На следующий день в МГУ открывался симпозиум. Лена непременно хотела там присутствовать. А во второй половине дня — работа по секциям. И на одной из секций должна была делать доклад ее мама. Поэтому весь завтрашний день они решили провести в университете на Воробьевых горах. Диме не очень все это улыбалось, но выбор был только один — или с ней, или без нее. То есть, практически, выбора не было. <cut>Если будет скучно, — решил он, — буду просто любоваться ею. А может, станет интересно, все-таки информационные технологии — это же и мое будущее. Если что-нибудь пойму, буду слушать. Нет, буду слушать все, что будет слушать она, чтобы потом не хлопать глазами. Открытие симпозиума прошло шумно и сумбурно. Академик, который должен был его открывать, загрипповал, замену ему быстро найти не удалось. Многие участники явились с опозданием, во время приветственной речи в зале продолжалось хождение по рядам. То и дело хлопали сидения. Речи выступавших были абсолютно бессодержательны — так, одни общие слова. Просидев около часа и полностью разочаровавшись, Лена с Димой заявили Ольге, что им все это надоело и они идут гулять. Придут к трем на ее секцию. Пригнувшись, они выбрались из своего ряда и сбежали. Лена не раз бывала в университете в прежние приезды и немного ориентировалась в нем. Они походили по этажам, почитали объявления на стенах коридоров, поглазели на студентов, заглянули в аудитории и лаборатории. Никто их не останавливал и не прогонял. Устав, они оделись, вышли из здания и немного постояли на Воробьевых горах, любуясь панорамой столицы и болтая о том − о сем. В Москве потеплело — на градуснике было всего минус восемь. Но стоило Лене один раз кашлянуть, как Дима увел ее обратно. Они спустились в столовую и пообедали. Еще немного побродили по этажам и побежали разыскивать свою секцию. Они нашли ее довольно быстро. Секция "Внедрение информационных технологий в образовательный процесс" располагалась в одной из аудиторий второго этажа. Народ еще только собирался, и свободных мест было много. Они заметили в среднем ряду Ольгу, сели рядом с ней и с любопытством принялись разглядывать прибывающую публику. У правой стены аудитории стоял длинный стол, за которым сидели руководители секции и спонсоры. Стол был поставлен так, чтобы сидящим были одновременно видны и лица выступающих, и лица слушателей. Один из организаторов симпозиума и одновременно его главный спонсор — американец Тони Гор — тоже с интересом оглядывал ряды аудитории. Он заметил светловолосую даму и молодых людей рядом с ней. И невольно его взгляд задержался на Лене. Лена почувствовала на себе этот внимательный взгляд, посмотрела на его владельца — высокого седоватого мужчину — и перевела глаза на выступающего. За свою жизнь она привыкла, что ее часто рассматривают незнакомые люди, и научилась не обращать на это внимание. Смотрит — ну и пусть смотрит, пока не надоест. Посмотрит и перестанет. Симпатичный дядька, подумала она, высокий, выше всех за столом. Волосы с седоватые, а глаза голубые, молодые и очень умные. По возрасту годится ей в отцы. Наверно, какой-нибудь босс. Может, даже американец. Лена знала от Ольги, что деньги на проведение симпозиума выделили американские бизнесмены, занимавшиеся распространением информационных технологий в странах бывшего соцлагеря, в том числе и в России. Они тоже прилетели, чтобы принять в нем участие, и сейчас находились в этой аудитории. Наверно, один из них, — предположила Лена. И не ошиблась. Бизнесмен Тони Гор был выходцем из России. В те далекие времена у себя на Родине он звался Антоном Гордецким и подвизался в одном из ленинградских вузов на должности ассистента. Тогда он был нищ, тощ и пронырлив. За вызывающую фамилию, острый беспокойный ум, невыносимый характер и вечное стремление совать свой нос во все дырки начальство не любило Антона и постоянно мечтало его куда-нибудь сбагрить. И такой случай представился. То было время первых робких сношений с дальним зарубежьем. В их вуз из Бостона пришло приглашение выделить на полугодовую стажировку молодого специалиста в области