Дорога Домой. Книга 1. Часть 1.
раб Божий Георгий
Дорога Домой.
Книга первая
Часть первая
(В сокращенном виде)
Эта книга представляет собой дневник непрерывных событий, происходящих в реальной жизни двух современных человек, когда-то крайне амбициозных материалистов, жестко нацеленных на высокие материальные победы, стремившихся в нашем диком ритме успеть все и получить от жизни все – по максимуму и самое лучшее! И вдруг, в один миг осознавших призрачность этих побед, потерявших смысл всех своих чаяний, но получивших взамен безценный дар – новую жизнь, новый смысл, новые цели и новую надежду!
Может быть, кто-нибудь найдет в этой книге и для себя что-то важное и получит ответы на свои вопросы.
Рождение, жизнь, смерть, что потом?
Все мы живем в сумасшедшем ритме современной жизни – мы бежим по «полосе препятствий» отмеренных нам лет, пытаясь успеть все задуманное, прилагая все свои силы, чтобы выполнить программу «максимум», не понимая, почему на нашем пути постоянно возникают эти препятствия. Откуда они берутся? Что является причиной время от времени настигающих нас неудач? Что является причиной этих вечных заминок, так огорчающих нас? Почему наши планы рушатся? Почему они рушатся, когда мы все так скрупулезно рассчитываем, выверяем, проверяем и дотошно по очереди исполняем каждый пункт намеченных дел? Почему мы часто топчемся на месте, затем летим, сломя голову, а потом все идет наперекосяк? Откуда берутся возникающие вдруг и ниоткуда болезни, иногда неизлечимые? И почему нас все время преследуют досадные разочарования? И откуда все эти неисчислимые природные катаклизмы, стремительно на нас навалившиеся и участившиеся непомерным образом в последние годы?
От кого это было?
Рождение, жизнь, смерть … Смерть – это конец? Нет …
Предисловие.
Эта история началась летом две тысячи восьмого – мы начали делать ремонт в нашей квартире. После ремонта планировали ее продать и уехать из России навсегда. Цены на жилые квадраты в Москве были такими высокими, что нам с лихвой хватило бы на все, чтобы начать новую жизнь в Европе: открыть компанию, арендовать помещения, приобрести технику, мебель, оргтехнику, оборудование, машины и запустить в производство продукты питания, внушительный список которых мы подготовили на все случаи жизни.
К этому времени мы обладали колоссальным опытом и вдвоем могли организовать все, что угодно – от цеха по производству пончиков до мега-завода по выпуску двигателей к сверхзвуковым истребителям. Добиться успеха в России нам мешали бюрократические препоны, чиновничий разгул, милицейский безпредел и морально неустойчивые судьи. Другими словами – полное отсутствие правовой защищенности, а также ментальность русского человека: работать спустя рукава, тащить все, что под руку попадется и при первом удобном случае слить всю коммерческую информацию конкурентам, да еще и за безценок.
Работали мы ударными темпами, с одним выходным в неделю и без перерывов. Исполнителем работ был муж, а я в основном по снабжению – принести, подать, приготовить поесть и постирать. По воскресеньям мы отдыхали и ходили гулять.
Окунувшись в ремонт настолько, что повернуть назад было невозможно, мы обнаружили, что не вписываемся в бюджет.
– Где взять деньги? – спрашивали мы друг у друга, безцельно слоняясь по ободранным комнатам, напоминающим заброшенный подвал.
– Негде! – отвечали мы и расходились, напрягая извилины.
Конечно, можно было бы продать машину, это было бы не менее семисот тысяч рублей. Примерно столько и было нужно, но как тогда передвигаться по городу, в ботинках? Нет, нет, нет, это не для нас! Для нас – подъехать к самому входу, а еще лучше заехать внутрь и вариант с продажей авто даже не рассматривался. Оставалось одно – взять кредит. Взять его можно, но как отдавать, если вдруг что-то пойдет не так, какие варианты? Ну, пару месяцев банки будут просить, еще пару месяцев будут требовать, а потом … а-а-а, к тому времени мы наверняка все уладим.
