Необрезанный и некрещённый, переросток еврейской нации, к Пионерии был приобщён я в сорок пятом, в свои тринадцать. Это было в честь Дня Победы. Стадион возле школы нашей. Я стою в одежонке бедной, ошарашен громами маршей. Полыхают знамёна и флаги. Мнёт директор, как Ленин, фуражку. А за нами украдкой из фляги старшеклассники хлюпают бражку. Член райкомовский речь произносит и зовёт нас в далёкие дали, и глаза на Маринича косит, на его боевые медали. Партизанский вчерашний разведчик ковыряет в носу сладострастно. Доставая оттуда овечек, матюгает их всех громогласно. А потом мы орём: «Все готовы!..» – и взметнулись мальчишечьи руки, – кем-то стать, постигая основы величайшей марксистской науки. … Был торжественный День Пионерии, светлый май сорок пятого года. В эти дни мы ведь искренне верили: будет счастье у нас и народа, жить и сытно, и радостно станем – только пусть с нами будет навечно наш любимый товарищ, наш Сталин, самый мудрый и человечный. Но не стало товарища Сталина, а гулаги остались как дачи, И Мариничу Вовке не стали мы посылать в Воркуту передачи. А потом… Что потом случилось, может это кому-то на зависть – вся страна на куски развалилась и в единое не составить. Поклонялись мы знамени красному, а теперь обсераем мы Ленина. Перемолоты жизнью по-разному пионерские поколения.