ОТ НАРБУТА К БРОДСКОМУ Когда литература на глазах становится историей, немного не по себе. Свои место и определение у сущих страстей, трудов праведных. Математики вычисляют, археологи ищут, власти суть власти предержащие и т. д. Редко, крайне редко предметность определенного занятия размывается и туман истории окутывает реальность. Его флеор ожидали позднее, а он дышит и майский воздух пламенит вечной зеленью. Такое невероятное событие свершилось, это как солнечное затмение в Аиде, солнца там, полагаю, нет, а затмение пугает блистающей короной Ра. Что есть «Космополис архаики»? На вопрос этот ответа нет и искать его бесполезно. Одни не прочтут, другие отвергнут, иные заготовят свою дюжину хрустальных ножей. Если у готической книги существует автор, его фигуру вряд ли можно рассматривать сквозь серую призму эпохи. Полагаю, нет надобности расшифровывать данное допущение. Вспомним лишний раз мировую историю, вспомним историю литературы, вообще искусства. Проблема хора и героя испокон веков экстраполировалась на систему общественных формаций, иерархичность в целом. Герой должен погибнуть, время его оплачет, а устами губителей воспоются глория и дифирамбы. Сущность природы человеческих цивилизационных клише статична, хотя и табуирована, неотвратимо покарание за отступление в Элизеи, надлом рамочных ограничений. Йозефа К. судили на процессе, зарезали, «как собаку», другого юношу бледного приговорили к казни водой, а уж для героя не жаль и удавки. Высокий творец зачастую ощущает приближение своих убийц, чувствует смерти жало. Но кто свидетельствовал, как прекрасный юноша Иуда Христа предал римлянам, того ведь собаки иерусалимские знали, зачем этот поцелуй? В том смысл: никто не выступает свидетелем на кафкианском процессе, ибо грешники все, свои бы камни в овраг сбросить из тяжелых одеяний. Ноmo Фабер молчит, «Камерная музыка» и «Дикий хор» пылятся в сиреневых архивниках, для царей русских и иудейских достаются вретища из красных сундуков. Сегодня оценивать «Космополис архаики» нельзя, его нужно пережить, полистывая в небольших объемах (это по желанию) то «Кровь», то «Царствия», то «Псалмы». Увеличение дозы лекарственного яда способно убить больного, а больны мы все, один из признаков болезни - патологический страх, боязнь появления истинного Демиурга. Чтобы создать новую, пусть иллюзорную Вселенную, нужно быть Демиургом. Иначе не создается космополис, создаются разве земные царства. Не перенесем явления, уж лучше Его прожечь поцелуем. Затем остаток жизни любоваться с Гумилевым и Нарбутом жертвенным огнем, полыхающим в весеннем Гефсиманском саду. Виват, «Архаика», прощай, «Архаика», мы не апологеты бессмертия. Мирс АРТИНИН