Предположение Маринки, что поездку Димы в Москву организовала его мама, было справедливым лишь отчасти. Да, Наталья Николаевна, действительно, позвонила в гороно. Просто напомнила, что ее сын — победитель олимпиады по информатике. Победитель плюс отличник, конечно, заслуживал, чтоб его отметили. И хотя подарка он не получил, его, в конце концов, поощрили поездкой в столицу. Когда мама сказала об этом Диме, он схватил ее на руки и поднял до потолка. А потом закружил и отпустил только, когда она взмолилась о пощаде. <cut>Тогда он запрыгал сам и допрыгался до того, что снизу стали стучать возмущенные соседи. Эту радостную новость Дима узнал перед самым балом и сейчас же сообщил Лене. Он не сомневался, что ее тоже отметят поездкой — и это подтвердилось при вручении ей подарка. Несколько огорчило его известие, что Лена едет с мамой, та должна была принять участие в международном симпозиуме по проблемам компьютерных технологий. Лене тоже хотелось хотя бы поприсутствовать на этом симпозиуме, послушать доклады − уж больно интересные темы были заявлены в его программе. Но Диму эти ее намерения категорически не устраивали. Ему совсем не улыбалось слушать какие-то скучные доклады, пусть и связанные с информатикой. В их названиях он ничего не понял. Сидеть и делать вид, что тебе страшно интересно — что может быть противней? Но когда он сказал об этом Лене, она так высоко подняла свои красивые брови, что Дима сразу поднял обе руки, сдаваясь. Хорошо, он согласен, согласен, лишь бы быть с ней рядом. Но на этом его огорчения не кончились. Оказалось, что все награжденные едут вместе в одном вагоне, а Лена с мамой — в другом. И туда, и обратно. В их вагон ее маме билеты не достались. И даже, если бы достались, она бы в нем все равно не поехала. Ведь их вагон был плацкартный, на купейный у организаторов поездки денег не хватило. А Лена с мамой ехали в СВ — вдвоем в одном купе. И жить они собирались не в Измайлово, а у знакомых ее мамы, где они всегда останавливались, бывая в Москве. Короче, быть с ней круглосуточно Диме, увы, не светило. Но все равно эта поездка представлялась ему сплошным счастьем. Видеть ее почти весь день в течение целой недели! Ехать в одном поезде. Бродить по зимней Москве вдвоем. Нет, они, конечно, не будут откалываться от коллектива, иначе им грозит втык со стороны воспитателя, несущего за них ответственность. И в Кремль со всеми пойдут, и в театр, и в музеи. Но и побыть наедине, наверняка, удастся. И Дима с нетерпением ждал отъезда. Поговорив с Маринкой, он сейчас же схватил гитару и в два счета подобрал мелодию к ее словам. Песня получилась просто замечательная — такая трогательная, немножко грустная и в то же время светлая. Какая Марина все-таки умница, — с теплотой думал он. — И как здорово, что у нее все наладилось. Нашла себе хорошего парня. Он видел, как она с ним уходила с бала. И Лена сказала ему, что встретила потом их вместе. Напрасно Лена так переживала за Марину. И "друг детства" тоже вроде угомонился. Дима видел его на балу мельком и только в самом начале. Наверно, счел за лучшее смыться — и правильно сделал. В общем, все складывалось замечательно. И потому Дима последнее время постоянно пребывал в состоянии легкой эйфории из-за свалившегося на него счастья. Лена его любит — она сама ему об этом сказала. На этом фоне все неприятности, всегда имеющие место в жизни, выглядели просто микроскопическими. На них не стоило даже внимания обращать. Только одно его беспокоило: когда Лена бывала рядом, ему все время хотелось ее целовать. Просто, не отрывался бы. Но... не получалось. По-настоящему он так ни разу ее и не поцеловал. Сначала сам не