информатики не старше тридцати лет, сносно владеющего английским. Антон идеально подходил под эти требования. И хотя до слез было обидно устраивать этому мерзавцу такую лафу, начальство все же отправило его в далекую Америку − дабы по возвращении использовать полученные им знания на благо родного института. Но, пожив с месяц вдали от руководящей и направляющей, Антон почувствовал неодолимое желание никогда больше не попадать под ее чуткое руководство. Сделав ручкой начальству, он женился по большой любви — к Штатам — на тощей и смешливой американке Аннет. Папа его жены владел изрядным пакетом акций компании, занимавшейся внедрением информационных технологий в разные производственные процессы, и имевшим собственное дело в этой области. Папа вовлек сметливого зятя в свой бизнес, и скоро их доходы стали расти, как на дрожжах. В отличие от многих соотечественников Антон был истинным трудоголиком. Когда нужно, он мог работать день и ночь, был легок на подъем и нюхом чуял самые прибыльные направления в их бизнесе. Первое время руководство института взывало к совести Антона и периодически давило на его маму, оставшуюся одной в десятиметровой комнатке многосемейной коммунальной квартиры. Маме дважды за счет института устраивали переговоры с беглецом, чтобы та уговорила его вернуться. — Тошенька, как тебе живется? — робко спросила мама в их первый разговор − вместо того, чтобы обрушить на него град упреков. — Как в раю, — ответил сын. Что было чистой правдой после его полуголодного житья в стране победившего социализма. — Деточка, а когда же ты вернешься? — Сделаю все, чтоб никогда! — клятвенно пообещал сын. — Но неужели тебя не мучает ностальгия? — Мама, ностальгия кончается при первом же воспоминании о нашем коммунальном туалете. Вскоре Антон — теперь уже Тони — настолько опередил тестя в деловой хватке, что тот с легким сердцем передал ему управление компанией и навсегда отстранился от дел. Через некоторое время он умудрился влететь на своем кадиллаке в серьезную аварию и не дотянул до больницы. Тони стал полновластным хозяином огромного и все приумножавшегося состояния. После того, как Аннет нашла себе такого же веселого кинорежиссера, они с Тони радостно расстались, оставшись добрыми друзьями, — и он стал наслаждаться свободной жизнью богатого холостяка. Мама давно умерла, и с бывшей родиной теперь его уже ничто не связывало. Но ностальгия, о которой она когда-то спрашивала, после сорока лет стала время от времени мучить его. И чем дальше, тем чаще. К тому времени в его стране произошли такие перемены, о которых он в прежние времена не мог и помышлять. Дружные союзные республики дружно разбежались, образовав независимые государства. Это не пошло на пользу их экономике, и нищета приняла поголовный — за малым исключением — характер. И тогда Тони Гор решил искупить свою вину перед страной, где он родился и вырос. Тони понимал, что без современных технологий производство в ней никогда не поднимется и Россия в конце концов превратится в банановую республику. Поэтому он создал Фонд помощи науке и ученым, занимавшимся информационными технологиями. В частности, его Фонд систематически организовывал различные конференции и симпозиумы, на которых ученые разных стран обменивались последней информацией в этой области. Сам Тони всегда с удовольствием принимал в них участие. Вот и на этот раз он прилетел в Москву, чтобы посидеть на очередном симпозиуме, послушать доклады, а затем навестить Питер и поклониться могиле матери. После развода с Аннет Тони так и не женился. Женщин он имел много и каких хотел — но жениться на американке больше не желал. Нет, они были милы, энергичны, понимали толк в сексе и со вкусом одевались. Но не было в них чего-то... он и сам не мог толком объяснить, чего. Какого-то тепла, душевной доброты, что ли, так присущей русским женщинам. И потому, приезжая в Россию, Тони всякий раз с особым вниманием вглядывался в их лица. У Тони была две страсти — красивые камни и красивые женские лица. Можно сказать, он коллекционировал их. Страсть к красивым камням Тони унаследовал с