http://defacto.ketis.ru/page/vladimirskij-uchenyj-ishhet-russkij-sled-v… Сонет XCIX **Сонет CXIII* Сонет CVIII* Сонет LXXXIII* Сонет CXV (ТЫ - СВЕТ) Так я фиалку раннюю бранил: «У друга ароматы похищаешь В дыхании его? Но красок пыл, Которыми ты щеки украшаешь, Смущением немножечко сгущаешь». Я лилии ругал за кражу рук, За цвет волос душицу обвиняя, Дрожали розы от любовных мук Одна стыдливо, белая – страдая. А третья – обокрала тех двоих, Дыхание бутоном захватила, Но в воровстве всех прелестей своих Лишилась: тля ту розу умертвила. Море цветов я в жизни повидал Был цвет у них, который ты отдал. ** С тобой не рядом - зрю тебя душой; Глаза, что направляют все движенья, Теперь без пользы и слепы собой: По виду – зрячи, но без назначенья. Их взор до сердца образ не доносит Ни птиц и ни цветов, ни прочей формы, А разум быстроту принять не хочет: Их беглый взгляд, скорее, для проформы. Поскольку, грубость замечают очи, Приятное на вид, уродливое внешне, Вершины гор, моря, и дни, и ночи - А говорят, что нет тебя чудесней. И разум мой, когда тебя вмещает, Мои глаза неверными считает. Верны ли мысли, чтоб строкой письма Отобразить суть духа моего? В каких словах я удалён весьма От описаний совершенства твоего? Не ведаю. Но всё, же каждый час Молитву счастья повторять готов: Когда любовь благословляет нас - Она лишает всех разумных слов. Мы в вечном постижении двоих: В расчет не принимая метки лет, Храним морщины, не заметив их. Вчерашнего у нас с тобою нет. Финала нет – любовь всегда нова, В противном случае она была б мертва. Изволь, я знал, что побеждает лесть И оттого, мой друг, тебе не льстил, Предполагая, что превыше честь Любых речей, что мир произносил. Не посвящал тебе я слов пустых, Поскольку ты достоинство само, А перьями в желаниях благих Достоинства представить не дано. И ты теперь меня за то коришь, Считая, что молчание - мой грех, Безмолвием я сохраняю лишь Твою красу от лживой лести всех. Такую жизнь хранит прекрасный взор, Тут не поможет двух поэтов спор! Те строки лгут, в которых я твердил, Что не смогу любить тебя сильнее: О, мог ли думать, что любовный пыл, Со временем вдруг станут горячее? Теперь предав значение тому, Что будущее, не признав обета, Внезапно оскверняют красоту, И притупляет умысел при этом, Я понял, что не мог сказать тогда: «Сейчас люблю сильней всего на свете», Поскольку чувства, заключенные в слова, Навечно коронуют строки эти. Любовь дитя - нельзя предугадать, Такой ли страстью станешь обладать. ******************* THe forward violet thus did I chide: 'Sweet thief, whence didst thou steal thy sweet that smells, If not from my love's breath? The purple pride Which on thy soft cheek for complexion dwells In my love's veins thou hast too grossly dyed. The lily I condemned for thy hand, And buds of marjoram had stol'n thy hair; The roses fearfully on thorns did stand, One blushing shame, another white despair; A third, nor red nor white, had stol'n of both, And to his robb'ry had annexed thy breath, But for his theft in pride of all his growth A vengeful canker eat him up to death. More flowers I noted, yet I none could see But sweet or colour it had stol'n from thee. ** SInce I left you, mine eye is in my mind, And that which governs me to go about Doth part his function, and is partly blind, Seems seeing, but effectually is out; For it no form delivers to the heart Of bird, of flow'r, or shape, which it doth latch: Of his quick objects hath the mind no part; Nor his own vision holds what it doth catch: For if it see the rud'st or gentlest sight, The most sweet favour or deformed'st creature, The mountain, or the sea, the day, or. night, The crow, or dove, it shapes them to your feature. Incapable of more, replete with you, My most true mind thus maketh mine eye untrue. WHat's in the brain that ink may character Which hath not figured to thee my true spirit? What's new to speak, what new to register, That may express my love, or thy dear merit? Nothing, sweet boy; but yet, like prayers divine, I must, each day say o'er the very same, Counting no old thing old, thou mine, I thine, Even as when first I hallowed thy fair name. So that eternal love in love's fresh case Weighs not the dust and injury of age, Nor gives to necessary wrinkles place, But makes antiquity for aye his page, Finding the first conceit of love there bred, Where time and outward form would show it dead. I Never saw that you did painting need, And therefore to your fair no painting set; I found (or thought I found) you did exceed The barren tender of a poet's debt: And therefore have I slept in your report, That you yourself, being extant, well might show How far a modern quill doth come too short, Speaking of worth, what worth in you doth grow. This silence for my sin you did impute, Which shall be most my glory, being dumb, For I impair not beauty, being mute, When others would give life, and bring a tomb. There lives more life in one of your fair eyes Than both your poets can in praise devise. ТHose lines that I before have writ do lie, Even those that said I could not love you dearer; Yet then my judgment knew no reason why My most full flame should afterwards burn clearer. But reckoning Time, whose millioned accidents Creep in 'twixt vows, and change decrees of kings, Tan sacred beauty, blunt the sharp'st intents, Divert strong minds to th'course of alt'ring things - Alas, why, fearing of Time's tyranny, Might I not then say 'Now I love you best', When I was certain o'er incertainty, Crowning the present, doubting of the rest? Love is a babe: then might I not say so, To give full growth to that which still doth grow.