"Шекспировы Сонеты"
http://defacto.ketis.ru/page/vladimirskij-uchenyj-ishhet-russkij-sled-v…
Сонет XXXI **Сонет XXXII**Сонет XXXIV**
Сонет LII*Сонет XL*Сонет XLIV*Сонет XXXVIII*Сонет XXXVII*Сонет XLVIII
(ТЫ - И В СТИХАХ)
http://s018.radikal.ru/i526/1208/96/6aa3d61870e4.jpg
http://s017.radikal.ru/i420/1208/5f/81c4813f6712.jpg
Ты в сердце дорогом хранишь всех тех,
Кого я погребенными считал:
В груди своей ты сохраняешь всех
Моих друзей, кого я потерял.
Как много чистых сокровенных слёз
Любовь дарила им печалью глаз:
Я как проценты слёзы многим нёс,
Но все ушедшие – в тебе сейчас!
Ты словно склеп, где скрыт любовный пыл
С трофеями возлюбленных друзей;
Мои права на них переместил
В себя, доверив всё душе своей.
Теперь их образы навек с тобой,
А (с ними ты) сполна владеешь мной.
Изволь, переживи мой век земной.
Когда же смерть моё укроет тело,
Ты прочитай, написанное мной,
Корявость слога критикуя смело;
Сравнив стихи с поэзией иных,
(Писаки мастерством всех обгоняют),
Откроешь правду нежных чувств моих;
А рифмы - пусть другие изучают;
Ответь мне фразой на любовь мою:
-«Когда б росло признанье вместе с веком -
Его любовь в достойнейшем строю
Сверкала поэтичностью при этом.
Но мёртв мой друг. Кругом поэтов новь,
Хвалю их стиль, а в нём ценю любовь!»
**
Вот ты предрёк прекрасную погоду -
Я без плаща отправился к тебе,
Но для чего заставил ты природу
Пройтись ненастьем по моей судьбе?
Мне недостаточно: что день настанет,
Что ты вернёшься, излучая свет:
Ведь тот бальзам никто хвалить не станет
Что лечит раны, а уродства – нет.
Но стыд приму, не подавая виду,
Обрадуюсь, что вновь меня нашел,
Ты сгладишь сожалением обиду,
А крест останется, по-прежнему тяжёл.
А слёзы, что любовью рождены,
Бесценны искуплением вины.
**
Своим ключом я как богач владею
От кладовой несметного богатства,
Но часто открывать замок не смею,
Чтобы в душе богатством наслаждаться.
Поэтому и праздники мгновенны:
Случаясь редко в длительности года,
Они как драгоценности бесценны,
Подобна бриллиантам их природа.
Вот так и время, что собой похоже
На гардероб, скрывающий наряды:
Хранит тебя, но открывает все же
В любовный миг подаренной отрады.
Твою красу свободой награждаю:
Доступна – радуюсь, когда лишен – желаю.
Ты соблазнишь, которых я любил,
Но в них ты не отыщешь новой страсти.
В любви моей, что я тебе дарил,
Подчинено всё было твоей власти.
Но если любишь ты, как я люблю -
Не стану обличать тебя пред светом,
Лишь об одном, любезный друг, молю:
Не обманись в моей любви при этом.
Прощаю воровство, мой милый вор,
Хотя я нищ твоею волей дерзкой.
Укол любви, приняв с недавних пор,
Я не приемлю ненависти мерзкой.
Порочный лоск скрывает зло добром,
Взорвись в обидах, но не стань врагом.
Истерзанная плотью мысль моя,
Дистанцию меж нами сокращает,
Меня перемещая в те края,
Где мой любимый встречи ожидает.
Желаньям безразлично, где сейчас,
Стою реально на земле ногами:
Мгновенно мысль соединяет нас,
Сжимая расстоянье между нами.
Что я - не мысль, сознание гнетёт;
Моей разлуки непосильно бремя,
Но мили суши и барьеры вод
Досужее преодолеет время.
Берег с водой - угроза из угроз,
Они причина горечи и слёз.
Хотя полезной Муза может стать,
Когда вживую я с тобой общаюсь,
Но как любовь твою мне передать
Строкой стиха, которым выражаюсь?
Себя вини, когда в трудах моих
Ты сможешь взглядом кое-что отметить,
Поскольку даришь свет ты в этот стих -
Своих красот не может не заметить.
Десятой Музой стань, превыше тех,
Которые поэтов вдохновляют
И пусть один, кто был достойней всех
Тебя в стихах навечно прославляет.
И может мой сонет оценит поколенье:
Труд скромный -мой, твоё же – вдохновенье.
Ах, как младенцем, умиляется старик
В нём видя юности своей творенье,
Так я, познав Фортуны горький миг,
В тебе отыскиваю утешенье;
Поскольку красоту, богатство, ум.
Происхождение и всё иное,
Объединяешь чистотою дум -
Моя любовь приветствует такое.
И вот тогда ни бедным, ни хромым
В тени твоей я никогда не стану:
Благодаря достоинствам твоим
И, может быть, возвышенному сану.
Пусть лучшее принадлежит тебе,
Тогда оно умножится во мне.
Хотя я был в пути не много дней,
Но всё укрыл за крепкими замками,
Чтобы мой скарб какой-нибудь злодей
Не смог похитить темными ночами.
Ты - выше драгоценностей моих,
Единственная нежная забота,
Оставлена добычей для других,
Когда украсть тебя захочет кто-то.