далекого детства. Его мать происходила из старинной дворянской семьи, бывшей когда-то богатой и знатной. Вихрь революции одним махом уничтожил всех ее членов за исключением двух сестер. Старшая сестра вышла замуж за бывшего красного командира и приютила у себя младшую. Это их и спасло. Они сменили фамилии и зажили тихой жизнью, стараясь не привлекать к себе внимания. Но не получилось. Красный командир со всем семейством был вскоре репрессирован, но маму Антона почему-то не тронули. Она уехала в Ленинград и стала работать на заводе. Да так и доработала до старости на одном месте Первое время мама страшно боялась, что за ней вот-вот придут и заберут. Когда во двор заезжала черная машина, она пряталась под кровать. Завидев издали военного, сворачивала за угол и пробиралась к дому дворами, прячась по подъездам и путая следы. Но со временем, решив, что о ней забыли, перестала пугаться каждого встречного и зажила спокойней. Мама никогда никому не рассказывала о своей прежней жизни — только Антону под большим секретом и непременно шепотом. От старшей сестры ей остались два старинных кольца — одно с рубином, другое с сапфиром. Они были тщательно спрятаны от посторонних глаз, и лишь изредка Антону дозволялось ими полюбоваться. — Это настоящие камни, — внушала ему мама, — не вареные, не то, что теперешние. Им цены нет! Пусть лежат на черный день — мало ли что. Мальчик любил рассматривать камни на просвет. Красные и синие огоньки, вспыхивавшие в них, казались ему отблеском далекой сказочной жизни, которой жили когда-то его репрессированные родственники. Ни он, ни его мать так до конца и не поняли, за что их убили. Ведь надо быть поистине чудовищем, чтобы у тебя захотели отнять жизнь подобные тебе существа. Но, по словам матери, все их родные представляли собой цвет русской интеллигенции и были добрейшими людьми − за исключением разве что мужа сестры, у которого действительно руки были по локоть в крови после участия в раскулачивании. Но и его в знак благодарности родная власть не замедлила отправить на тот свет вместе со всем семейством. Ведь они были такими же, как мы, — с содроганием думал мальчик. — Как им, наверно, было больно и страшно, когда их убивали. О чем они думали в тот момент? Наверно, все пытались понять — за что? А может, надеялись, что в той, другой жизни, им будет лучше, чем в этой? Вот если бы это оказалось правдой. Став Тони Гором, он не утратил страсти к красивым камням и начал их коллекционировать. Мамины кольца после ее смерти бесследно пропали, будто их и не было вовсе. На вопросы Антона, куда подевались вещи, соседи только пожимали плечами и разводили руками. И он плюнул на поиски. Заказал по памяти похожие кольца и иногда, в минуты острой тоски принимался рассматривать камни на просвет. С этих камней и началась его коллекция. Страсть к красивым женским лицам Тони удовлетворял, незаметно любуясь ими. Иногда он подходил к привлекшей его внимание особе и, представившись фотокорреспондентом, просил разрешения ее сфотографировать. У него уже собралось несколько фотоальбомов, которые он любил просматривать на досуге. Лицо девушки, сидевшей в среднем ряду между дамой лет сорока и молодым человеком, сразу приковало его внимание. Почему-то на ум пришло воспоминание о цветущей яблоневой ветке на фоне синего майского неба. Он взглянул на это лицо раз, другой и почувствовал неодолимое желание смотреть на него, не отрываясь. Дама, по-видимому, ее мать или очень близкая родственница, — думал Тони, — они непохожи, но что-то общее в улыбке, мимике определенно есть. Рот — да, губы схожи — наверно, все-таки мать. Молодой человек глаз с нее не сводит — тут, конечно, любовь. И не безответная, судя по ее взглядам на него. Объявили доклад профессора Туржанской, и он увидел, что дама встала. Туржанская! — воскликнул он мысленно. — Математик Ольга Туржанская! Неужели та самая, чьи очень толковые статьи не раз попадались ему в определенных журналах? Никогда бы не подумал, что эта миловидная хрупкая дама — обладательница такого могучего ума. Воистину, русские женщины загадка природы. Он