесь хитрюга не выдержала... Витя долго хвалился, пока его один друг из соседней эскадрильи не осадил:"Жлоб! Ты же сожрал реликвию! Ты же сожрал любимицу детей! Тебя линчевать надо!" После этого Витя приутих, и больше не хвалился. Против ожидания, рыбы-мигранты, лезущие на нерест в любую речонку, в нашу речку перестали почему-то заходить, хотя старожилы говорили, что некогда такое случалось. И на летние рыбалки мы выбирались на другие речки, оставляя за собой право рыбачить на собственных водоёмах зимой. Зимой я роскошествовал; становился на лыжи, совал свой «Макаров» за пазуху, (на всякий случай: я шастал по тундре, обычно, в одиночестве и не любил, когда меня кто-то ограничивал во времени, или в расстояниях, что частенько бывает в компаниях, состоящих даже из двух человек!) Взваливал на горб рюкзак со всем необходимым, коловорот и в путь! Нарушал, конечно, технику безопасности: в таких походах и на такие расстояния в тех безлюдных местах, одному бродить возбранялось, но я всегда был самонадеян и с детства слонялся по лесам и долам в одиночестве! Меня вдохновляла возможность на лыжах забраться туда, куда летом было не добраться. И я исследовал, исследовал, исследовал. Я находил озёра и бочажины, сверлил там десятки лунок, сидел, на понравившихся мне водоёмах часами. В основном, впустую, но это был кайф! Кайф исследователя! А бывали удачи: как-то спустившись с крутой горы, я просверлил лунку у самой скалы, резонно решив, что скала уходит у самого берега сразу в глубину. Размотав удочку, (а удочка была оснащена небольшой блесёнкой и прицепным крючком), начал измерять глубину. Рыбаки знают, как важно её знать! Леску распустил сразу на метров шесть-восемь, но дна не достал. Начал вытаскивать леску, но, чувствую, что что-то на крючке есть. Думал, что зацепил какую-то корягу – поклёвки-то не было. И вдруг – рывок! Да ещё какой! Подсекаю, тащу, а там такое сопротивление! Ну, думаю, подцепил что-то не меньше, чем килограммов на пять! Тащу, сопротивляется до последнего! Такое ощущение, что в лунку не пролезет! Начинаю «вымучивать», чтоб сломить сопротивление: сильная рыба, упершись в лёд, способна оборвать толстую-претолстую леску, а то и разогнуть крючок! Ну, наконец, почувствовав, что сопротивление сломлено, тащу, И в лунку пролазит голец, весом не более килограмма! «Ну, и Бог с ним! – думаю, с десяток таких и мне хватит!» Забрасываю опять, и картина повторяется: немедленная поклёвка, и близнец предыдущего на крючке! Ну, думаю – пошло! Срочный заброс, ожидание поклёвки, ожидание час, ожидание два… Иссверлил всё озеро: рыба-то есть! А больше не одной поклёвки! Видать, рыбка с головой: на чужих ошибках учится! Надо сказать, что я это озерцо в покое не оставил: заглядывал туда не раз и летом, и зимой. Бестолковка: наверное, я в первый раз выловил последнюю семью, или у рыбки той долгая-долгая память!