- Хэй, а ну-ка кто будет первый шашлык?- моя мама с наигранной радостью подняла вверх шампур. Все уже нашли себе места, уселись и медленно засыпали. Их было немного – я, мама, папа, подруга и её сестра. Не понимаю, зачем еще и подругу притащила. Её сопливые разговоры о бывшей лучшей подруге сводили меня с ума. Папа быстренько нарезал хлеб и огурцы, а мама вот стояла с победно вытянутой рукой. - Первый раз зимой шашлык делаем, да, Олег? А нет, помню, мы в доме отдыха так делали, правда, мороз был, зато потрясающий шашлык. Незабываемый день! – мама вновь пыталась разрядить атмосферу, а папе, мне кажется, вполне нравилась эта игрушечная постановка в зимний ночной костер. Был всего лишь старый мангал, даже костра не было. - Ой ой, а можно мне тогда? Ну конечно, если никто не против… - Кирина младшая сетра подала голос. Но вот, вроде бы, атмосфера стала нормальной. Все получили по шашлыку, густо обмазанному кетчупом, и в добавку огурец. - Мм, Светка.… Как вкусно получилось то! – папа изобразил довольную улыбку, растянув губы до ушей, и в наслаждении прищурил глаза. Я смотрела далеко в поле, где за километрами земли стеной нависал темный ночной лес. Поле было бесконечно… Всё покрыто снегом, и ни единого звука, ни одного шороха не доносилось до нас. Кое-где проглядывали сквозь метровый слой снега засохшие трубочки растений, все торчали в разных направлениях, и от этого поле казалось грязным. Позади нас, за деревьями, возвышался пятиэтажный дом, в котором я жила. Фонарь, засунутый строителями прямо в чащу деревьев, освещал всю нашу скудную картину. По идее, мы сидели за окраиной посёлка, там, где заканчивалась вся людская жизнь. Обычно на том месте, где сейчас приютились мы, грелись бомжи, нашедшие здесь себе пристанище. Железная плита, размером с двуспальную кровать, постоянно грелась снизу водами канализации. Только здесь почему-то не пахло, а вот сиденье и вправду было очень теплым. Февральский вечер подходил к концу, когда папе взбрела идея пожарить шашлык рядом с домом. Весь день мы катались на лыжах, и я была выжата как лимон. - Ну Вааарь, ну возьми ты кусок один, всё равно животное убито, что пропадать зря добру – папа с сарказмом тыкал мне в нос кусок чьего-то тела. Я вегетарианец, и такие поступки со стороны родителей меня не очень то вдохновляют. Но я обещала. И я взяла кусок мяса и откусила впервые за пол года. - Варь, тебе, однако не идёт есть мясо, – подруга смотрела на меня удивлёнными глазами, с легкой усмешкой на губах. - А что ты хочешь? Я представляю вместо себя растение, только с губами, чистое и зеленое, которое жрёт корову, или что там это… - Ягненок, да, Свет? Да, ягненок – помог мне папа, сидя на бревнышке и запихивая следующий и следующий кусок себе в рот. Внезапно наше молчание нарушил чей-то голос. Я не сразу поняла, кому это орёт тот мужчина, но вскоре стало очевидно. - Суки, сопливые выродки, а ну валите отсюда, паршивцы! Я оглянулась назад: мужчина лет шестидесяти стоял неподалёку от подъезда и размахивал руками в нашу сторону. - Боже, он основательно пьян – сказала мама. Похоже, этот господин нарушил их с папой идиллию. - А ну пошли прочь, подонки, сейчас милицию вызову! Ну вы у меня попляшете, черные выродки, ошпаритесь вы. Мне показалось, что он плакал, но я не разглядела его лица. Прямо над ним светил фонарь, так открыто и смело и невозможно было глядеть долго из-за яркого света. «Он просто нас не разглядел» - подумала я. Было видно, что он шатается, и это всё. Валя вся сжалась, а Кира смотрела туда испуганными глазами. Впрочем, мне показалось, что можно это прекратить. Я встала и крикнула ему. - Да мы не бомжи, шашлыки жарим, с нами ребенок! - Варя сядь! – папа одёрнул меня вниз. После этого инцидента я пыталась всех развеселить. Следующие минут десять все мялись, потому что мужчина этот орал благим матом. - Ну что ж... Спасибо.... Дядя Олег и .. тётя Света, вы просто мастера своего дела! А ты, Валь, давай, вставай и пойдем, уже поздно, а нам идти ещё. - сказала моя подруга. И они ушли, оставив меня наедине с семьей, если так можно назвать эту тройку людей. Папа вернулся к нам только неделю назад, мы еще не до конца свыклись, что он живет с нами. Небо уже давно потемнело, атмосфера нависала просто жуткая, и только поле спасало меня своей невозмутимостью и спокойствием. Вот папа решил свалить из мангала на землю все угольки, чтобы получилось некое подобие костра, уже потухшего. - Мам, пойдем домой? - я уселась на грязное бревно рядом с мамой, смотрела на тлеющие угли и старалась согреться. - Сейчас, потерпи, - ответила мама, - как папа скажет, так и пойдем, он добрый сейчас, пусть отдыхает сколько ему влезет. - Ладно, - я отвернулась от маминого лица и тяжело вздохнула. Папа тем временем суетился вокруг нашего стола и доедал остатки шашлыка и овощей, запивая все это вином, естественно. "От того он и добрый, - подумала я, - кто ж от вина не добреет, да еще и высшего сорта". Если подумать, тот вечер был достаточно прекрасен, если