Игорь Евгеньевич Витюк Кому из нас не мечталось написать гениальный роман?.. Или талантливую повесть?!. Или на худой случай крепкий рассказ?!! Правда, рассказ-то написать сложнее всего, – и вот уже незаметно для себя цитирую Владимира Гусева, хотя и не обозначил пока ещё предмет своего рассмотрения (анализа? исследования? восхищения?). И хочется, и колется, и кто-то не велит… Так, кажется, интерпретирует проблему «запретного плода» чуть облагороженная приблатнённая поговорка нашего детства. И гложет нас изнутри искушение прозой… И тянется рука к перу, а может, – и к клавиатуре компьютера, как заведено у «новых русских [писателей]». И хорошо, если не поддастся душа искусу, если остановится рука на полпути. А то ведь – неровен час, и осчастливишь мир новыми творениями, коих в России уже издаётся более ста тысяч наименований в год (замечу, в четвёрку мировых книжных гигантов мы вошли – вместе с Китаем, США и Великобританией). Вновь, как в старые добрые времена, Россия – в числе самых читающих стран. Радуйся, душа русская! – не перевелись ещё на земле нашей графоманы и графоманки! «Психология того свойства, по которому человек, не имеющий литературных способностей, всё же берётся писать, ещё будет изучена. В самом деле, это странный феномен. Обычно человек берётся за то самое дело, к которому он способен. Искусство - исключение. Во всяком случае, так или иначе известно, что почти все эти рукописи [заполняющие редакции издательств и СМИ)] - графоманские.» (Вл. Гусев. Искусство прозы, с. 39) Но ведь по-прежнему сотни тысяч, а может, и миллионы сограждан изводят и бумагу, и память компьютеров, и «всемирную паутину» своими безжизненными (а они-то по наивности думают, что бессмертными) творениями. Эх, не довелось им ознакомиться с книгой (если уж быть совсем точным – с курсом лекций) Владимира Гусева «Искусство прозы»! А то, глядишь, и освободилась бы память всемирного компьютерного мозга, и не бубнил бы Билл Гейтс (а я за ним вослед) по утрам: «Памяти мало, памяти мало! - Как заклинанье шепчу…» Впрочем, Билла Гейтса я, пожалуй, напрасно «притянул за уши», – он графоманию (пока) не пишет. Хотя, несмотря на свои сорок или пятьдесят миллиардов дешевеющих американских долларов, он всё равно является препаскуднейшим малым, я бы прямо сказал – гнусным русофобом! Чего только стоит откровенно издевательская «заморочка», реализованная в текстовом редакторе Microsoft Word. Если в Microsoft Word-2003 набрать фразу: «Правоспособность – способность иметь права и нести обязанности» и нажать клавишу «Enter», то текстовый редактор неожиданно закроется (без сохранения файла). То есть, тем самым, нам, как недоумкам, пеняют на то, что у граждан России – недостаточная правоспособность, а значит, программа без объяснения причин будет закрыта. Это можно сравнить, ну, разве что с бутылкой водки, выпущенной, к примеру, в Польше или Эстонии, которая бы лопалась или взрывалась, если при её распитии звучал бы тост «За Россию!». Но хватит о врагах России! Не начал ещё Билл Гейтс форматировать и уничтожать содержимое жёстких дисков компьютеров, на которых установлено пиратское программное обеспечение. Хотя уже вовсю грозится! В недалёком будущем, если выйдешь в Интернет с не прошедшей проверку на подлинность копией Windows XP, то придёт на твой компьютер из офиса Microsoft такая маленькая командочка, после исполнения которой будут уничтожены все данные на компьютере. И снова будет памяти переизбыток… Помни об этом, русский пират-графоман, плывущий в океане Интернет-литературы! А посему, может быть, имеет смысл вернуться от компьютера к бумаге? – а для начала – хорошо бы с карандашом в руках проштудировать гусевскую книгу «Искусство прозы». А уж в этом нам помешать не смогут никакие «акулы глобализма-имериализма». И если после прочтения и осмысления «Искусства прозы» желание писать не улетучится, а укрепится, то, знать, быть такому читателю и писателем! Начинает свою книгу Владимир Гусев с простого, казалось бы, вопроса: зачем практикам прозы – теория прозы? И сам же поясняет, что вопрос гораздо шире самого себя: речь идёт о вечном споре о соотношениях в человеке материального и духовного, рационального и интуитивного, индивидуального и типологичекого… Преобладание разума или интуитивного начала в художественном творчестве? В какой степени? И здесь Гусев даёт развёрнутую картину (по оси времени и по оси направления поиска ответа) исследований от К.Маркса и Э.Канта до А.Пушкина и Н.