Где это было? – данных нет. Да впрочем, это и не важно. Но выслушать чужой совет Решилась Правда вдруг однажды. Ей тяжело на свете жить Под гнётом горя и страданий. Тонка, порою, жизни нить И не всему есть оправданья. Знать люди Правду не хотят. Она для них скорей – обуза. А слово правды – горький яд И тяжесть лишняя от груза. И вот она едва дыша Заходит в гости в замок Кривды. А та, с надрывом, не спеша, Бесовские творит молитвы. Вся разодета в пух и прах, Блистает злато в украшеньях. Уродлива, внушает страх, Высокомерна, без сомненья. Все преклоняются пред ней, Удары терпят, словно милость. Была министром у царей, Рулить страною приходилось. Она, на Правду посмотрев, Жалеть вдруг стала бедолагу: «Живи, себя саму презрев, А честность положи на плаху. Какая радость от тебя Тому, кто знать тебя не хочет? Достаток и обман любя, Над нищетой твоей хохочет. Пойдём скорей, я покажу, Как надо править этим миром. Узришь и ты тогда межу, Что делит бестолочь с кумиром». Придя в богатый ресторан, (Где Правду видеть не хотели), Решилась Кривда на обман: Не заплатить когда поели. Набрав заморских вин и яств, Она кутила вечер длинный. Обедом сытным насладясь, Ругает повара безвинно: «О, как плоха была еда… Официант не выдал сдачи… А ну, хозяина сюда,,,». И тот бежит к ней, чуть не плача. И, Кривда, высказав ему Свои претензии чудные, К всеобщему ещё стыду Взяла бесстыдно отступные. И выйдя с Правдой на «Бродвей», А может в переулок сонный, Глумиться стала и над ней. Мат слышался такой отборный. Но, Правда, прежде чем уйти, Решилась всё сказать нахалке: «Нам нет единого пути… Тех, кто с тобой, безумно жалко. Меня тюрьмой не запугать. Меня не спрятать в подземелье. Ты, Кривда – мачеха, я – мать. И мне претит твоё веселье. На свете нет таких оков, Что смогут Правду обездвижить. И пусть со мной закон суров, Но для людей я всё же ближе. 8.10.11