бы не такая атмосфера и тишина вокруг. На мамином уже дряхлом лице играл свет от тлеющих угольков, её взгляд был устремлен прямо в костер, она щурилась и ежилась от холода; смотрела она не моргая, и в одно мгновение мне показалось, что она сжигает в таком маленьком тлеющем костре целый мир с населяющими его людьми, причинившими столько боли моей маме, но особому сожжению в ее воображении подвергся папа. Прошло еще пятнадцать минут, а мы лишь обменялись несколькими фразами, да папа все больше и больше добрел. Конечно, сегодня же 23 февраля, почему бы ему не устроить себе праздник - я пыталась мысленно оправдать его, - хотя кто же поступает так, как он с нами, какой же он защитник отечества. Вот мама нехотя встала, подошла к папе и обняла его сзади. - Олеж, может пойдем уже? Варя спать хочет, да и я тоже устала... - Ну... Хорошо, мне завтра тоже на работу, и устали все, правда. Тогда костер тушит Варя пусть, а ты мне помогай собираться. Я все еще сидела на бревне, смотрела на тлеющий костер и далеко вдаль, в поле. Там небо сливалось с землей, и тогда мне казалось, что поле это бесконечно, невозмутимо спокойно и прекрасно, а мы всего лишь крошечная песчинка в его просторах. Тогда мне хотелось ринуться глубоко в него, побежать сквозь огромный слой снега туда, где сливается Земля и ночное небо. Мне показалось, что там огромный огромный обрыв, а передо мной звезды, звезды... и так близко... И никакая жизнь бы больше не касалась меня. Я оттолкнулась бы от Земли, от того чудесного спасительного поля, упала бы в бесконечность и больше никогда уже не увидела бы приторных улыбок мамы, не услышала бы ее шуток, и папиного голоса, и все жалкие люди никогда бы не знали про то, куда я исчезла, а поле было бы просто бесконечным. Вечный холод, вечный снег, вечные грусть и мрак. Мама прошла передо мной, и все видение испарилось. - Тушить костер? - спросила она, и мне показалось, что этот вопрос был двойного смысла. - Да. Туши, мам, туши. Я встала и побрела вперед, хоть немножко в поле. Я прошла пять, десять, двадцать шагов... А дальше уже было трудно идти, я проваливалсь - слой снега был слишком глубоким. - Варя! Ты куда?! Иди сюда, мы домой идем! - Да-да, домой, сейчас... - я последний раз обернулась и поспешила к родителям. _________________ На следующее утро я спускалась вниз по лестнице в подъезде. Сегодня на улице светило солнце, а поле уже не казалось таким таинственным, как сегодняшней ночью. Из окон лился прекрасный солнечный свет, и тогда я почувствовала, что вот-вот придет весна. Как раз когда я спустилась на второй этаж, из двери вышел мужчина. Он был невыского роста, немного полноват, а глаза излучали какую-то тоску. В черных волосах уже проглядывала седина, а лицо было раскрасневшимся и опухшим. Он поднял свой взгляд на меня, и, видимо, что-то захотел сказать. Я остановилась и вопросительно посмотрела на него, чего-то ожидая. - Здравствуй, девочка... Как папа вчера отпраздновал? -Здравствуйте, хорошо, а что? - я не понимала, почему он меня спрашивает. - Да это я вас вчера гонял... У костра вы сидели, то есть... - он тяжело вздохнул, и мне стало отчего то жаль его - Я вот вчера подумал о вас плохо, а вы это соседи, оказывается, наши - он обреченно махнул рукой. - Ты извини меня, там частно приезжие да бомжи греются, а я вот вчера пришел домой, и мне жена сказала, что соседи отличный шашлык около дома готовят, занесли, мол, говорил, вечером поздно, и нам попробовать... Я не знала, как мне реагмировать, а он тем временем продолжал говорить. - Собака у меня вчера умерла, вот и напился с горя, жена ее ой как не любила, терзала меня за такую любовь к животным... И выгнала она меня, пьяный потому что был, вот сейчас прямо... И вот ты здесь... Он держал свою меховую шапку в одной руке, а другой всё время поправлял волосы и тёр лицо. Я молча стояла, а детские глаза мои были на мокром месте. Я была еще слишком маленькой, чтобы разбираться - сочувствовать человеку, или нет, и зачем он так плохо поступил. Но я продолжала тупо пялиться на него, а тут вдруг подошла к нему, и обняла этого старого дедушку, потому что держался он уже из сил мужчины, чтобы не заплакать. - Вы это... Не пейте так больше, это вам не идет совсем, и у жены прощение попросите...- говорила я, уткнушись лицом в его куртку, - неправильно она, конечно, вас выгнала, но и вы виноваты. В тот момент я почувствовала, что не одна я часто бываю гонима судьбой, что не одна моя семья неправильная. Я поняла, что у каждого человека в жизни происходят нехорошие моменты, но всех нужно прощать, и никогда не стоит сдаваться. Так и простояли мы в подъезде не знаю сколько времени. Я утешала старика, потерявшего собаку, а он стаался как можно крепче обнять меня, еще маленького ребенка, чтобы и мне стало легче. За окном сверкал снег и светило солнце, и впервые птицы дали о себе знать чудным щебетанием. От того мрачного поля не осталось и следа, и теперь оно мне казалось маленьким и светлым, а деревья - добрыми и волшебными.