Гоголя, А.Франса и Г.Гессе, и ненавязчиво подводит нас к мысли, что теория прозы нужна прозаику-практику, чтоб не открывать открытое, чтоб знать типологическое в сфере духа и стиля прозы; чтоб «сокращать нам опыты быстротекущей жизни», т.е. учитывать достижения и традиции. Он не призывает следовать традициям (это иная стадия развития писателя-индивида), но призывает – учитывать трдиции, дабы не оказаться раздавленным вечными проблемами художника: «Две беды угрожают искусству: художник, который не мастер, и мастер, который не художник» (Анатоль Франс). И кстати, совсем неоднозначен выбор из двух зол. Что лучше: быть автором многих талантливых черновиков или бесталанных мастерски сработанных произведений? Хотя ответ очевиден: лучше писать талантливо и мастерски. Интуитивное начало – это талант, это категория Светлого Духа, который снисходит на Природу, чьей сутью и является Дух (всё тот же сформулированный Гусевым во многих работах принцип Светлой духовности. Талант (субстанция Духа) снисходит и закрепляется в художественной форме, но он же и является сутью формы. И здесь, в рассуждениях автора книги, мы явственно ощущаем следование незыблемой библейской истине: не может человек, будучи творением Господа, познать Его. Но может познать он Бога опосредованно через дела Господни, через его творения. Так и талант непознаваем, если изучать его «в лоб», как некий объект исследования, ибо познать его можно лишь по проявлениям его в художественной форме – через методы, средства, стилевые решения. Показывая диалектику развития стиха и прозы, их соотношение и взаимовлияние, Гусев ненавязчиво даёт нам ретроспективу научных школ, занимавшихся исследованиями художественной прозы (И.Тэн, А.А. Потебни, А.Н. Веселовский, А.Белый (Б.Н. Бугаев), В.Б. Шкловский, Б.М. Эйхенбаум, В.В. Виноградов, М.М. Бахтин и др.). Статичность, «техницизм» школы формалистов Шкловского, стремление разложить прозу на структурные элементы и демонстративно вынести «оживляющий принцип духа» за границы объекта изучения, приводят к тому, что прозаическое произведение можно досконально изучить с точки зрения использованных приёмов, но при этом остаётся открытым главный вопрос – а за счёт чего это произведение признано гениальным (талантливым)? – если всё так просто и объяснимо. Исследовать прозу вне её духовного начала так же бессмысленно, как пытаться дать характеристику человеку (как личности) на основании томографического исследования: вроде бы размеры всех органов известны, электромагнитные колебания мозга зафиксированы, а ясности о человеке нет. Без духовного начала нет человека, как нет и прозы. Формалистические изыски Шкловского необходимы прозаику и критику в той же мере, в какой знание анатомии и физиологии человека – медикам, но вот дать ответ на вопрос, как написать одухотворённое произведение (а без этого по определению оно не будет талантливым) формализм не может. Величайшая заслуга Владимира Гусева и состоит в том, что он не только обнажает проблему соотношения духовного и формального в художественной прозе, но и указывает путь поиска ответа на вопрос: как написать талантливое произведение. И если формализм неявно опирается на системотехнический термин «конфигуратор» (т.е. согласованное соединение различных членений, причем элементы, на которые расчленяется целое, различны в каждом системном представлении; проще говоря – структурализм), то гусевский подход – это, скорее, «система, нарисованная на системе» (пример – изображение поступает с видеокамеры на монитор, при этом видеокамера снимает сам монитор; или ещё – бесконечно повторяющиеся отражения в двух стоящих напротив друг друга зеркалах). Такая система в статике принципиально непознаваема. Она познаваема только в динамике и только с учётом поведения самого отражаемого субъекта (объекта). Духовное начало произведения не может существовать вне формы, т.е. является содержанием формы, но когда мы начинаем рассматривать его внутри формы, то в реализованных духовных проявлениях находим отражения новых форм, которые в свою очередь несут в себе духовное начало – и так до бесконечности. Интуиция обрамлена разумом, в котором спрятана интуиция, обрамлённая разумом и т.