вслушался в доклад и еще раз поразился ее знанию предмета и пониманию путей выхода из кризиса, в котором оказалось изучение точных наук в стране. Взглянув на девушку, Тони утвердился в предположении, что та ее дочь. С такой любовью, с таким обожанием она смотрела на выступавшую — несомненно их связывали семейные узы. Тони вгляделся в мать девушки. Очень мила, очень. Не так, как дочь, но по-своему красива. Правильные черты лица, мягкий славянский профиль. Какое-то уверенное спокойствие и истинная интеллигентность чувствовались в ней. Чем-то она напоминала его мать. И позабытая нежность шевельнулась в душе Тони. Наверно, тоже из Питера, предположил он. Да, с фотоаппаратом к ним не подойдешь — сразу получишь вежливый от ворот поворот. Внимательно выслушав ее доклад и проводив взглядом до места, где она с дочерью сразу стали что-то оживленно обсуждать, он принял решение. Дождавшись перерыва, Тони позвонил по сотовому давнему другу, возглавлявшему в столице одно из частных сыскных агентств. Друг часто выполнял его разные, в том числе и деликатные, поручения. Не раз он выручал Тони, разыскивая потерянные деньги Фонда и выясняя, в чей конкретно карман они уплыли. Друга звали Вадимом − он был молчалив, наблюдателен и безупречно относился к поручениям Тони. Тем более, что тот никогда не скупился на оплату. Кроме того, их связывала стародавняя дружба еще с тех далеких времен, когда оба были молоды, честолюбивы и вкалывали за гроши — Тони в своем вузе, а Вадим в одном из питерских НИИ. — Здорово, Шерлок! — приветствовал Тони приятеля. — Как разыскивается? Нюх еще не потерял? — Это ты, бродяга? — обрадовался Вадим. — Все летаешь? Все нас облагодетельствовать хочешь? Опять какую-нибудь очередную говорильню организовал? Сказывай быстро, что надо, а то тут у меня народ. Или позвони после семи. — Деловой! — упрекнул его Тони. — Со старым другом ему поболтать некогда. Гони всех — у меня для тебя важное задание. Было слышно, как Вадим попросил людей подождать в приемной. Когда голоса в кабинете стихли, он сказал: — Ну давай, излагай свое дело. Опять бабки пошли не туда. Смотри, разоришься с нашим народом! — Нет, совсем другое. Мне нужны сведенья об одной женщине и ее семье. Все самым подробным образом — адрес, возраст, фотографии всех членов семьи, взаимоотношения между ними. Друзья, привычки, хобби, материальное положение, жилищные условия — в общем, все-все. И побыстрее. — Что за женщина? — Профессор Туржанская. Знаю, что сама она из Питера, математик. Сейчас в Москве. Сегодня выступала на симпозиуме, организованном в МГУ нашим Фондом. С ней девушка — по-видимому, ее дочь. О ней — тоже все до мельчайших подробностей. Расходы оплачу, ну и гонорар, разумеется, тоже. Сделаешь? — Без проблем! Когда надо? — Желательно завтра к полудню. Чтобы к секции все было у меня. Мой сотовый ты знаешь — он не изменился. Назавтра к часу дня Тони получил из офиса Вадима папку с подробными сведеньями о семье Туржанских, включая ее батумских родственников. Там же находились три фотографии — самой Ольги, девушки и ее отца. Из сведений, предоставленных Вадимом, он узнал, что отец девушки, на которого она была поразительно похожа, давно погиб, мать больше замуж не вышла и они с дочерью живут вдвоем. Обе увлечены математикой, имеют хороший "Пентиум", выходят в Интернет. Девушка оканчивает одиннадцатый класс, идет на медаль и собирается поступать в местный вуз на факультет информатики. В настоящее время с группой отличников проводит каникулы в Москве. Группа живет в Измайлово, а девушка с матерью — у знакомых. С молодым человеком Дмитрием Рокотовым ее связывают романтические отношения В три часа на секции Тони увидел одну Ольгу — ребят с ней не было. Он сам не ожидал, что так огорчится. — Чего я хочу? — спросил он себя. И сам себе ответил: — Хочу еще раз ее увидеть. И услышать ее голос, поговорить с ней, насладиться хотя бы коротким общением с этим изумительным созданием. Через два дня они уезжают. Но перед отъездом в МГУ, как водится, состоится банкет, посвященный окончанию симпозиума. На нем, скорее всего, будет