Через тонкие стёкла пенсне, Я рассматривал памяти дыры, На диване в убогой квартире, Размышляя о новой весне. Это тридцать восьмая капель, Всё такие же слякоть и лужи, Как и в прошлом году, я простужен, И всё ту же пишу акварель. А на холсте – белым-бело, Сугробы снега намело. Трещит морозами зима, Метелью кутает дома. А на холсте – каникулы, И новогодние балы, И школьный вальс на раз-два-три, В глаза ей смело посмотри. Разневестилось небо в окне, Воробьи на карнизе дерутся, Я не знаю, откуда берутся Эти строчки, что жгу я в огне. На столе недопитый стакан, В нем вино превратилось в чернила, Моя радость меня разлюбила, И вчера я с тоскою был пьян. А на холсте – ребячий визг, С горы слетают санки вниз, Подарки носит Дед Мороз, И прячет в вату сизый нос. А на холсте – январь, январь, Отмечен красным календарь, Рождественский еловый лес, И ожидание чудес. Ну, а может мне выйти во двор, Окунутся в весеннее диво, С мужиками на лавке, под пиво, О футболе начать разговор. Побродить по весёлой Москве, Промочить, словно в детстве, ботинки, И в кафе заглянуть по старинке, Чашку кофе испить, или две. А на холсте – крещенский лёд Собрал у проруби народ, Кадилом машет чинный поп, И дьякон крестит лысый лоб. А на холсте – в окне свеча, Гадают девки по ночам – Где суженный, да ряженный, К кому спешит наряженный. А ещё, может быть, завернуть К таксофону, что есть на Садовой, Чтоб набрать старый номер по новой, И из прошлого голос вернуть. На последний экспресс взять билет До забытой давно деревушки, И спросить у вещуньи-кукушки Сколько жизни отмерено лет. Но на холсте – уже весна Природу будит ото сна, И снова слякоть, грязь и лужи, И я по-прежнему простужен. А на холсте – как старый дед, Я кутаюсь в верблюжий плед, Пишу всё ту же акварель, Растаял март, пришёл апрель.