И мы взяли кредит … один. Потом еще один … Потом нам было уже все равно и мы взяли третий. На продаже квартиры все равно отобьемся, – думали мы, – вот и вернем, в чем проблема? И расслабились настолько, что не потрудились мониторить рынок недвижимости.
В январе две тысячи девятого мы здорово отметили новый год и после праздника неделю приходили в себя. Затем лениво подождали, когда народ нагуляется, а в конце января решили запустить в продажу квартиру, вылизанную, как на картинке. Но когда мы узнали актуальные цены, мы вначале опешили, потом у нас засосало под ложечкой, а потом стало плохо. Цены на жилье в Москве упали втрое!!! И продолжали падать! Это был кризис. Многие деловые люди не могли справиться с падением продаж и сбрасывали квартиры за безценок, спасая свои компании. И это правильно, квартиру купить можно всегда, а вот дело после падения наладить уже трудно, можно даже сказать – невозможно. Но нам-то, что делать?!
На этот раз мы выход найти не смогли. И мы начали плавно и медленно опускаться на дно – вначале мы высосали все средства с кредитных карточек и какое-то время жили без потерь, потом пришлось продавать имущество. Первой попала под прицел машина. Мощное вливание в отощавший семейный кошелечек семисот двадцати тысяч на какое-то время скрасило наше отчаяние, но денежки таяли прямо на глазах. Это было в мае две тысячи девятого.
Дома не сиделось, на нас давила эта злосчастная квартира, сделавшая нас своими узниками. Прогуливаясь по свежему воздуху, мы непроизвольно заходили в наш Храм. Все как «у людей» – свечки поставить, записки подать, святой водички набрать, просфорочек купить и попросить святого Николая Угодника о помощи, а вдруг получится?
Верить в помощь свыше? Каким-то образом мы верили, но не так, чтобы аж. Как можно повлиять на обстоятельства непреодолимой силы откуда-то оттуда, сверху? Действовали мы скорее машинально, потому что больше просить было не у кого. Когда я вспоминаю о том времени, мне становится страшно. Дело доходило до того, что мы изо всех сил старались не попасть на службу, а если попадали – по быстренькому ставили свечки и уходили.
В Бога мы верили, но каждый «по своему» – муж каждый день начинал с «Отче наш» и без этой молитвы никогда не садился за стол. Отходя ко сну, тоже типа «молился». У меня отношение к Богу было более причудливым. Внутри себя я понимала и принимала, что есть нечто такое, что неподвластно человеку. И это «нечто» было очень умное и необъятное, эдакий «высший разум». Этот разум был где-то там, далеко – мне он не мешал, я ему тоже и все разговоры о вере я обрывала заявлением, что вопрос этот интимный и мне навязывать ничего не нужно.
В Нижнем Новгороде, откуда мы вернулись домой летом две тысячи восьмого года с твердыми намерениями начать новую жизнь, я «случайно» набрела на две книги в церковной лавке одного из Храмов, которые мы там хаотично посещали и решила их купить. Отчаянно сопротивляясь, муж пытался убедить меня не делать этого, так как был убежден, что нужно идти к первоисточнику, то есть к Святому Писанию, а все эти книжки только вредят и туманят мозг. Но книги назывались крайне интригующе: «Невидимый мир Ангелов» и «Невидимый мир демонов», и я уговорила мужа их приобрести.
И вот уже дома, в Москве, когда мы не знали, чем заняться – интернет надоел, телевизор опротивел, я лениво, скорее даже из любопытства, прочитала первую книгу. И мир… перевернулся в моих глазах, он просто рухнул и вдребезги разбился. До этого я считала, что Ангелы бывают только в сказках, а демоны живут там, где им положено – на болотах. И то, что я узнала, меня потрясло! Сопоставляя все необъяснимое, что произошло со мной за всю мою прожитую жизнь, я поняла: все, о чем там было написано, было самой, настоящей, правдой!
