*На странице за каким нумером останавливался обычно Манилов? Напомните, кто еще в теме. Современные русские литераторы поодиночке из последних сил тщатся изобразить великого киевского слепого Паниковского. Всяк по-своему. Изображая жертву тьмы, каждый падает и далее пресмыкается аутентично. Позор сей не был знаком и Риму. Читайте, читайте «Гернику Есепкина». Искусство вечно, а все дороги сегодня ведут в Третий Рим. Здесь литературная сенсация, значит, здесь на некоторое время образуется центр Вселенной. Мириады солнц блещут в ней, мириады черных дыр разливают мглу, одно из светил сияет на интернетовской окраине. Впрочем, Земля, по свидетельству астрономов, церковью отчасти подожженных, пребывает на вселенских задворках, где и вращается. Не часто ее посещают избранники небес. Перельман доказал недоказуемое, Есепкин создал новую эстетическую систему ценностей. Его «Космополис архаики» сейчас определенно сделался интеллектуальным магнитом, неким симбиозом энергий светил и черных провалов, он втягивает, лишает надежды на выход и одновременно дарует прозрение. Книга такого масштаба в русской литературе явно стоит особняком. И подойти ближе как-то жутковато. Несть Георга Пятого дать приговор, цари потравлены собачьими сворами (Рим сгорел, но да здравствует Рим!). Пусть Колизей созерцают убиенные святые и их губители. Други, однако, читательский поток только возрастает, их уже сотни тысяч, повторим, при том, что книжка находится в периферии сети (антидогмат экзистанса). Вообще с «Космополисом» одни загадки связаны, флеор таинственности вряд ли развеять современникам. Ясно, что по художественной мощи готическая эпопея никак не сравнима с текущей литературой. Торжество бездарности усиленно поддерживается столь же безответственными издательскими корпорациями. Степени их идентичны. Сегменты российского книжного рынка строго разграничены, повсеместно доминирует квазилитература. Сей эрзац пользуют миллионы читателей, просто поразительно, как при таком истребительном воздействии реальной среды чудесным образом сохраняется часть читательской элиты. Естественно, «Космополис архаики» рассчитан на элиту, но он в равной мере доступен всем, думается, поэтому мгновенно завоевал аудиторию. Еще один знак и урочество Византии. На фоне валькирических полетов литературно-вороньих стай (их тьмы) более или менее грамотные версификаторы смотрятся выигрышно. Это наша национальная трагедия, пока художественное слово ассоциируется с тем, что находится чуть ниже уровня канализации, римлянами изобретенной, печальна и тяжела участь недоистребленных социумных кругов. Мыслящий тростник в смертельной опасности, г-да, не верьте слову лукавому, в помощь зовите Шиллера и Гете. «Космополис архаики» дает воистину патрицианский урок невеждам и их старшим литературным братьям и сестрам, являя героический пример зиждительства во времена пифического мракобесия, всеместного лукавства. Зачем предавать анафеме, просто предавать дарителя Солнца? Зависть сиречь невозможность простить интеллектуальное доминирование давно синонимична иудству. Помните, в булгаковских «Записках покойника»: «Шекспир, Лопе де Вега и ты». Ликоспастов и компания в принципе маются зря литературной шабашкой, не их это занятие, все в Тетюши, в сад, кысь. Читайте уж «Турецкие гамбиты», а других сочинять не извольте. В «Космополисе» тысячи урочных знаков: остановитесь, невежды. Мир не избавить предательской конвергентности, единично спасайтесь в духовном космосе. Путь означен, можно уцелеть и в адском окружении. Критика, горбатая с зонтиком падчерица муз, не в состоянии классифицировать новую художественную системность (одни лингво-лексические новации поражают невиданным трансформативным потенциалом, архаическая речь книги легко побивает приснославных футуристов, иначе говоря, близкий к церковнославянскому тезаурис Есепкин наполнил внеформатной лексикой, которая воздействует неотвратимо). Эстетическая значимость выдающегося произведения грандиозна. Мертвые пчелы превращают духотворческий мед в Солнце, нежизненный золотовечный арт вкупе с мраморным авангардом века Серебряного великий патриций устанавливает где-то на верхних ярусах мирового художественного собора.