решался — потом, когда осмелел, всегда что-нибудь мешало. С самого дня их знакомства она ни разу и не побывала у него дома − отказывалась под разными предлогами. А у нее он чувствовал себя как-то скованно — не в своей тарелке, особенно, в присутствии ее мамы. Он видел, как они любят друг друга, и понимал, что Лена рассказывает маме обо всем. И это его здорово тормозило. Дима свою маму тоже очень любил. Но чтобы делиться с ней всем! — нет уж, увольте. Такого наслушаешься — не будешь потом знать, куда деваться. Ну, ничего, наступит, наступит момент, — мечтал Дима. — Он исцелует ее всю — у нее голова закружится от его поцелуев. Он даже закрыл глаза, представляя, как это произойдет. Но спешить не следует — эта девушка не как все. С ней надо быть осмотрительным, постоянно учитывая ее настроение. Ничего, он постепенно своего добьется. На вокзал Ольга с Леной добирались автобусом. Вещей у них было мало — все уместилось в одном небольшом чемодане. Поэтому они отказались от помощи Димы, настойчиво пытавшегося их сопровождать. В последний момент с ним на вокзал увязалась его мама, как он ее ни отговаривал. Ей очень хотелось увидеть, наконец, вблизи эту таинственную Лену, по макушку влюбившую в себя ее сына. Она не могла без дрожи наблюдать за его физиономией, когда он оставался один, полагая, что его никто не видит. Рожа у него при этом делалась совершенно идиотская: застывший взгляд, устремленный куда-то в пространство, и блаженная улыбка от уха до уха. Наталья Николаевна много раз предлагала Диме привести девушку в гости, познакомить с ней и отцом, но каждый раз что-нибудь этому мешало. Наконец, она стала подозревать, что Лена сознательно не хочет приходить к ним. Но почему? Может, ей мама не разрешает? Может, она вообще против дружбы дочери с их сыном? В этом надо было разобраться. Поэтому Наталья Николаевна настояла на своем и поехала на вокзал вместе с Димой. На перроне ее сынок, сразу забыв о ней, ринулся к газетному киоску. Проследив за ним, Наталья Николаевна увидела их — мать и дочь. Заметив ее сына, несшегося к ним, сшибая чужие чемоданы, они заулыбались и замахали ему. Он подбежал и весь буквально засиял от счастья, только что не запрыгал, как в детстве. С облегчением увидев, как приветливо мать девушки смотрит на него, Наталья Николаевна направилась к ним. Тут и он вспомнил о ее присутствии. — Знакомьтесь, это моя мама, — почему-то страшно смутившись, сказал он. — Мама, это Ольга Дмитриевна и Лена. — Здравствуйте, Наталья Николаевна! — протянула ей руку мама девушки. — Очень рада вас видеть! Мы ведь знакомы. — Знакомы, — подтвердила Наталья Николаевна, — встречались на совещаниях. А хотелось бы познакомиться поближе. Мой сын мне уже все уши прожужжал о вашей дочке. По-моему, кроме слова "Лена", остальные он изъял из своего лексикона. С утра до вечера только и слышим: “Лена сказала, Лена захочет, Лена не захочет. Лена, Лена, Лена.” Как заколдованный. — Ничего, это в его возрасте естественно, — засмеялась Ольга. — Это на первых порах. Потом пыл поутихнет. — Никогда не поутихнет! — запротестовал Дима, не сводя глаз с девушки, молча слушавшей их разговор. — Лена — это мое все! Девушка улыбнулась и смущенно взглянула на Наталью Николаевну. — Дима, я не могу быть всем, — скромно сказала она. — У тебя еще есть твои мама и папа, твои друзья. Они ведь тоже для тебя много значат. Девушка умна, — отметила про себя Наталья Николаевна, — и очаровательна. Но она — вещь в себе, как и ее мать. Похоже, сдержанность — одно из их основных качеств. Нелегко будет с ней моему порывистому Димке. Да, Марина ему была бы больше другом, чем эта Лена. Но тут уж ничего не поделаешь — он от нее не отстанет. Придется смириться. — Леночка, а когда же ты нас осчастливишь своим посещением? — спросила Наталья Николаевна, внимательно наблюдая за выражением лица ее матери. Может, она запрещает дочери к ним приходить? Нет — та, улыбаясь, тоже вопросительно взглянула на дочь. — Вот вернемся из Москвы, — пообещала Лена, — обязательно приду к вам в гости. — Смотрите, вас зовут, — сказала Ольга Диме и Лене. Действительно, руководитель группы, держа в руках список, попросил всех старшеклассников подойти к нему поближе. Сделав перекличку, он велел им не расходиться, так как состав вот-вот подадут. — Что будем делать, Ольга Дмитриевна? — спросила Наталья Николаевна, когда ребята отошли. — Похоже, предстоит нам с вами породниться. Как вы к этому относитесь? — Положительно, — улыбнулась Ольга, — а как еще к этому можно относиться? Взаимная любовь, да еще такая сильная — великое благо для них обоих. Смотреть на них да радоваться — что нам еще остается? — Значит, вы не против их отношений? — А почему я буду против? Как вообще можно быть за или против? Их отношения касаются только их. Я полностью доверяю своей дочери. Она очень любит вашего Диму — и насколько я его успела узнать, он вполне заслуживает этой любви. Смотрите, какая они красивая пара. Залюбуешься. — Ну, раз так, — облегченно сказала Наталья Николаевна, — я рада. Я тоже слышала о вашей дочери много хорошего и не только от сына. Единственно, что меня смущает, так это ее необыкновенная внешность. Бедный мой Димка всю жизнь будет дрожать, что ее уведут. — Ничего страшного, — засмеялась Ольга, — не бойтесь. Моя Лена спокойно относится к своей внешности — с хорошей дозой юмора. А насчет уведут — я не знаю более надежного, чем она, человека. Это при том, что людей я повидала на своем веку предостаточно и самых разных. Все их будущее теперь зависит только от них самих. А нам остается лишь помогать им и радоваться, глядя на их любовь. Да внуков ждать. Подали состав, и началась посадка. Ольга и Лена попрощались с Диминой мамой и направились в свой вагон. Дима, чмокнув мать в щеку, пошел с ребятами в свой. Но задерживаться там он не собирался. Едва поезд тронулся, как Дима, забросив на полку рюкзак и предупредив руководителя группы, понесся в вагон СВ. Однако дверь их купе оказалась запертой. — Лена, это я, — забарабанил он, — открой! — Дима, потерпи, мы переодеваемся, — послышался голос ее мамы. — Постой немножко у окошка. Наконец дверь открылась, и ему было позволено войти. Мама с дочкой, одетые в пестрые пижамы, раскладывали на столике еду. — Мы завозились перед отъездом и не успели пообедать, — пояснила Ольга, — присоединяйся. — Так я сейчас свое принесу, — предложил он, — мне мама тоже всего надавала, одному не съесть. — Не стоит, Дима, — остановила его Ольга. — Давай сейчас наше съедим, а завтра — твое. — Нет, там вареная курица. Мама велела ее сегодня съесть — она до завтра не доживет. И огурчики солененькие. Я мигом! — Ну, неси. Курицы у нас нет и огурчиков тоже. Они поели, потом Лена отправилась с Димой в его вагон. Там руководитель группы устроил час знакомства. Каждый должен был рассказать о себе — кто он, из какой школы, чем дышит, кем собирается стать, и все такое прочее. А также прочесть любимое стихотворение, спеть песенку или рассказать забавную историю. Дима достал гитару и спел Маринкину песенку про щенка. Песня настолько понравилась, что ее решили сделать групповым гимном и петь на всех мероприятиях. Дима очень опасался соперничества со стороны мужской половины их группы по отношению к Лене. Но поглядев на него и на нее, все сразу все поняли, и вопрос был снят с повестки