Разнузданный лихач в женском обличье, я часто устраивала гонки на дорогах со знакомыми и незнакомыми мне людьми. Часто выигрывала у опытных водителей, и это очень тешило мое тщеславие, я была уверена, это – дар! Не задумываясь над тем, что рискую жизнью и подвергаю опасности всех находившихся вокруг меня людей, я горделиво ловила восхищенные взгляды и радостно выслушивала восторженные комментарии. Упиваясь ими, я была уверена, что со мной никогда ничего не может произойти. Произойти это могло с той, которая родилась не такой умной, красивой, решительной и отчаянной, как я. Много, очень много раз я могла погибнуть, но каждый раз выходила сухой из воды, считая, что «родилась в рубашке».
Долгое время муж отказывался прочитать эти книги. Однако, устав отмахиваться от моих назойливых предложений, согласился прочесть несколько страниц. И только с одной целью – чтобы с треском разгромить автора, возомнившего себя неким учителем. Прочитал он вначале несколько страниц, затем еще несколько. А затем прочитал первую книгу от корки до корки. Когда дочитал вторую, залег в постель лицом к стене и три дня не вставал и ни с кем не разговаривал, что было немыслимо, поскольку родом он с юга Украины, и этим все сказано – жить молча он просто не умеет. Вечером третьего дня, с большой грустью, муж признался:
– Это немыслимо, невозможно поверить, что всю свою сознательную жизнь я иду не туда, будучи уверен, что нахожусь на верном пути.
Особенно же поразили его слова божественнейшего Апостола Павла:
«… человекам положено однажды умереть, а потом суд …». (К Евреям,Гл.9,ст.27)
Муж: То есть до меня наконец-то дошло, что после «смерти» меня ждет самый настоящий суд, на котором придется ответить на массу неприятных вопросов, касающихся тех дел, о которых лично я не хотел бы даже вспоминать. На этот суд мы придем без документов. Разбирательство будет тщательным, безпристрастным и «объяснить» там ничего не удастся, переложить вину тоже. Следовательно придется дать ответ и понести наказание. Где? Понятно, ведь об этом месте наказания мы слышим с самого детства. Это место называется – ад!
Жена: Люди мы с мужем энергичные и напористые, мы всегда внимательно изучаем любую проблему или возникающий вопрос. Вначале мы штудируем учебники и все источники с информацией, без исключения. Затем тщательно обдумываем и скрупулезно прорабатываем план действий и только после этого начинаем свое наступление. В этот раз мы наткнулись на огромнейшую сложность – мы поняли, что нашу жизнь нужно менять. К этому мы были абсолютно не готовы. Состояние наше было крайне мучительным, мы поняли – убежать от Господа Бога некуда, спрятаться негде, и не встать на путь исправления нельзя! Отказаться от планов уехать из страны, чтобы открыть свое дело было крайне мучительно трудно. Потому что мы этим жили последние несколько лет. За эти годы мы разработали план выпуска продуктов. Продуктов, которых на рынке нет, как на отечественном, так и на мировом, несмотря на изобилие и перепроизводство. У нас все было готово, осталось только решить несколько технических вопросов. Первым пунктом нашего проекта была продажа квартиры. Куда ехать, мы даже не думали – конечно же, в страну, в которой муж прожил девять лет до знакомства со мной. По сути, она стала для него второй родиной. Рисков не было вообще! В предвкушении близкого успеха мы в возбуждении перебирали ногами!
И вот теперь все это нужно было вычеркнуть, забыть и не вспоминать. Но как? Вначале мы старались об этом даже не говорить, каждый пытался справиться с собой в одиночку. Потом мы сели вместе, я внутренне вся сжалась и продолжала бороться сама с собой – нам нужно было принять решение, которое мы принимать не хотели; муж испытывал такие же муки. Взглянув друг на друга только раз, мы постановили – вместо дела выбираем жизнь. Конечно, мы думали, что может быть потом, когда мы духовно возрастем, мы сможем совмещать одно с другим. А пока … пока нам следует во всем разобраться, все понять, найти истину. Как наивно – у Господа на нас были Свои планы. Не как ты хочешь, а как Бог даст. (Св.Преп.Серафим Вырицкий)
Как раз в этот период мы начали посещать вечерние богослужения. Поначалу мы их просто честно отстаивали, что было неимоверно тяжело: много раз я теряла сознание, часто становилось плохо. У нас болело все – ноги, позвоночник, сердце, немели руки. Но потом мы понемногу начали втягиваться и понимать, что это такое – общая молитва. Однажды из алтаря вышел священник и спросил:
– На исповедь есть кто-нибудь?
