Напарник мой, наконец-то получил отпуск! Но он для сплава был уже ни к селу, ни к городу: золотое время ушло! Конец сентября в Саянах не лучшее время для сплава: в такое время на Казыре при сплаве погибла экспедиция геологов в 1942 году. Мы решили пробраться всё же на Сисим, но с «тыла»: через путь, по которому выходили из сплава. Время мы уже упустили: на перевале нас накрыл снег. Путь мы всё-таки продолжили. На этот раз мы были оба вооружены, в расчете на то – если порыбачить не удастся, то хотя бы поохотиться. Возможность поохотится нам открылась сразу: по первому снежку поперёк нашей тропы проявился свежий медвежий след. Вовка сразу загорелся: «Пошли, пошли, след свежий! Он недалеко ушёл!» Я его остудил: «Это не куропатка, и даже не марал! Видишь, уже темнеет, а нам ещё до домика часа два ходу. Мишка явно двинул на зимние квартиры, и мы его после найдём, если он сейчас нас не найдёт! И, вообще, он тебя трогал?» Володя, как быстро загорелся, так быстро и погас. Уже в темноте выбрались мы на берег Сисима. Жильё базировалось на другом берегу. А идти через Сисим вброд в темноте – дело рисковое. Да ещё второпях Вовка двинул в поход в обычных резиновых сапогах с короткими голенищами, и нам нужно было придумывать, как его переправить на от берег. И вдруг у меня в голове проявилась мысль: а ведь кто-то ещё летом мне сказал, что избушки на Денежной местные ребята сожгли: стали очень докучать всякие бродяги, а у них, у местных, там, между прочим, зимняя охота на пушных зверей и маралов. Ну, что ж, ночь, не ночь, а лезть на тот берег надо! А, раз надо, я полез! Прибыв на место, я убедился, что сведения, полученные мной летом, не очень были преувеличены. Нет, домушки были на месте, только у них на месте были крыши, а стен не было. Пришлось возвращаться к Вовке с двумя вестями: с хорошей вестью, что ему не придётся лезть через речку в сапогах с короткими голенищами, и с нехорошей, что нам придётся ночевать под открытым небом. Правда, небо не было открытым, оно было покрыто сплошь низкими тучами, из которых непрерывно валил мокрый снег. Нашлась многочасовая работа моему ножу-топору: пришлось ему часа три рубить толстенную сухую листвяжину, (а кто с этим деревом знаком, тот знает, что его древесина по твёрдости не уступает дубовой), потом пару часов перерубать её пополам, что бы соорудить нодью, прежде чем соорудить сносноё ложе для ночлега. Нодья – это костёр, устроенный особым образом. Он позволяет не дать дуба в тайге и зимой, ежели тебе надо было выжить без жилья. Для нодьи подбиралось сухое бревно не хилого диаметра, (вернее два, а то и три). Вдоль бревна рубился желобок, в который набивался всякий сухой материал. Два бревна укладывались друг на друга желобками, и в таком положении закреплялись с помощью всякого подручного материала. ( я, например, предпочитал булыжники). Нодью можно было разжигать с концов, или по всей длине сразу, можно было сооружать не одну, а несколько. В общем, в зависимости от обстановки. Мы соорудили одну, перерубив нашу лиственницу пополам, погрелись чайком и задрыхли, накрывшись, всегда путешествовавшими с нами хлорвиниловыми плёнками. Проснулся я, когда мне показалось, что уже рассвет. Но время было ещё не рассветное, и я попытался выглянуть из укрытия. А это было сделать не так просто: сверху нас накрывал слой снега, хорошо, что не метровой толщины. Но полуметровой, это точно! Вовку не будил, потом уснул сам. Проснулся уже откопанным, нодья не погасла. Вовка уже накипятил чаёк из брусничника. Устроили «военный совет» – как быть дальше. Решили переждать – может ёщё расстает? Время-то ещё начало октября, а снег ложится намертво, обычно, в середине ноября. Решили переместиться километров с десяток ниже по течению: Вовке кто-то сказал, что там на ручье, впадающем