дня. Группа весело разучила Димину песенку и дружно спела ее дважды под гитару, собрав в качестве слушателей остальных пассажиров, включая проводников. Потом все как-то незаметно рассосались по полкам и вагону. Дима пошел провожать Лену. К тому времени уже совсем стемнело. Они постояли еще немного, глядя в окно − но в нем, кроме проносившихся мимо огней, ничего не было видно. Ни обнять ее, ни тем более поцеловать у него не было никакой возможности. Дверь в их купе была открыта, и ее мама, читая журнал, время от времени поглядывала на них. Пассажиры, извиняясь, непрестанно сновали мимо, и в коридоре все время кто-нибудь торчал. Всего пару раз удалось незаметно, как ему казалось, чмокнуть ее в щеку — и все. Но даже стоять с ней рядом, прижавшись друг к дружке, было так хорошо, что уходить не хотелось никак. Принесли чай. Они поужинали и еще немного поболтали втроем. Потом по красноречивым взглядам ее мамы Дима понял, что ему пора ретироваться. Не хочется, но приходится, — подумал он, прощаясь. Ах, ему бы остаться с ней в этом купе вместо ее мамы! Он даже зажмурился, представив себе такую возможность. Но тут вагон дернуло, и он с размаху треснулся лбом о дверь тамбура — аж искры из глаз посыпались. Ох и фонарь завтра вырастет! — огорчился Дима, потирая ушибленное место. — Можно будет свет не зажигать. И чего я, дурак, зажмурился? В будущее надо смотреть с открытыми глазами. Добравшись до своего вагона, он помочил лоб водой и приложил монетку, не очень надеясь, что это поможет. Боль немного утихла. Свет в вагоне был притушен, и большинство ребят уже спало. Дима забрался на свою полку и тоже попытался уснуть. Но это ему удалось плохо. Сначала он довольно долго пребывал в каком-то полусне: то засыпал, то просыпался. Перестук колес, хождение мимо полок пассажиров и мысли о Лене не давали ему заснуть. Потом, вроде бы, задремал. Проснулся он внезапно, как будто его толкнули в бок. Поезд стоял. За окнами виднелись какие-то здания и слышались негромкие голоса. Дима посмотрел на часы. Было два часа ночи. Сна — ни в одном глазу. И вдруг ему безумно захотелось увидеть Лену. Мысль о том, что она находится совсем близко — через каких-то три вагона — иглой застряла в мозгу и стала буквально сводить его с ума. Он представил ее спящую — ее косички на подушке, ладошку под щекой. И то, что было бы между ними, если бы не ее мама, а он остался с ней в купе. И сразу устыдился своих мыслей. Как будто он вознамерился наступить на прекрасный цветок, доверчиво тянущий к нему свою головку, и сломать его. — Но она же не цветок, — возразил он себе, — она женщина. И ей тоже должно хотеться того же. Он снова подумал о том, что когда-нибудь произойдет между ними — и волна нежности затопила его. О, как он будет ее любить! В сто раз сильнее, чем теперь, − хотя, кажется, сильнее любить уже невозможно. Он будет носить ее на руках. Он достигнет любых высот, чтобы у нее было все, что только пожелает. И их дети никогда ни в чем не будут нуждаться. Но как же хочется увидеть ее прямо сейчас! Схожу туда, — решил он, — хоть постою возле ее купе. Может, полегчает. Стараясь никого не разбудить, он спустился вниз и пулей пронесся через три вагона. Вот и их купе — дверь, конечно, заперта. Дима прислонился к стенке и стал взглядом сверлить дверь, пытаясь мысленно проникнуть сквозь нее. Он снова представил себе Лену. Перед сном она заплела волосы в две толстые косички и стала похожа на девочку-пятиклассницу. Тонкая шейка, худенькие плечики. И он даже застонал от нежности и нестерпимого желания ее поцеловать. Как же он любит ее — это какой-то кошмар! — Молодой человек, что вы здесь делаете? — Сердитый голос