Тесной и пестрой кишкою улица. Встречные-поперечные Маски как шляпы придерживают у лиц, Пестуют в обнимку грехи заплечные. Ног моих черви из-под меня вырываются. Бешено вращает улица светофорами глаз. Звонок. Снова ноги. „Алло, стоять и не думай пытаться”, - Хрипит мне в ухо их неведомый бас. Убоявшись, несусь мимо кассы Сбер, Мимо алкоголиков христообразных (Длинноволосых и говорливых без всяких мер), Мимо людей, с виду совсем не опасных, Мимо казармы армии Резиновых Зин, Мимо родины моего ручного дракона, Мимо реклам - нелепых замедленных мин; Мечусь по городу в поисках стойла или загона... И, не найдя, под самый из самых вечер, Когда распластаются тучи убитою шкуркой летучей мыши, Пойму я внезапно: гордить и платиться мне нечем. В смысле, платить и гордиться. Цена, что ни день, все выше... Тогда, ослепленный соленой волной набежавшей боли, Вложив себе в голову, Как гОлему, О мире памятку, (Так я когда-то ушел от Назаровой Оли), Ухожу из судьбы своей. Только б нА небе не ответили: „Занято!”.