в Сисим, есть потаённая избушка. Вот мы туда и подались, пытаясь забрасывать удочки по пути. Хариус ещё не скатился в Енисей: вот он, на виду, за каждым камнем. А как удочку закинешь: по реке идёт сплошным потоком шуга – снежная и ледяная масса. Добрались до ручья, обследовали почти до истока – никакой избушки! Неужто надули? Неужто опять ночевать у нодьи? Не в первой, но по такой погоде малопривлекательно. Двинули дальше, и почти уже в темноте, жильё всё-таки нашли! И не плохое: рубленный домик, с хорошей крышей и настоящими окнами, с печкой и дровами. И даже со съестными припасами. Ясно, что это обитель охотника, и он приготовил всё здесь для зимнего существования: не зря оно было сооружено не на реке, а на порядочном от неё удалении - в верх по ручью, и мы, не имея наводки, вряд бы сунулись сюда его искать. Мы с Вовкой никогда не шкодничали в тайге, в отличие от других: мы свято соблюдали таёжный « кодекс чести». Многие местные нас знали, и с хорошей стороны, и нас, обычно, не враждебно принимали, (за исключением некоторых случаев). И там, в этой обители, мы прожили почти неделю в ожидании лучших времён, но они так и не наступили. Ударил мороз, на реке начался ледостав, глухари с рябчиками куда-то подевались, хотя, когда мы плыли на плоту, попадаясь на пути, и не думали улетать! (Здесь я лишний раз убедился в том, что всякая живность знает, что человека надо опасаться только тогда, когда он с ружьём!) Мишку трогать раздумали: пусть себе спит, да и мы целее будем. И двинули мы домой, причём напрямую, не по привычному маршруту. А многим известно, что по знакомой дороге до места доедешь быстрее, хоть путь будет и значительно длиннее. И полезли мы в гору напрямую по азимуту, то есть, по компасу. Ну и залезли... Нет, не в дебри, а в снега по пояс. Гора наверху была лысой и потому хорошо заснеженной Да ещё и мороз сорвался не для резиновых сапог, а для добротных валенок1 Ну, мне-то ещё туда-сюда: я голенища на полную поднял, нацепил по паре портянок на каждую ногу и двигаю себе, двигаю, благо тарка за спиной не тянет! А Вовке сапог тесный, две портянки не лезут, да, кроме того, снег за голенища набивается. Вот и приходилось останавливаться, что бы Вовка снег мог выбросить из сапога, а , когда портянки становились мокрыми, то и сушиться у костра. А на лысой горе и топлива-то, по сути дела не найти. Дошло до меня, наконец, (а должно было быстрее до Вовки дойти), что, сделав брюки навыпуск и завязав их тесёмками на голнищах, можно избежать хотя бы набивания снега в сапоги. Вместо благодарности получил матюков: «А чего раньше не сказал?» «Так не мне же снег в сапоги набивался! А в следующий раз вообще промолчу!» Посмеялись, и дальше. Ещё один аспект был неутишителен: день был праздничным, какой-то очередной Конституции, и транспорт по лесовозной дороге мог отсутствовать. А это означало, что нам до тёплого жилья надо было бы ещё топать 35 км! Как всегда в таких случаях, помогла Богородица: не протопали мы пёхом и пяти километров, как нас догнал лесовоз. Нет, он вез не лес – шофёр вёз свою жену рожать в посёлок. Спасибо им: и шофёру, который соорудил причину, и его жене – за последствия! Но ночевали мы уже в тепле: в общежитии всегда находились места для таких, как мы. Из-за непогоды транспорта на город не было, но мы утречком, по известному уже нам маршруту, двинули на ту сторону, а оттуда транспорт уже был. Вот здесь мы и использовали свой НЗ – глупо ведь его было везти назад, и мужички в автобусе это подтвердили, не отказавшись сделать прямо из горлышка по глотку спирта. Стакан у нас, конечно, был, но шкоднику Вовке хотелось посмотреть, как это будет выглядеть на самом деле. Здесь его постигло разочарование: таёжные мужики со спиртом справились без всяких затруднений. Лесорубы, однако!