вернул его от сладких грез к суровой действительности. Рядом стояла толстая проводница со шваброй и весьма подозрительно взирала на него. Еще как даст по башке! — опасливо подумал Дима и встал по стойке смирно. — Стою, — отчеканил он, — никого не трогаю, отдыхаю. А что, разве нельзя? — Вы из какого вагона? — не отставала проводница. Дима назвал. — Так и иди в свой вагон! Нечего здесь ошиваться! — повысила голос проводница. — Ходят тут всякие. — А потом ложки пропадают, — поддержал ее Дима. — Но я не из таких. Я ничего не уворую — не беспокойтесь. Еще немного постою и уйду. — Я те постою! — рассвирепела та. — Щас бригадира позову — он тебя живо высадит. А ну, убирайся отсюда! Дверь купе немного отъехала, и в образовавшемся промежутке показалось заспанное лицо Ольги. — Что здесь происходит? — зевая, спросила она. — Дима, что ты здесь делаешь? — Вы его знаете? — В голосе проводницы прозвучало облегчение. — А я гляжу: стоит и стоит. Дай, думаю, выясню, чего ему надо. — Мамочка, что случилось? — Дима увидел разрумянившееся от сна личико Лены, выглядывавшей из-за Ольгиного плеча. И ему сразу стало легче. Беспокойство, мучившее его, куда-то исчезло, и появилась возможность жить дальше. Даже спать захотелось. — Ничего не случилось, — заверил он их. — Просто, потянуло постоять возле вашего купе. Сейчас уйду. — Дима, погоди, не уходи. — Лена накинула на плечи кофточку и вышла в коридор. — Мамочка, мы немного постоим, ладно? Ты не беспокойся. — А чего беспокоиться, когда рядом с тобой такая охрана? — пошутила Ольга. — В обиду не даст. И, подмигнув Диме, прикрыла дверь. Проводница тоже ушла, но время от времени выглядывала из своего купе: ей не терпелось узнать, чем они там занимаются. Дима обнял Лену за плечи и притянул ее к себе. Она посмотрела на него с нежностью и тоже обняла его сзади одной рукой. Так, тесно прижавшись друг к другу, они долго стояли и смотрели на проплывавшие мимо огни. Наконец, Лена сказала: — Димочка, я пойду, а то мама не спит. Ох, как хотелось Диме сжать ее в объятиях и припасть к этим, таким желанным губам! Но наглая проводница торчала в коридоре, всем своим видом показывая, что никакой аморалки в своем вагоне не допустит. Поэтому он только поцеловал Лену в макушку, и она скрылась за дверью. А Дима отправился в свой вагон, залез на полку и моментально уснул. Зато теперь не спалась Ольге. Она лежала с открытыми глазами и размышляла о Лене и ее друге. Мальчик весь пылает, — думала она. — Просто, можно обжечься. А Леночка только начинает светиться. Тоска в глазах дочери, которую прежде замечала Ольга, исчезла — взгляд Лены стал радостным и умиротворенным. Как будто она долго шла по темному тоннелю и, наконец, увидела впереди свет. Очевидно, что ничего серьезного между ними еще не произошло. Мальчик, конечно, рвется к этому, а Лена еще не зажглась. Но в любой момент может вспыхнуть — все-таки в ней течет южная кровь. А впереди у них такие трудные экзамены. Может, поговорить с ней, предостеречь? Но можно ли вмешиваться в этот процесс? Ольга попыталась представить себе, как бы она отреагировала, если бы кто-то вмешался в ее отношения с Серго тогда — в самом начале их любви. О, она возненавидела бы всякого, кто осмелился бы это сделать! А ведь преграды для их любви были куда более серьезные, чем у этих детей. Его родители, ее отец, диссертация, которую еще предстояло завершить и защитить. И на этом фоне — беременность, уход из дому, безденежье, рождение Леночки. И ничего, выстояла. Нет, не буду вмешиваться, — решила она. — Слишком хрупок росток их любви, слишком легко его сломать. Пусть подрастет, окрепнет. Лена разумная девочка — она все знает