Несколько человек отделились от общей массы и сбились в кучку. Переглянувшись друг с другом, мы быстро решились.
В свой первый раз я исповедалась в том, что мучило меня давно, очень давно … у меня … два аборта. Первый я сделала юной девушкой. Родители мои были против, да я и сама осознавала, что делаю большую ошибку, тем не менее, я сделала это. Потом был еще один …
Муж: Как оказалось, я был человеком совсем не таким, каким я себя представлял. То есть, я шел не в ту сторону, я искал то, от чего нужно было убегать. Это что-то особенное? Нет, обычный набор: в любом деле я стремился одержать победу любой ценой – победителей судить некому. У меня и у близких мне людей все должно было быть самым лучшим. Если покупался автомобиль – только престижный и только топовая версия. Если покупалась одежда или обувь – только от известных и модных кутюрье. И все, что не покупалось – телевизор, пылесос, ложки, вилки или носки – все должно было быть только самое дорогое и самое изысканное. Ко всему этому, неравнодушие к противоположному полу, мимо себя я не мог пропустить ни одной женщины, как минимум – не оценив ее. Единственной моей положительной чертой оказалась неспособность делать подлости. Во всем остальном я был обычным человеком, хотя и возомнил себя царем природы.
Жена: Неумело, криво и боком, мы начали ковылять по нашему новому пути. Проблема была в том, что спросить и узнать о чем-нибудь, было не у кого. Одни священники говорили одно, другие говорили другое, а что читать, мы не знали. Полки церковных лавок завалены литературой: брошюры, буклеты, сборники, собрания сочинений. Но кто эти люди? Кого читать первым? И где ответы на самые элементарные вопросы? Покупаешь брошюрку, а там «розовые сопли», которые мы уже кстати прожевали. Покупаешь другую, а там «бред сивой кобылы», от которого приходишь в полное недоумение. Тогда мы набросились на интернет, но там было просто море информации. Что делать, кого читать первым?!
И мы наткнулись на одно очень интересное словосочетание, которое уже пару раз встречали, но пропускали мимо внимания: «Святотеческая литература», «Святотеческое наследие». Так вот же он, ключ! Вот тот ключ, который откроет нам дверь в нашу страну знаний!
«Так говорит Господь: остановитесь на путях ваших и рассмотрите, и расспросите о путях древних, где путь добрый, и идите по нему, и найдете покой душам вашим». (Иер.6.16).
И мы засели учиться – я в основном изучала наставления, поучения, толкования и слова подвижнические, а муж вникал, что такое мир Раи и что такое мир ада. Понемногу мы стали возрастать духовно. На богослужения ходили уже каждое воскресенье и каждый раз каялись. Открылось нечто, что откровенно поставило нас в тупик.
Муж: Исповедовавшись однажды в одном из своих тяжелых грехов, сразу после разрешительной молитвы, я неожиданно услышал наставление батюшки:
– Молись!
– Но я же покаялся! Искренне! – недоумевал я.
– Молись, – повторил священнослужитель и занялся другим человеком.
Жена: Здесь что-то не клеилось, мы были уверены – покаялся и привет, ты снова хороший, иди гуляй и больше так не делай! И вдруг: молись. Что это?! Получается, за нами остается должок? Но ведь этого не может быть! Как же так?! Да у нас всего столько, что мы сможем не рассчитаться даже до конца своих дней!
Потом мы вспомнили о наших покойных родственниках; я – о своей бабушке, которую безумно любила, а муж о маме, значившей для него очень много, рано ушедшей из этой жизни, в сорок один год. В это время мужу было сорок восемь лет, а мне – сорок три года.
