Последний мой выход, (прощальный), на Сисим был неудачным. Собрались мы, чин по чину, как всегда в привычное время, но Володе отпуск не дали. Ну, и решили начало ходки на некоторое позднее время передвинуть. У меня был полный отпуск, и я решил на пару недель двинуть по привычному маршруту: на Манские пороги, поохотиться малость и порыбачить. По дороге на пороги на Мане имелась хорошая домушка, на другой стороне реки имелось малость хорошего кедрача, и я решил там зависнуть на дня два-три. Избушка была непростой, а настоящим домом: он был построен для пастухов из равнинной зоны. Дело в том, что километрах в полусотне от Красноярской ГЭС, Саяны спускаются в долину, а долина переходит в Хакасские степи. Равнинная зона – зона скотоводческая. Причём, особенно хакассы, содержат большие гурты скота: баранов, крупного рогатого скота, и на самом юге такую экзотику, как верблюды и яки. Предыдущее лето в степной зоне было очень засушливым, травы быстро выгорели, и скоту стало плохо. В Советские времена выход из положения можно было просто найти, вот и подвинули стада в Саяны, где засухи не наблюдалось. Вот в такой зоне пастухи и оставили приличное жильё. Правда, говорят, что стада пришлось убрать оттуда пораньше: медведи пронюхали про новый харч и двинули к стадам поближе. После такой дружеской встречи, стада откочевали в более спокойные места, а жильё осталось. Вот я его и оккупировал. Дом стоял на самом берегу, и, естественно, я сразу двинул на рыбалку. Полдня понапрасну проторчавши у реки, я не добыл даже на уху. Да, что там на уху! Я даже ничего в реке не видел! Пришлось срочно менять род деятельности: я двинул на охоту. Надо сказать, что места я там знал хорошо: в тех местах наша бригада некогда «шишкарила» - добывала кедровый орех, и в те времена я потихоньку постреливал рябчиков бригаде на рябчиковую уху, а их там было навалом. Вот я себе и добыл четырёх на супчик. Прихожу «домой», а там двое городских любителей рыбалки: завалились на недельку. Прибыли и сразу же на реку. Я их расхолаживать не стал: рыбалка дело такое – сейчас клёва нет, а через час не успеваешь червяка насаживать. Варю рябчиковый суп-лапшу: это варево по вкусу и калорийности ничуть не уступает ухе. Темнеет, идут ребята "домой", разочарованные: за четыре часа ни одной поклёвки! Достают мешок сосисок. «Ребята!» - говорю, - вот целый котелок ухи рябчиковой, а вы за сосиски!» Ребята обрадовались, сосиски в сторону, нашли бутылку, и горечь поражения быстро растаяла, как дым. В домике, в своё время были нары, (но среди бродяг имеются особые люди, которым в удовольствие нагадить своему ближнему), и нары нашли свою погибель в железной печке. (Это, когда в двухстах метрах начинается тайга и дров там завались!) Пришлось нам делать постели из елового и пихтового лапника, прежде, чем завалиться спать. Для организации ночевы, (и зимой, и летом), перины лучше не придумать! Спалось отлично, несмотря на то, что всю ночь шебуршили мышки: норовили добраться до наших харчишек. Но мы уже были научены горьким опытом: мы знали, что спасти харч от разорения можно было только подвесив его к потолку, и то, если в потолке нет щелей, и потолок сооружён из плах сантиметров 7-8 толщиной! Рано утром мы повторили набег на реку, но опять тщетно: рыбы не было! Пришлось мне опять топать за рябчиками: добыл трёх – темно! В домике уютно: протопили – тепло. В таких случаях, обычно, для освещения в тайгу берутся свечи. А я готовил особый светильник: плоских пару батареек и три-четыре трёхвольтовых лампочки. К клеммам припаивал проводки и свет «да будет!» Дёшево и сердито! Места меньше занимает, чем фонарик. (Фонарик всё равно я брал: не раз он меня выручал на ночных таёжных тропах). И третий день рыбалки был