Будда — по-нашему проснувшийся. Люди ложатся спать и видят сны. И как же называть то, что они видят, проснувшись? Заставит, бывает, мама есть с хлебом или надеть шапку на прогулку. Тебе кажется, что она тебя под себя подлаживает. Значит, не любит. Ей кажется, что она о тебе заботится. Значит, любит. А как же взаправду? Или поговоришь, бывает, с приятелем. Тебе кажется, что он тебя не понял. А ему кажется, понял. Так и расходитесь. Всем что-то кажется. Вот проснувшийся от этого «кажется» и есть Будда. То есть, конечно, этого мало, чтобы им быть. Но без этого никуда. Мне кажется, я не будда. Ну, а если мне что-то кажется, — например, это, — значит, точно не он. Зато я, пожалуй, знаю одного медвежонка, который хотел стать буддой. Жил этот медвежонок в вольере в зоопарке одного города — будто бы столицы небольшой страны. Страна эта, вроде бы, находилась в Европе. А может, в Австралии. Каждое утро медвежонок просыпался, завтракал и занимался с дрессировщиком. После дрессировки он обедал. Затем у него было свободное время, и он мечтал. Мечтал стать буддой. Когда и где он узнал о будде, он, пожалуй, уже бы и не припомнил. Но образ существа (будто бы, человека), сидящего в удивительной позе на задних лапах и улыбающегося всему миру как лучшему другу, вкусной сладости или похвалившему вдруг родителю, манил медвежонка к себе — тихий, светлый, лёгкий. Потом приходила мама и беззлобными шлепками гнала медвежонка учиться медвежьей науке — лазать по коряге, сидеть спиной к посетителям и зачем-то сосать лапу. Дрессировщик таких уроков не даст — приходилось самому. Потом был ужин, и после ужина медвежонок снова мечтал стать буддой — пока не засыпал. Когда он понимал, что вот-вот заснёт, ему становилось сквозь дрёму немножко обидно: опять ничего не вышло. А надо сказать, медведи удивительный народ. Им почти ничего не кажется, потому что они стараются не думать — и у них обычно это получается. Поэтому для медвежонка стать буддой значило перестать спать. Однажды он поделился своей мечтой со своим другом дельфинёнком. Дельфинёнок был хорошим другом, поэтому медвежонок не сердился, когда тот задавал ему глупые вопросы. И дельфиненок спросил: — А тебе это зачем? — То есть как это «зачем»? — не понял медвежонок. — Ну, вот я, например, если засну, могу утонуть, — объяснил дельфинёнок. — И ты, значит, никогда не спишь? — Да. — Так ты — будда? — Не знаю, — ответил друг, — я никогда так не думал. Я просто плаваю. Медвежонок пошёл домой и по дороге встретил змею. Змея не была его другом, и медвежонок начал разговор издалека: — Скажи, змея, ты когда-нибудь спишь? — А это как? — Ну, например, когда я сплю, у меня закрыты глазки. — А это как? — А вот так, — и медвежонок показал, как закрывать глазки. Потом показал на всякий случай, как сосать лапу. — Нет, — сказала змея, — я так не умею. У меня глазки всегда открыты. И лап нету. Дома медвежонок всё рассказал маме. — Дельфины и змеи — это не медведи, — сказала мама, — змея может закрыть глаза только хвостом, а у дельфина полголовы спит, полголовы бдит. Потом половинки меняются. — Значит, дельфин это полбудды, — сообразил медвежонок, которого только вчера дрессировщик научил считать. Потом посчитал и добавил: — А будда это два дельфина. В этот вечер он не мечтал стать буддой. Он о будде — думал. И вот что у него вышло придумать: «если будда это проснувшийся, значит, раньше он спал. Тогда дельфины и змеи не подходят». Придумав это, медвежонок разрешил себе помечтать стать буддой. И будда виделся ему, казался — тихий, светлый, лёгкий. Утром медвежонок пошёл к тигру — этот точно когда-то да спит. — Ты знаешь что-нибудь о будде? — спросил он тигра. — Тигры перед прыжком на жертву становятся почти буддами, — ответил тигр, — искренними и без иллюзий. — А иллюзия — это как? — Это когда кажется, — объяснил тигр. — А быть искренним? — Это если изнутри нет возражений тому, что делаешь, а есть согласие. — Тигр, а зачем вам это? — Если прыгать неискренне и с иллюзиями, можно промахнуться и остаться голодным, — ответил тигр. Потом вспомнил кое-что и добавил: — А ещё отец говорил, что у буддийских монахов самое вкусное мясо. Медвежонок не стал спрашивать, кто такие монахи, а пошёл домой, и с ним вдруг снова приключилось думать. Он подумал: «Хорошо говорит тигр. Но ведь он на меня не прыгнул. А вдруг он поэтому и говорил неискренне? И с иллюзиями?» Из-за этого вопроса он не мог мечтать стать буддой. И будто бы в отместку за это «не мог» ночью будда ему приснился — тихий, светлый, лёгкий. Кожа его была золотистой, но без ощущения жаркой тяжести золотой цепи, а лёгкая и практичная, как новенькая алюминиевая ложка — бери, пользуйся. Будда сидел на сплетённом из своих задних лап узоре, слушал медвежонка будто бы стекающими на шею ушами и улыбался ему полными, как вишни, нырнувшими из-под носа и оттого чуть похожими на черепаший клюв губами. Волосы будды клубком гнездились на макушке его головы — клубка, пожалуй, хватило бы на несколько пар тёплых шерстяных носков. И то ли голубоватое сияние, то ли пряный аромат, то ли нежная мелодия, а может, все они вместе исходили от будды, обволакивали медвежонка и делали его сразу послушным и шаловливым. Медвежонок проснулся и открыл глазки. На полу вольера лежал большой жёлтый лист, а на его собственной лапе сидело мелкое белое что-то. — Ты что? — спросил медвежонок. Потом поправился, — вернее, кто? — Я моль, — ответило что-то. — Моль, ты спишь? — спросил медвежонок. — Нет. Я спала, пока была куколкой. — А почему ты не спишь сейчас? — Потому что откладываю яйца в твою шерсть. Мне надо успеть. —А что случится, если ты не успеешь? — Я умру. Я сегодня родилась и сегодня умру. — А если успеешь? — Тоже умру. — В чём же разница? — удивился медвежонок. — В яйцах, — ответило что-то, — все хотят оставить за собой яйца. Не все могут. — Вот почему ты не спишь! — понял медвежонок. — Да, — ответило что-то, — заснул — остался без яиц. «Будда это моль-долгожитель», — подумал медвежонок и стал говорить с жёлтым листом, но ничего не получилось. Вскоре жёлтых листьев стало больше, и мама велела медвежонку готовиться к спячке. «Сейчас или никогда», — понял медвежонок и купил в магазине буддильник. Зимняя спячка как ночной сон: пока спишь, не знаешь, сколько прошло времени. В общем, медвежонок проснулся по буддильнику. Сперва он вспомнил большой жёлтый лист. Затем сияющего будду. А потом из памяти полезли страшные истории про медведей-шатунов, рассказанные одним его товарищем, тоже медвежонком. Мол, проснёшься раньше срока, будешь всю зиму ходить голодный, злой, замёрзший. Бывает ещё хуже — людей есть начнёшь. Поворочался медвежонок, поворочался, потом — хрясть лапой по буддильнику! Ну, мол, его совсем, будду этого, буду как есть — медведем. Сунул лапу обратно в рот и заснул. Что ж, когда-нибудь все мы, как и он, искренне вырастаем из своих иллюзий.