Тебя не запер ни в какой сундук:
Не рядом я, но ты всегда со мною,
В моей груди, где сердца нежен стук.
Хотя боюсь, тебя там не укрою.
А честность к воровству бывает склонна,
Когда трофеем чудная мадонна.
*****************
Thy bosom is endeared with all hearts,
Which I by lacking have supposed dead,
And there reigns love and all love's loving parts,
And all those friends which I thought buried.
How many a holy and obsequious tear
Hath dear religious love stol'n from mine eye,
As interest of the dead; which now appear
But things removed that hidden in thee lie!
Thou art the grave where buried love doth live,
Hung with the trophies of my lovers gone,
Who all their parts of me to thee did give;
That due of many now is thine alone.
Their images I loved I view in thee,
And thou (all they) hast all the all of me.
IF thou survive my well-contented day,
When that churl Death my bones with dust shall cover,
And shalt by fortune once more re-survey
These poor rude lines of thy deceased lover,
Compare them with the bett'ring of the time,
And though they be outstripped by every pen,
Reserve them for my love, not for their rhyme,
Exceeded by the height of happier men.
О then vouchsafe me but this loving thought:
'Had my friend's Muse grown with this growing age,
A dearer birth than this his love had brought
To march in ranks of better equipage:
But since he died, and poets better prove,
Theirs for their style I'll read, his for his love.'
**
WHy didst thou promise such a beauteous day,
And make me travel forth without my cloak,
To let base clouds o'ertake me in my way,
Hiding thy brav'ry in their rotten smoke?
Tis not enough that through the cloud thou break,
To dry the rain on my storm-beaten face,
For no man well of such a salve can speak,
That heals the wound, and cures not the disgrace:
Nor can thy shame give physic to my grief;
Though thou repent, yet I have still the loss:
Th'offender's sorrow lends but weak relief
To him that bears the strong offence's cross.
Ah, but those tears are pearl which thy love sheeds,
And they are rich and ransom all ill deeds.
**
SO am I as the rich whose blessed key
Can bring him to his sweet up-locked treasure,
The which he will not ev'ry hour survey,
For blunting the fine point of seldom pleasure.
Therefore are feasts so solemn and so rare,
Since, seldom coming, in the long year set,
Like stones of worth they thinly placed are,
Or captain jewels in the carcanet.
So is the time that keeps you as my chest,
Or as the wardrobe which the robe doth hide,
To make some special instant special blest,
By new unfolding his imprisoned pride.
Blessed are you whose worthiness gives scope,
Being had, to triumph, being lacked, to hope.
TAke all my loves, my love, yea, take them all;
What hast thou then more than thou hadst before?
No love, my love, that thou mayst true love call;
All mine was thine before thou hadst this more.
Then if for my love thou my love receivest,
I cannot blame thee for my love thou usest;
But yet be blamed, if thou thyself deceivest
By wilful taste of what thyself refusest.
I do forgive thy robb'ry, gentle thief,
Although thou steal thee all my poverty;
And yet love knows it is a greater grief
To bear love's wrong than hate's known injury.
Lascivious grace, in whom all ill well shows,
Kill me with spites, yet we must not be foes.
IF the dull substance of my flesh were thought,
Injurious distance should not stop my way,
For then despite of space I would be brought,
From limits far remote, where thou dost stay.
No matter then although my foot did stand
Upon the farthest earth removed from thee,
For nimble thought can jump both sea and land
As soon as think the place where he would be.
But ah, thought kills me that I am not thought,
To leap large lengths of miles when thou art gone,
But that, so much of earth and water wrought,
I must attend time's leisure with my moan,
Receiving nought by elements so slow
But heavy tears, badges of either's woe.
How can my Muse want subject to invent
While thou dost breathe, that pour'st into my verse
Thine own sweet argument, too excellent
For every vulgar paper to rehearse?
О give thyself the thanks if aught in me
Worthy perusal stand against thy sight,
For who's so dumb that cannot write to thee,
When thou thyself dost give invention light?
Be thou the tenth Muse, ten times more in worth
Than those old nine which rhymers invocate,
And he that calls on thee, let him bring forth
Eternal numbers to outlive long date.
If my slight Muse do please these curious days,
The pain be mine, but thine shall be the praise.
AS a decrepit father takes delight
To see his active child do deeds of youth,
So I, made lame by Fortune's dearest spite,
Take all my comfort of thy worth and truth;
For whether beauty, birth, or wealth, or wit,
Or any of these all, or all, or more,
Intitled in thy parts, do crowned sit,
I make my love ingrafted to this store:
So then I am not lame, poor, nor despised,
Whilst that this shadow doth such substance give,
That I in thy abundance am sufficed,
And by a part of all thy glory live:
Look what is best, that best I wish in thee;
This wish I have, then ten times happy me.
HOw careful was I, when I took my way,
Each trifle under truest bars to thrust,
That to my use it might un-used stay
From hands of falsehood, in sure wards of trust!
But thou, to whom my jewels trifles are,
Most worthy comfort, now my greatest grief,
Thou best of dearest, and mine only care,
Art left the prey of every vulgar thief.
Thee have I not locked up in any chest,
Save where thou art not, though I feel thou art,
Within the gentle closure of my breast,
From whence at pleasure thou mayst come and part;
And even thence thou wilt be stol'n, I fear,
For truth proves thievish for a prize so dear.