д. Этот принцип «системы в системе» проиллюстрирован в данной статье рисунком: писателя искушает желание написать художественное произведение, он берёт лист бумаги, и с первыми же словами текста сталкивается с возникновением прозаической формы, но при этом вдруг начинает ускользать то эмоциональное духовное начало, которое побудило его писать; писатель снова возвращается к «искушению прозой», к духовному началу, – прежде чем начать новую фразу – и всё повторяется до бесконечности. Причём даже физический конец текста произведения вовсе не означает исцеления от «искушения», не помогает здесь и «закрытая концовка». Изложенный Гусевым принцип бесконечно отражающих самих себя творческого Духа и формальных приёмов изложен в его книге даже проще, чем я описываю сейчас. Но в этом-то и состоит, во-первых, талант учёного-писателя-преподавателя, а во-вторых, это ещё раз подчёркивает известную в системотехнике мысль – описание сложной системы всегда более громоздкое и более сложное, чем сама система. Главное, что удаётся Владимиру Гусеву – он ведёт «сказание» о прозе со своим сюжетом, с фабулой, с диалогами персонажей, с авторской речью, которая различается в исполнении автора повествования (Гусева – писателя и критика) и автора книги (Гусева – преподавателя). Это сказание захватывает с первых строк и не отпускает, как лихо закрученный детектив. И пусть неподготовленному (без филологического образования) читателю не всё и не сразу становится ясным, но в душе читателя чётко вызревает понимание того, что является настоящей художественной прозой, а что – графоманией. Как я уже отмечал, в книге Гусева подробно освещена история вопроса и дана характеристика направлений современной прозы (приводятся ссылки на все используемые источники, а таковых – более сотни), анализируются общая структура произведения, композиция, жизненный материал прозаика, характеры героев, описание, повествование, психологизм, диалоги, язык прозы, стилевые особенности, конкретные художественные приёмы. Но всё это даётся не изолированно, не структурно-формально, а в диалектическом взаимопроникновении по осям: [формальный приём] – [духовная составляющая] – [взаимосвязи с другими компонентами]. Гусевскую мето’ду изложения можно проиллюстрировать другим примером из системотехники. Представьте себе двустороннюю мозаику, на каждой стороне которой изображена своя художественная картина. И вот мы видоизменяем одну сторону, но при этом изменяется и оборотная сторона, да так изменяется, что на обеих сторонах появляются новые неведомые ранее художественные полотна. А теперь представьте, что у нас три измерения – этакий аналог «кубика Рубика»: лишь только изменим один пазл на одной грани, как меняются картинки на всех гранях. А теперь представьте, что таких измерений не три, а десять (или пятьдесят!) – такую картинку по силу описать только многомерными функционалами, причём аргументами (измерениями) которого являются не числа, а множества (подмножества) стилистических приёмов прозы. И всё-таки даже факторный многомерный анализ с применением теории нечётких множеств здесь не помощник, потому и зашёл в тупик примитивный структурный формализм. Книга Гусева является в высшей степени научной монографией, но в то же время не перестаёт быть художественным произведением, несущим читателю Светлую духовность. Она как бы живёт уже своей отдельной жизнью помимо воли автора (как живут художественные образы Андрея Болконского, Наташи Ростовой или Григория Мелехова). И здесь будет уместно обратиться к термину «остранение», введённому в научный обиход Шкловским. Этот термин означает умение взглянуть «странным» взглядом писателя на действительность: незамутнённым жизненным опытом взглядом ребёнка, или взглядом животного, или взглядом Природы. Приём в литературе действенный и давно известный. А теперь предлагаю воспользоваться этим приёмом, чтобы взглянуть на самого себя – писателя, на написанные писателем произведения – глазами книги Гусева «Искусство прозы». Как эта живая книга оценит каждого из нас, пишущих? Потому и с некоторой опаской советую писателям ознакомиться с книгой Гусева. А опасность в том, что после её прочтения у того, кто пишет, может возникнуть навязчивое желание сжечь всё ранее написанное и не писать больше, а у того, кто ещё не начал писать – панический страх перед белым листом бумаги. И что окажется сильнее – страх или искушение прозы – нам неведомо, и до тех пор, пока это неведомо, нужно раз за разом открывать книгу «Искусство прозы», а дальше – как сложится: если не писателем, то критиком и литературоведом стать – вполне реальное дело. [right]Игорь Евгеньевич Витюк[/right] Статья впервые опубликована в газете «Московия литературная» № 4 (24), 18 мая 2007 г.