присутствовать и ее мать. Надо, чтобы дочка была с ней. Но она, вероятно, захочет провести последний вечер с группой — тоже куда-нибудь пойдут. Надо, чтобы пришли сюда, на банкет — он все оплатит. Не дожидаясь окончания секции, Тони нашел нужного администратора и объяснил тому его задачу — привезти группу школьников с Дона в МГУ под предлогом знакомства с университетом. Устроить им небольшую экскурсию, а затем пригласить на банкет. Пообещав администратору щедро компенсировать его услугу, Тони заручился заверением, что все будет сделано в лучшем виде. А Дима с Леной не пришли на второе заседание из-за назначенной им на это время встречи с Диминым приятелем Ильей в одной из московских радиостудий. Илья работал там оператором, но время от времени пел под гитару свои песни, за что получал отдельный гонорар. Отрекомендованного Ильей Диму студия выслушала внимательно и с явным одобрением − но при этом вся ее мужская часть не сводила глаз с Лены. Когда он закончил и стал ждать отзывов на свое исполнение, первые слова, услышанные им, были обращены не к нему, а к ней. Фраза была настолько избитой, что хотелось ее, фразу, пожалеть. — Девочка, хочешь сниматься в кино? — Нет, — не раздумывая, отказалась Лена. — Ни в кино, ни на телевидении я сниматься не хочу. Мое призвание — информатика и математические методы, ее обеспечивающие. Но за предложение спасибо. — Они там на Дону потому такие умные, — заметил Илья, — что много рыбы едят. В рыбе фосфор — он здорово мозги питает, я сам читал. — Может, вы и мне уделите внимание? — не выдержал Дима. — Оставьте в покое мою невесту и скажите, как вам мои песни. — Она твоя невеста? — удивился длинноволосый тип, бывший, по-видимому, у них самым главным. — Девушка, что вы в нем нашли? Выходите замуж за меня, я вам не жизнь устрою — сказку! Сдалась вам эта информатика! — Я его очень люблю, — улыбнулась Лена и успокаивающе погладила закипевшего Диму по рукаву. — Ну и как вам его песни? — Песни? Ах, песни! Ничего, хорошие песни. — Может, раскрутим? — предложил Илья. — Диск запишем или несколько раз на радио прокрутим. — А бабки у него есть? — Ну откуда у школьника бабки? Если диск продастся, бабки будут. — Значит, так. — Длинноволосый, алчно глядевший на Лену, нехотя перевел взгляд на Диму. — Предлагаю тебе два варианта. Первый: мы тебя записываем, делаем аранжировку твоих песен, выпускаем пластинку с именами твоим и автора стихов. Но ты подписываешь договор, что никогда гонорар за свои диски требовать не будешь. Иными словами, мы тебе делаем имя, но деньги ты и твой автор не получаете. Второй вариант: ты получаешь единовременно приличные бабки, но вы с автором текста отказываетесь от авторства и диски выходят под чужим именем. — Да вы что это — серьезно? — поразился Дима. — Второй вариант я отметаю с ходу. С какой стати кто-то должен присваивать мою музыку и Маринины стихи? Я на это никогда не соглашусь. Да и первый какой-то грабительский. Вы, значит, будете получать за наши с Мариной песни бабки, а нам — шиш? Не хило! Только меня это тоже не устраивает. — Ну тогда извини. — Длинноволосый широко развел руками и, поднявшись с кресла, удалился. За ним ушла и большая часть слушателей. В студии остались только незнакомый парень и Илья. — Ты, хлопец, неправ, — заметил парень. — Надо было соглашаться на первый вариант. Ведь сделать имя в Москве дорого стоит. Ты потом мог бы петь в концертах на эстраде — тебя бы знали. Деньги ведь можно зарабатывать не только на дисках. — Но я не собираюсь становиться профессиональным певцом, — возразил Дима. — Я хочу стать программистом. Просто, мне ваши предложения кажутся несправедливыми. — Дорогой, мы еще слишком бедны, чтобы быть справедливыми. Песни это бизнес. А в бизнесе нет понятия справедливость, есть понятие выгода. В остальном — дело хозяйское. Если надумаешь, дай знать — потолкуем. Он похлопал Илью по плечу и тоже ушел. — Ну ладно, — поднялся Илья, — мне тоже надо идти. Извини, если что не так. Пойдемте, я провожу вас. Звони, не исчезай. Дима и Лена с облегчением покинули студию. На улице заметно потеплело. Под солнышком