*** Как-то перечитывал минимальный список продуктов и вещей, которые нашим государством были занесены в потребительскую корзину для тех, кто не смог перешагнуть современный порог бедности. Сначала вслед за другими людьми ужаснулся мизерности объема продуктов, которые отвели чиновники рядовому труженику, чтобы он не умер с голоду. Невольно потянулся за ручкой и стал пересчитывать: сколько на день отпущено овощей, хлеба, сыра, молока, колбасы. Крохи! И вдруг спохватился, а ведь нет в этом списке ни одной книги, похода в кино, театр, музей, на концерт, в конце-то концов. Искусство и культура осталась за пределами русской потребительской корзины. Чиновники посчитали, чтобы в России бедному человеку выжить, не обязательно иметь доступ к культурным ценностям. Даже наоборот – никакого доступа к ней лучше и вовсе не надо иметь. И тут же подумалось вот ещё о чем, а ведь масскультура, которая наводнила коммуникационное пространство страны, она вся не выходит за нормы минимального потребления нищеты духа. Хотя разве русский человек не может прожить оставшуюся жизнь с корочкой хлеба и томиком Пушкина, Лермонтова или Тютчева, изданных еще при советской власти. Но масскультура, нацеленная только на наживу, норовит у человека и эту корочку отобрать, лезет к нему в квартиры, в души через телевиденье. В результате мы теперь все живем по законам шоу-бизнеса. Спим столетиями, а, пробудившись от спячки, хотим в одночасье стать знаменитыми на весь земной шар. Вот и славимся своей бедностью в богатейшей стране, продолжаем себя числить культурной нацией, не включаем в потребительскую корзину культуру и искусство. Но самая издаваемая и самая читаемая книга по-прежнему остается Библия. А это все-таки слабая надежда, что выживут и все остальные, кто держит ее у изголовья, даже за чертой бедности. *** Время от времени живу с ощущением, что если из всех русских на земной шаре останутся двое, то это не будут Адам и Ева, чтобы восстановить и продолжить род человеческий. Скорее всего, выживут два брата – Каин и Авель. Уж больно много среди нас варварской ненависти друг к другу накопилось. Большинство людей плохо ориентируются внутри себя. Отсюда и все проблемы душевного дискомфорта. Постоянно приучаю себя к простой мысли моей бабушки Фени, если человек тебе не нравится, то ты только подумай, что кто-то и его любит, и его ждёт, и очарован им. И мир станет выглядеть иначе. Даже если этот человек твой заклятый враг. *** Как-то меня поразила мысль, что романы Федора Достоевского – это типичные образцы авангардной, модерновой литературы своего времени. Достоевский, который сегодня видится мраморным классиком, был для современников авангардистом. Правда никто об этом не говорил, не замечал этого, да, кажется, и слово такого в литературном обиходе не было. Тем более, что по приемам Федор Михайлович был типичным представителем масскультуры – детективы «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы», в «Идиоте» все приметы мыльной оперы, недаром этот сюжетец так ловко лег на телесериал. Но настоящий постмодернист в х1х веке был Ян Потоцкий, который выпустил в свет непревзойденный роман «Рукопись найденная в Сарагосе», который за сто лет до «Улиса» продемонстрировал великие возможности новой формы романа. Но увы, не получил всей славы литературного родоначальника нового направления, потонув в бесславии маленькой польской литературы. Авангард, модернизм, постмодерн были придуманы намного позже, чем появились настоящие произведения этих направлений. Появились даже рано, поэтому и по сей день по-настоящему так и не оценены теоретиками и пропагандистами этой философии. *** Экономика и медицина прививает нам потребность и вкус к одноразовости. Одноразовые белье, шприцы, посуда. А мы, как люди практичные, переносим все это уже на культуру и духовность. Активно тиражируем произведения искусства и литературы только для одноразового потребления, внедряем в сознание людей только такие истины, которые годятся лишь на день или два. Вот уже и о силе веры заговорили только в том ключе¸ когда можно её обналичить. Если достижения культуры принесли прибыль, то считают этого достаточно и можно смело все выбросить на свалку истории. Общество капитализировало науку, экономику, политику, культуру, литературу и живопись. Единственная область человеческой деятельности осталась вне коммерциализации – это поэзия. В этой маленькой области разумного бытия деньги не действуют, даже рукопись нельзя продать. Этим человечество и спасается от повседневного диктата денег. *** Спор с Богом – это всегда спор с самим собой. Потому как Господь, с которым мы спорим, всегда внутри нас, хотя мы все время по наивности ищем его снаружи. Я давно ощутил эту закономерность, поэтому не хожу в храмы, не общаюсь с воцерковленными людьми. Мой Бог во мне, и я веду с ним незатихающий разговор внутри себя. Даже если мы не ладим, то все равно когда-то находим общий язык, потому что опасно жить врозь моему эго-Я и Его Духу, а так же Отцу и Сыну. Поэтому это четверостишие строго соответствует моей мысли, если Бог в первую очередь спасает себя, то он одновременно спасает и всех нас. Бог в сердцах перерезал бытия артерии. Кровью смоет Христа заржавевшие гвозди. Бич прижался к теплой еще батарее И взмолился: «Спаси, хоть себя, Осподи!» *** Настоящая литература делается только из честного слова, а коль честного слова не возникает или даже не хватает, то и литература не получается, а чаще всего, может, ее даже и нет. Давно заметил – в повседневном мире литература перестала быть отражением или содержанием жизни, а осталась только фактом газет, радио и телеканалов. Не важно, что написано тобой, важно, что о тебе написали или сказали другие. И чем больше ты публикуешь, заметьте, - не пишешь, а именно публикуешь, чем чаще о тебе говорят, тем лучше твое материальное положение в обществе. Поэтому сегодня многие этот процесс и пытаются выдать за литературу. А ведь читателю, может быть, и нужен один единственный роман, или повесть, или стихотворение, или даже строка… Одна единственная строка, которую он готов декламировать всю оставшуюся жизнь! Вот и мучает меня эта простая мысль, поскольку не ощущаю в себе самом крепкого и важного честного слова, на которое опирается настоящая литература. Все пытаюсь переплыть на другую сторону языка, задать себе какие-то формальные форматы без слов, без речи, а в итоге получается и без души. А когда у честного человека нет честного слова, когда он им не владеет, тогда приживается далеко от самого себя, приживается там, где удобно развращенной, жадной плоти, а не там, куда зовет сердце, где мучает душу бес словесности. Жизнь, захлебнулась в рекламе, Но трудится небо средь звезд. Россия – между стихами На сотню безлюдных верст. Заходы ума холостые, Рифму катают в асфальт, А мысли сверхскоростные Вокруг источают фальшь. И в мастерстве сверхлюбови Выигрыш тронет грехом, Чтоб черным глаголом боли Вырезать душу стихом.