ЯВЛЕННЫЙ МЕССИЯ В ГЕФСИМАНСКОМ САДУ Если бы «Космополис архаики» не был написан, его следовало выдумать, сочинить. Провидческая книга покорила обе российские столицы, а её автор по-прежнему остаётся главной загадкой нашего времени. Что ещё от времени останется? Возможно горько улыбнуться с Хэмингуэем, явно недооценившим убожество середины двадцатого века, такое убожество ныне, будто полонская «урода» (красота), перевернуть, сдуть сиреневую пыль – да ничего, стоит жить и созерцать. Ныне иное, это убожество в мраморе, уносите гипс и гофрированный картон, г-да, созерцаемые экспонаты монументальны, их уже не спрячешь. Монументальности юродства, монументализму а-ля Лубянка Есепкин противопоставил готический минимализм, средневековую мистику, адаптированную к истории мирового падения. Мистическое письмо оказалось пророческим, автор виньеточного мовизма затерялся меж призраков. Миссия выполнена, а стоила ль игра свеч, к чему вообще мессианство? Россия плохо слышит, Кремль отозвался на «Летопись» устами нескольких министров, трафаретному этикету обученных. Получается, великая литература нынешней российской олигархической элите не нужна, не до величия, архэ статично. Меж тем отечественная история учит осторожному обращению с пророками в Отечестве, Ироды-цари всегда перед закатом, кончиной, царственным затменьем удостаивались явления великих шутов, знавшихся с пророками. «Космополис архаики» не имеет аналогов в трёхвековой литературной истории, казалось, задуматься следовало б в любом случае, ведь появление некоего эстетического апокалипсиса как минимум неслучайно, случайным быть не может. Перенося, повергая Елеон и Гефсимань в варварство, точнее, в варварский музей (вместе с прахом юродов и мощами святых), сочинитель, вероятно, подавал знак. Но кому? Услышать и увидеть в состоянии равный, понять шифр может вновь-таки равный, Есепкин, конечно, не волен был упростить свою славскую вязь и просчитался. Он плохо слышим, его смертию сладимое письменное сочинение не стало уроком для новых царичей, знамение художника не рассмотрели из-за рубиновых пятилучий. Не Есепкин ли сам изрёк: «Мы выйдем на гранатовый парад с крестами и в рубинах, как сарматы». Мало пророчеств? Внимайте их тьмы, «Космополис архаики» утвердил цитатное чистописание. Логично предположить, что гранатовый парад есть парад призраков мира потустороннего (девица Кора любила и почитала зёрнышки, цвет граната), для участия в параде приглашены нынешние и присные вождители России, оказавшиеся пред «остием Эреба», несут они кресты и рубины ибо сарматский пепел ещё стучит в чёрствые варварские сердца. В двух строках – историческая парадигма российского имперокоммунизма. Только летописец мог такое записать, только псалмопевец мог подобрать слова, образы. Естественно, кармический синтаксис не читается бегло и не сочетается с метрополическим квазилитературным перманентом, покрывшим издательские столы. Кто из нынешних Сытиных в миниатюре не скажет: «Разве я сторож брату своему?». Многие очевидцы толкований бесконечных тиражей (ударение на втором слоге) «Похвалы глупости», имеется в виду российское рамочно-художественное сочинительство, свидетельствуют в пользу такого допущения: Есепкин – фантом и призрак, мифъ, мистификатор не сущ, поскольку сочинить «Космополис архаики» нельзя, то обстоятельство, что книга существует, также объясняется на манер притчи о «Тихом Доне» и т. д. Автор труда неизвестен, подвиг его бессмертен. Любопытно, решится ли кто-нибудь предъявить высшему обществу хотя бы косвенное свидетельствование сущей природы Пиита-златоуста, поколебав альфу теории относительности. Сказал: я есть альфа и омега, гибни всерьёз, либо не материализуйся, только одного нельзя рекущему – признаться Отечеству в родстве, в России не рождаются колоссы, их ломают в куски и забывают на время, время жизни и реквиемного долгого прощания. Наш мрамор назначен для надгробий, Есепкин неугоден власти и толпе, Кремлю и дворам. Значит, Нагорную проповедь услышат потом, лишнего сегодня станут лицемерно покрывать озолотой, Колонный зал содрогнётся от оваций, се вечно – разбирать факсимиле по смерти. Когда ночной певец славил и серебрил Гефсиманские кущи, место его до крика мёртвого золотого петушка в Гефсиманском саду, а в Ботанический сад Отечества он теперь не вернётся никогда, распятие «ржавыми клинами» возвращения под нефритовые порталы не предполагает. Прощай, чудесный странникъ. Альвина ПУЩИНА