Не знаю я: удастся ль обмануть сверчка, живущего в моём мозгу: приму сто грамм, попробую заснуть и от навязчивости подлой убегу. Но от себя куда же убежать? От мыслей, от вопросов, от тревог и от всего, чего мне ожидать не стоит на последней из дорог. Ведь сколь не егози и не бодрись, не ёрничай, впадая в шутовство, канат судьбы тебе не перегрызть: Смерть, как и Жизнь, такое ж естество. Придёт и всё! – уйдёшь с ней в никуда, и нет надежды на возможность встреч. Пока живёшь, в мозгу горит звезда, и память помогает всё сберечь: и поцелуев первых волшебство, пьянящие касанья нежных рук, и первозданное слиянья торжество, и вместе с ним родившийся испуг. Всё это беспощадно заберёт Смерть навсегда, – и это нудно ест, – как на кассете, походя, сотрёт ненужный новым поколеньям текст. Однако, повторяюсь я опять. Какая в голове однообразность! Уж лучше б мною овладела праздность (а может «праздничность» сказать?). Улыбчивости в мыслях не найти, да и серьёзности не видно. Их вкупе, мне не только ассорти, но винегретом возвеличить стыдно. Какой-то несъедобный суррогат. Неужто с ним мне доживать придётся? А в голове опять сверчок смеётся. Чему он, подлый, только рад?