Пироги вот такие в дороге через годы случаются часто: о любви забываешь, о Боге, ощущаешь себя ты несчастным, и нет силы взглянуть друг на друга, не с улыбкой, хотя б с пониманьем, что стирает из памяти вьюга всё, что было до этого с нами. Исчезает былое в кряхтенье. В разговорах о разных болезнях, о питанье, какое полезней, интеллект не видать даже тенью. А недавно, совсем ведь недавно о театрах ещё говорили, о вождях и об их камарильях, и поэтов читали исправно, философствовали мы о разном – от космических тем и до клеток. А теперь вот себя сами дразним, примет кто из нас больше таблеток. И встречаться ни с кем неохота из-за страшно ущербного вида. Нападает то ль злость, то ль обида, заодно с ними давит икота. Беспричинно. Нет, из-за болячек, что нанизаны, как на шампуре. И уже от себя их не прячешь: проступают на морде и шкуре. Трость ходить уже не помогает. То нельзя мне, а это не можно. Всё морально меня разлагает. Лишь с иронией жить мне не сложно. Нет полезней лекарства на свете! Успокоит оно, обезболит. С ним я, словно на лучшей диете, как бальзам для души и для воли начинаешь шутить над собою – пропадают и злость и усталость, улыбаясь, глядишь в голубое небо и не брюзжишь ты на старость; прекращаются охи и ахи, ощущаешь себя человеком, исчезают недавние страхи о минуте прощания с веком; вновь зовёшь всех приятелей в гости и живёшь в потаённой надежде, что твои стариковские кости, пусть не очень, но всё же, как прежде…