пуст. Ребята психанули и двинули домой, оставив мне целую миску сосисок, макарон кучу и картошки килограмма три. Не тащить же обратно! Я решил ещё остаться: добыть орешков. А, когда вышел на улицу, сразу понял, что все мои мероприятия лопнули, как мыльный пузырь: на горизонте набирала силу страшная тёмная туча, и там поблескивало, клубилось, поднимался ветер. Я бегом на берег – приметил там кучу сушняка, нагромождённую половодьем. Быстренько натаскал, примостил к задней стенке под крышу. Подарочные сосиски уложил в таз, накрыл другим, (видать от пастухов остались), и сунул под крышу: там кто-то соорудил полочку. И только я успел закончтиь все работы, нагрянуло такое, чего я никогда не испытывал. Вмиг стало темно, сорвался такой ветер, что я думал, что крышу унесёт! Линул такой дождь, что вода журчала, как в реке, всё это сопровождалось непрерывными молниями и громом. Мне приходилось бывать во многих переделках, но такое... Мне стало жутко, а шквал и не думал прекращаться. Темень, как говорят – «ни зги!» Поставил свою «лампаду» на окно: вдруг какой бедолага попал в эту круговерть. И точно: слышу, через некоторое время, кто-то идёт! Думаю: сейчас откроется дверь и кто-то ввалится мокрый и голодный, А вместо этого слышу - зазвенели бутылки, которые долгое время складировались в стороне, упала лопата, прислонённая к стене недалеко от двери. И тут дошло: мишка ужинать пришёл, а коровок-то больше нету! А кто есть? А есть я! Мурашки по спине: в ружьё два жакана: (пули такие), что и мишку с ног сшибут, да и меч-кладенец! Слышу кто-то пошёл к окну. А окно обыкновенное: по размеру пролезть в него можно и верблюду! Приготовился к бою, а это самое страшилище прошло под окном на уровне подоконника! Мишка был бы повыше подоконника! Значит рысь? Рысь, обычно, осторожна – к дому не полезет! А, Бог его знает, может рыська привыкла к человеку? Да, ладно, главное то, что не мишка: тот бывает опасен – может и в дом полезть, если оттуда хорошо пахнет! (Сомневаюсь, что сейчас отсюда хорошо пахло)... В общем, лёг спать. На улице малость поутихло, но нахал наружи продолжает шариться вокруг домушки, Надел! Дверь приоткрыл и пульнул заряд в небеса. Слышу, кто-то сиганул в тайгу. Ну а я спать. Не прошло и пяти минут, слышу через стенку от моей головы трётся кто-то. Стенка там под крышей сухая, шубу как полотенцем вытирает. Потом на чердак запрыгнул, потоптался там, что-то загремело, и всё стихло. И я уснул. Утром просыпаюсь от птичьего гвалта, открываю двери, а от меня врассыпную кукши: таёжная птица, но наглая, как сорока, и вороватая, как ворона, И от самого порога! А на пороге – последняя сосиска! Ограбили, засранцы: этот кто-то вытащил таз из-под козырька, свалил на землю, Ел, или не ел, не знаю, а кукши завершили разгром. Я не расстроился: я сосиски терпеть не мог, когда в них ещё ложили мясо, а нынешние эрзац и в руки не беру, особенно после того, как их есть не стали коты. На задней сухой стенке обнаружил коричневую шерсть. Так вот кто меня пугал! Есть такой зверь, чуть поменьше медведя, но силён, как медведь, и нагл, как обезьяна. Гроза охотничьих угодий: то пойманную в капкан куницу, сожрёт, то в избушку залезет и всё там не столько сожрёт, сколько перепортит. Никакие лабазы её не удержат, а человека ни во что не ставит! Вот она-то и наведалась. На следующую ночь соорудил ловушку: выложил на столик на улице внутренности рябчиков, обставил их пустыми бутылками, (если полезет, то они зазвенят, и я всажу ей картечи малость под хвост за наглость, а хвост у неё лохматый и длинный. Она в эту ночь не пришла, клёва так и не было, рябчиков я уже объелся, да и Володя уже может быть отпуск получил. И двинул я оттуда домой. Всё! Больше не рыбачу! Никому не интересно!