Тебе - твоя война, а мне - мой мир. Порой они как брат с сестрой похожи. Один у наших жизней конвоир, Одной рябины сок под снегом кожи. То лезвием покажется стальным Полоска горизонта предо мною, То поясом пшенично-золотым, Развязанным меж небом и землёю. Мы гибнем от любви, но им любить, Объятий никогда не разжимая. Струной легла межа, где всем нам быть – Земными ли, небесными, не зная. На той струне горазды… кто во что. И фюреры рождались здесь, и Бахи. Здесь смерть играл когда-то сам Христос В кедрово-кипарисовой рубахе. Не то, чтоб с Ним так было хорошо, Но только без Него совсем уж плохо. И то ли мир войною оглушён, А то ли все по-мирному оглохли. Пока ещё не слепы мы, взгляну В глаза тому сопливому мальчишке. Пока ни в чём не видит он войну И ждёт весну в худом своём пальтишке. Пока ещё струится белый свет Сквозь чёрные длиннющие ресницы… Но вот он волком смотрит на рассвет И на меня, которой крепко спится. Я, видно, очень долго проспала, Как страшно выходить из долгой комы… А шапки Мономаха – купола Так впору времени, замёрзшему, глухому. Всё продано. Чужое всё кругом. И небо, что в алмазах и сапфирах. Лишь мамины глаза и отчий дом Глядят с добром и стоят больше мира. Но в них свои бои под каждый вдох За мой здоровый сон и ровный почерк. И я всегда боюсь застать врасплох Конечный возраст, данный без отсрочек.