даже начал таять лед, и кое-где на нем образовались предательские лужицы. На их дне лед был особенно скользким. Наступишь на такую лужицу и обязательно растянешься. — Дим, а ты не заметил — ведь они фактически признали, что вы с Мариной талантливы. Что ваши песни чего-то стоят. Поздравляю! — И Лена торжественно пожала ему руку. — Не огорчайся, вы еще станете знаменитыми. Сейчас надо школу закончить и в институт поступить. А там — всякие студенческие фестивали, конкурсы, дискотеки. О вас еще услышат, вот увидишь. — Когда ты со мной, меня ничто не может огорчить, — заверил ее Дима, целуя в румяную щеку. — Куда мы теперь? — Проводи меня, пока не стемнело. И позвони из гостиницы, что там назавтра. Надо же и с ребятами побыть, а то мы все сами да сами. Неудобно получается. На следующий день они с группой побывали в Кремле, побродили по его территории, полюбовались царь-пушкой и царь-колоколом и посетили Оружейную палату. И Дима, и Лена много раз бывали здесь с родителями в их прежние приезды − но с группой все равно было интересно. Потом их пригласили в одну из московских школ. Там они устроили друг другу концерт — пели, читали стихи, рассказывали о своем житье-бытье и в конце концов так перезнакомились, что под занавес их руководитель уже не мог отличить своих от чужих. Под Димину гитару, положив друг другу руки на плечи и покачиваясь в такт мелодии, они перепели хором все мало-мальски известные песни и до того сдружились, что, когда пришла пора прощаться, никак не могли расстаться. К тому времени уже образовалось несколько свежеиспеченных парочек. Их пришлось буквально растаскивать, а они при этом тянули друг к другу руки и что-то орали про адреса, которыми не успели обменяться. Наконец, прокричав напоследок “как здорово, что все мы здесь сегодня собрались!” они расстались. Дима проводил Лену домой, и она сама поцеловала его в щеку, в губы и в нос. Это его привело в такой восторг, что он поперся в свою гостиницу через всю Москву пешком и опоздал на ужин, за что получил заслуженный нагоняй. Хорошо хоть нашлись сердобольные души, захватившие ему с ужина булочку, сосиску и сырок — иначе он лег бы спать голодным. Уже перед сном им объявили, что планы назавтра существенно меняются. Во второй половине дня вместо автобусной поездки по Москве они идут на экскурсию в МГУ, где после нее их ожидает грандиозный банкет вместе с участниками какого-то симпозиума. От этой новости все пришли в дикий восторг и так заорали "Ура!", что прибежал администратор. Их руководитель и сам был потрясен неслыханной щедростью организаторов симпозиума. Где ж это видано, чтобы двадцати прожорливым гаврикам вдруг ни с того, ни с сего была оказана такая честь? Он сначала не очень поверил звонку из МГУ. Но когда оттуда прибыл какой-то представительный тип — весь из себя — и вручил ему официальное приглашение на бланке университета, пришлось поверить. Выходит, есть-таки на свете добренькие Буратино, заботящиеся о лучших представителях молодого поколения из провинции, мечтая увидеть их в рядах столичных студентов. Когда Дима позвонил Лене и сообщил ей эту потрясающую новость, даже Ольга удивилась. Чтоб каких-то школьников с Дона пригласили в МГУ, да еще и на банкет — это что-то невероятное. Ведь на каникулах в Москве гостили сотни учащихся со всех концов страны. За что же именно их группе такая честь? Когда она поинтересовалась у организаторов симпозиума, как получилось, что пригласили именно эту группу да еще вне всякого протокола, те пожали плечами: — Вероятно, кому-то из спонсоров под занавес пришла в голову красивая идея — пригласить школьников из провинции. А то, что в этой группе ваша дочь, — наверно, чистая случайность. В университете группу встретили двое вежливых старшекурсников. Усадив ребят в аудитории, они рассказали им об истории университета. Спроецировав на большой экран его план, показали, где какие кафедры и лаборатории. Перечислили специальности, даваемые выпускникам, и назвали самых выдающихся из них. Затем ребят провели по этажам главного корпуса. А под занавес пригласили всех стать студентами