и понимает. Она будет осмотрительной, я верю. Но если она на что-то решится — значит, так тому и быть. Это ее право. Другое дело, если она сама обратится за советом. Тогда можно будет поговорить обо всем серьезно. Ольга полагала, что дочка давно спит — так тихо та лежала на своей полке. Но она ошибалась — Лена не спала. Более того, она чувствовала беспокойство матери и прекрасно понимала, о чем та думает, вздыхая и ворочаясь на твердом матрасе. Настолько близки были их души, что часто только взгляда было достаточно, только вздоха, чтобы одна из них поняла, что тревожит другую. Не волнуйся, мамочка, — мысленно успокаивала ее Лена. — Все у нас будет хорошо. Мы с Димой очень любим друг друга — значит, нам по плечу любые трудности. Ты да Дима — мои самые любимые люди на свете! Мы всегда будем вместе. А вместе нам ничего не страшно. Утром народ долго любовался Диминой шишкой и не скупился на комментарии. — И стало светло, как днем! — восклицал один. — Везет же некоторым! — комментировал другой. — И на батарейки тратиться не надо. — А я заснуть не мог! — возмущался третий. — Светит и светит с верхней полки прямо в глаза. — Что случилось, Дима? — спросил руководитель. — С полки свалился? — В дверь не вписался, — признался Дима. — Такие узкие двери в вагоне — просто не протиснешься с первого раза. Умывшись и захватив остатки еды, он снова понесся к Лене. Они тоже встали и давно поджидали его к завтраку. Им же не надо было выстаивать эту ужасную очередь в туалет. Увидев Димин фонарь, Лена испугалась: — Кто это тебя? — Дверь вашего вагона. Наверно, проводница ее на меня натравила. Бросилась навстречу да как даст в лоб! — Ты еще чего придумай! — возмутилась все слышавшая проводница, занося чай в купе. — Нечего по вагонам шастать, когда нормальные люди спят. Все засмеялись. — Мама, может, ему холодную примочку сделать? — Лена, осторожно потрогала шишку. — Больно? — Теперь поздно прикладывать холод, — ответила Ольга, — это надо было делать сразу. — Когда ты трогаешь, не больно. — Дима вытянул губы, изображая поцелуй. — Потрогай еще. Лена положила ему на лоб ладошку, и он блаженно замер. — Пойду, схожу в ресторан, — встала Ольга, — посмотрю, что там продают. Надо будет перекусить перед Москвой, а у нас все закончилось. Она, конечно, могла никуда не ходить, ведь по вагонам возили тележки с едой. Но ей не хотелось им мешать. Едва она закрыла за собой дверь, как Дима рванулся к Лене и схватил ее в охапку. — Наконец-то! — воскликнул он. — Ну, теперь все! Берегись! Сейчас я отведу душу. — Больной, вы шальной! — смеясь, закричала Лена. — Осторожней, ты меня задушишь! Но, когда он, жадно целуя, прижал ее голову к подушке, взгляд Лены стал серьезен и даже тревожен. — Димочка, не надо, — тихо попросила она. — Возьми себя в руки. Во-первых, мама может вернуться в любую минуту или кто-нибудь заглянет. — А во-вторых? — Он продолжал целовать ее в нос, лоб, подбородок — куда попало. — А во-вторых... ну не надо, перестань. — Я не могу оторваться, — признался Дима. — Слишком долго терпел. Когда устану — перестану. В дверь постучали. — Ну вот, дождался, — сердито прошептала Лена, поправляя прическу. — Наверно, проводница сдачу принесла. Вот она тебе сейчас выдаст. — Войдите! — крикнул Дима. — Мы уже встали. В купе заглянул какой-то мужчина и, извинившись, скрылся. — Ты с ума сошел! — Возмущенная Лена легонько шлепнула его по губам. — Что люди про нас подумают? — Вот пусть об этом самом и думают, — наставительно сказал Дима. — Может, им завидно станет и самим захочется. Тогда они закроются в своих купе и перестанут заглядывать в чужие. В дверь снова постучали. — Открыто! — крикнула