Поэтов русских здесь переизбыток. В Израиле их больше, чем деревьев, – певцов любви, труда, природы, быта и представительниц профессий самых древних. Самим себе слагают аллилуйю, поют других, да так, что даже тошно. А мне, скажу всерьёз, то всё по *Ую, – иль пО *ую? – уже забыл, как точно произнести и чтоб не осрамиться, ведь забываются грамматики основы, хоть это никуда и не годится; причём, язык я не усвоил новый. Поэтому скажу я чуть иначе, что безразличны мне их все писанья, где очень уж душа фальшиво плачет, и, как суфле, в стихах переживанья. Себя хвалить подавно я не стану. Порой мои стихи подобны лаю. Но в сердце я храню большую рану, которую в слова переплавляю. И в слабости метафор и сравнений, и в откровенности корявых строчек я вижу сам, что я совсем не гений и даже не бугор средь жалких кочек. И потому в солидные изданья и даже на страницы жёлтой прессы не лезу я. И все мои старанья, чтоб мне инфаркт не подарили стрессы.