МГУ — главного вуза страны. И надо сказать их призыв не пропал даром — около половины отличников немедленно возжелало попытаться сюда поступить. Тем более, что вступительные экзамены в МГУ начинались раньше, чем в остальных вузах, поэтому в случае провала можно было повторить попытку в другом месте. А потом был банкет! Когда проголодавшиеся отличники увидели, чем их будут угощать, они завопили от восторга, не стесняясь окружающей публики, как ни шикал на них руководитель. — Еще подумают, что вас голодом морят, — шипел он. — Прекратите, не позорьте свой город! Икры никогда не видели, что ли? И не набрасывайтесь на все сразу — ведите себя прилично. — А что, мы ее когда видим? — возражали ребята, хватая сразу по три бутерброда и накладывая себе на тарелки все подряд: салаты, грибы, рыбу, холодец, ветчину, язык и прочие деликатесы. — Ох, и нажремся напоследок — хоть будет чего вспомнить. — Ну да, вам больше не о чем вспоминать, — ворчал шеф. — Кроме жратвы, вы больше ничего в Москве не видели. Да не набрасывайтесь на закуски — еще будет жаркое и десерт. Эй, откуда здесь шампанское? — я же велел все спиртное убрать. — Где шампанское? — притворно удивлялись ребята, проворно спрятав бутылки под стол. — Вам показалось, Денис Гаврилыч. Это же пепси-кола! И никто из них не замечал, как внимательно наблюдает за ними седоватый господин, сидевший в другом конце зала. Встретив Вадима, Тони усадил его за свой стол и стал с нетерпением ждать школьников с Дона. — Придет или не придет? — гадал он. — По идее, должна прийти — ее мать уже здесь. А вдруг захочет со своим приятелем в последний вечер по Москве пошататься? Вот будет жалость! Но когда вся группа ввалилась в зал, он сразу заметил ее. Тихая девочка в скромном голубом платьице — она резко выделялась из компании шумных сверстников. И, конечно, ее белобрысый дружок был тут же. Белый ангел в голубом, — подумал Тони, и толкнув Вадима, показал ему на девушку. — Смотри внимательно и запоминай. С этой минуты ты берешь эту девушку под наблюдение и охрану. Чтобы ни один волос не упал с ее головы. — И зачем она тебе нужна? — поинтересовался Вадим. — Ты знаешь мою коллекцию драгоценных камней. Эта девушка станет моей главной драгоценностью. — Ты хочешь затащить ее в свою постель? — Нет, в постель мне ее добром не заполучить. Да я и не хочу этого. Лет пять назад — пожалуй. А сейчас стать ее любовником — нет, не хочу. Я хочу стать ей отцом, хочу видеть ее рядом с собой до конца дней своих. Хочу сделать ее счастливой, дать ей все! А в постели своей я не прочь бы видеть ее мать. Вон она — за тем столом с группой математиков из университета. Сероглазая блондинка лет сорока. — И как ты собираешься все это осуществить? Дело непростое. — Понимаю, что непростое. Слушай меня. Мы сделаем так. Пусть девушка окончит школу. Она собирается поступать в своем городе в Политехнический. К тому времени я выбью для этого вуза два-три гранда − и на первом курсе заберу ее в Бостон. Вроде как на пару лет. — А мать? — Когда дочь будет в Штатах, пришлю матери приглашение почитать лекции в том университете, где она будет обучаться. Думаю, не откажется. А там уже все проще. — А ее белобрысого куда денешь? Тут взаимная любовь − невооруженным глазом видно. Вдруг она к тому времени замуж за него выскочит? Очень похоже на то. — Что ж, выскочит — придется и его забирать. Хотя нежелательно. Он же на порядок ниже ее − во всех отношениях. Кроме роста. — Может, их тихо развести, пока у них далеко не зашло? — Не надо. Пусть все идет своим чередом. Девочка умная — она все взвесит, прежде чем на что-то решится. Думаю, у него и так ничего не выйдет. Сейчас она влюблена — это очевидно. Но до окончания школы, полагаю, между ними ничего серьезного не произойдет. Видишь: она захотела в Москве жить с матерью, хотя могла бы поселиться в гостинице и быть с ним рядом. Значит, постели здесь нет и она к ней еще не стремится А пока они окончат школу, всякое может произойти. Вдруг этот парень так себя поведет, что она сама с ним расстанется. Или случай какой их разведет. Главное, чтобы до того