Лена, погрозив Диме пальцем. Вошла Ольга. Ребята сидели с благопристойными выражениями на приличном расстоянии друг от друга. Хитрецы, — подумала Ольга. — Но хорошенького понемножку. — Там вас зовут, — сказала она, — ваш руководитель будет давать дальнейшие инструкции. Завтра в Кремль на бал пойдете, счастливчики. В наше время о таком не приходилось и мечтать. — Ура-а! — заорал Дима и потащил Лену в свой вагон. Там их встретили аплодисментами и криками "горько!" Какой-то умник пустил слух, что у них тайное свадебное путешествие. Дима пообещал найти умника и устроить ему тайные похороны. Призвав всех к порядку, руководитель предупредил, чтобы по прибытии в Москву никто никуда не отлучался. Все вместе едут в Измайлово, оформляются в гостинице, а потом могут идти по своим делам, предупредив его, куда держат путь и когда вернутся. Каждый вечер будет перекличка, и не явившихся ночевать без предупреждения ждут крупные неприятности по возвращении домой. В остальном — полная демократия. Хочешь — иди со всеми в музей, не хочешь — дрыхни хоть до вечера, дело хозяйское. Казанский вокзал встретил южан толпами народа и лютым холодом — около минус тридцати по Цельсию. У Лены сразу закоченел кончик носа. Прикрыв его рукавичкой, она наскоро попрощалась с Димой и остальными ребятами, и они с мамой побежали на площадь, где их ждала машина. А Дима побрел с группой в метро, проклиная Ольгин симпозиум, из-за которого Лена будет жить так далеко. Как только их оформили в гостинице, Дима позвонил ей и стал умолять о встрече. Втайне он надеялся, что ему будет позволено приходить к ней в гости. Но этого не случилось. Лена с мамой остановились у Ольгиных друзей по аспирантуре. В пору их молодости друзья именовались Василем и Ниночкой Петренко и очень дружили с Ольгой, закончившей аспирантуру на год раньше них. Она много помогала им в работе над диссертациями. и они остались ей за это признательны. Теперь Василий Андреевич стал маститым доктором наук, профессором одной из кафедр МГУ, а его жена-доцент Нина Петровна преподавала высшую математику в автодорожном институте. Жили супруги Петренко в самом центре Москвы — на Тверской неподалеку от Белорусского вокзала. У них была большая квартира и не было детей: их маленький сын умер от острого малокровия после банальной простуды. Тяжело пережив его смерть, они решили больше детей не иметь. Каждое лето Ольга с Леной приезжали к ним в гости, поэтому девочка выросла буквально у них на глазах. Они любили Леночку, как свою дочь, и всегда с нетерпением ждали ее приезда. Но как бы там ни было, злоупотреблять их гостеприимством Ольга не хотела и потому не позволила Лене приглашать Диму в дом. Все-таки чужие люди. Поэтому ребята договорились встретиться возле парадного. Когда он примчался к ее дому, совсем стемнело. Мороз усилился настолько, что пар от дыхания превращался в мелкие кристаллики льда прямо на глазах. Лена с трудом переносила холод, поэтому, погуляв с Димой минут десять, запросила пощады, и он проводил ее до лифта. Там сидел лифтер — из-за чего они даже не поцеловались, как следует, на прощание. Подгоняемый диким холодом Дима понесся к себе в гостиницу, где вынужден был выпить несколько стаканов горячего чая, чтобы согреться. Вечером он долго крепился, мерил шагами номер, потом покатался по ледяной дорожке возле гостиницы, но, в конце концов, не выдержал и позвонил ей. Трубку взяла Ольга Дмитриевна. Сказав, что Лена в ванной, она пожелала Диме спокойной ночи. Он понял ее пожелание, как просьбу больше не беспокоить их, и с горя завалился спать. Читатель мой! Если тебе стало интересно, прочти предыдущие отрывки, так будет понятнее.