времени, когда я из страны ее заберу, с ней ничего не стряслось. Наймешь в ее городе надежных людей, поставишь в квартире все, что нужно. Чтоб глаз с нее не спускали, чтоб знали каждый ее шаг. Я могу на тебя рассчитывать? — Да без проблем. Все будет в лучшем виде. Крепко же тебя зацепило. — Знаешь, я вдруг понял: эти женщины для меня — самое дорогое, дороже их уже ничего не будет. Вадим, завтра я улечу. Сначала в Питер, потом в Штаты. Но ты будешь держать меня в курсе их дел. В случае чего, звони. Надо будет — езжай сам, бери все в свои руки. Открою тебе счет в банке — снимай, сколько надо. Я тебя знаю — ты лишнего не возьмешь. А получится все, как я задумал, отблагодарю по-крупному. Пока она в Москве, поснимай ее на камеру. Да и у нее в городе тоже. И присылай мне пленки. Чтоб ее лицо крупным планом. — Сделаю. — Ты придумай что-нибудь, чтобы на несколько минут ее ухажера удалить. Только без членовредительства. Хочу ее пригласить на танец, да боюсь — он ей не позволит. Ишь, как ревниво по сторонам поглядывает. Во-во, она уже одному отказала. Через пять минут к Диме подошел официант. — Молодой человек, вас просят к телефону. Это на третьем этаже. — Меня? — удивился Дима. — К телефону? Не может быть — здесь какая-то ошибка. — Вы Дмитрий Рокотов? — Я. — Значит, это вас. Кажется, междугородка. — Может, пойти с тобой? — заволновалась Лена. — Зачем вам беспокоиться? — заметил официант.— Я провожу вашего товарища и доставлю обратно в целости и сохранности. Они ушли. Через несколько секунд к Лене подошел высокий седоватый господин. — Разрешите? — Он протянул руку и просительно посмотрел на нее ярко-голубыми глазами. И тут Лена узнала его — это он смотрел на нее так пристально тогда, на симпозиуме. Она еще гадала, кто он: американец или наш. Хорошо, что Дима вышел, — подумала девушка, вставая. Во время танца незнакомец смотрел на нее так ласково и доброжелательно, что Лена, осмелев, спросила: — Кто вы? Я вас видела на секции, когда мама выступала. Вы сидели за столом президиума. — Меня зовут Гор, Тони Гор. Я спонсировал этот симпозиум и многие другие, — с улыбкой ответил он. — Вы американец? — Да, я американец русского происхождения. — Вот почему вы так хорошо говорите по-русски. А давно вы уехали из России? — Очень давно. — Ну и как вам там — в Америке? — Хотелось бы, чтобы в России стало так же. А вы бывали в Америке? — Нет, что вы. Я вообще за границей не была. — А хотели бы? — Конечно, еще бы! — Значит побываете. — Обещаете? — шутливо спросила она. — Обещаю, — серьезно ответил он. — Не очень скоро, но побываете. Смотрите, ваш друг уже вернулся. Как свирепо он смотрит на меня. Лена оглянулась. Действительно, Дима сидел, набычившись, и бешеным взглядом следил за ними. — Улыбнитесь ему, — посоветовал Тони, — не то он сейчас скандал закатит. — Не закатит, — успокоила его Лена, но на всякий случай улыбнулась Диме и послала воздушный поцелуй. Он сразу посветлел лицом и тоже улыбнулся. И тут музыка кончилась. Тони отвел Лену на место и, поблагодарив, удалился. — Кто звонил? — поинтересовалась Лена. — Никто. Когда я взял трубку, там были одни гудки. А официант только развел руками и смылся. Думаю, им надо было выманить меня, чтобы этот тип тебя пригласил. Чтоб я не помешал. Чего ему надо? — Ничего. Просто, он нас видел на секции. Помнишь стол у стены, где спонсоры и всякое начальство сидели. Он американец, но родом из России. Хочет, чтобы в России жили так же хорошо, как в Америке. — Хотеть не вредно! И все же — чего он к тебе прицепился? — Я же говорю: ничего. Просто пригласил на танец. Не надо меня ревновать, Дима — мы же взрослые люди. — А что, только детей можно ревновать? Я не выношу, когда ты танцуешь с другим. Хочется подойти и набить ему морду. — Хорошо, я больше не буду. Смотри, он уже ушел. Не сердись, я же тебя люблю! Мне никто, кроме тебя, не нужен. После этих слов его настроение резко улучшилось, и они пошли танцевать. И все оставшееся время Лена танцевала только с ним — остальным отказывала. Читатель мой! Если тебе стало интересно, прочти предыдущие отрывки, так будет понятнее.