Где сейчас наши близкие, задумались мы? В церкви они были пару раз за всю жизнь, никогда не молились, никогда не соблюдали пост, никогда не каялись и никогда не причащались. И мы поняли что они не умерли, что они там … внизу!!! В бездонных подземельях ада – на тяжком воздаянии. Жить после этого спокойно и безмятежно, когда самый близкий и самый любимый человек страдает, было уже невозможно. Ведь каждую, только что прошедшую секунду, пока мы спим, едим, ходим, смотрим телевизор, пьем чай, шутим, обсуждаем новости – все это время наши родные проводят в неимоверных, непередаваемых муках!
И мы бросились на поиски литературы на эту тему. Здесь мнений было еще больше: одни тянули в лес, другие – звали по дрова. Одни пугали ужасами, а другие рассказывали небылицы. По крупицам, по отрывочным данным и по каким-то единичным случаям, начала вырисовываться полная картина. Что нужно? Настроиться на максимальный срок, а это три раза по сорок дней. Минимум – сорок дней поста по Уставу Церкви, телевизор – только новости и никаких развлечений, никаких компьютеров и всего такого прочего. Это невероятно трудно, но по-другому нельзя, да и награда стоила того.
Собственно говоря, к этому времени мы уже и так перестроились; мы перестали смотреть развлекательные программы, художественные фильмы и перестали читать периодику, она нам уже просто опротивела. Каждый свой новый день мы начинали с утреннего правила и заканчивали его вечерним. Какое-то время мы читали молитвы из правил выборочно, на свой взгляд и вкус, потом пришли к единодушному выводу, что правило читать нужно все, поскольку «лишних» молитв там нет.
Перед Рождественским постом, настроившись на трудности и не имея ни малейшего представления о том, что нас ждет впереди, мы начали наше первое вымаливание: муж просил за маму, Ольгу, а я за свою бабушку – Елизавету. Что мы читали: акафист ко Господу за умершего единого, затем молитву ко Пресвятой Богородице о усопшем и молитву ко святому преподобному Паисию Великому за умерших без покаяния. Акафист и молитву ко Пресвятой Богородице мы немного поправили на свой страх и риск; читали за двоих, называя в акафисте в первом кондаке имена бабушки и мамы. Потом, после небольшого перерыва – мы читали пятьдесят Богородичных правил на коленях с поклонами.
Вначале мы молились порознь, потом подумали и решили – а давай молиться вместе, ведь Господь сказал: где двое молятся, там и Я среди них. Именно этот момент следует считать ключевым, поскольку все пошло намного быстрее, чем мы ожидали.
На пятый день я почувствовала, что бабушка прощена. Не знаю, как это объяснить и, наверное, объяснить это невозможно, но я очень четко и ясно осознала, я почувствовала это душой, я вся содрогалась от горячих слез молитвы, что было со мной впервые. На шестой день то же самое почувствовал и муж. Тем не менее, мы продолжали молиться, чтобы сдержать слово, которое мы дали – сорок дней. Потом было Рождество и святки – светлая седмица, на которой молиться за покойных мы не рискнули и решили домолиться потом. И мужу приснился сон.
Муж: Будто стою на балконе пятиэтажки, сталинки, передо мной напротив высокий дом культуры, справа – белый нарядный одноэтажный коттедж. Был вечер и немного смеркалось. Неожиданно из коттеджа вышла мама, в белом роскошном халате и белом полотенце на голове, будто только что приняла ванную; я обратил внимание, что мама очень хорошо выглядела. Затем она вошла в дом культуры, и неожиданно появилось четверо мужчин, внешне похожих на преступников – одеждой и манерой поведения. Безцеремонно и по-хозяйски осматриваясь вокруг, они направились вслед за мамой, в дом культуры. Открылась боковая дверь дома и крадучись, из нее вышла мама и так боком, боком – незаметно в коттедж.
У меня не было возможности ни крикнуть, ни предупредить маму и после сна я понял, что это было как раз предупреждением для нас – мама просила, чтобы мы не забыли об оставшихся недомоленных четырех днях.
Жена: Близилось время Великого поста две тысячи десятого года. В это время мы уже активно читали святоотеческую литературу и с каждым днем узнавали все больше и больше нового, интересного и поучительного – например, что наши предки после сорока лет, вырастив и воспитав своих детей, уходили в монастыри, готовиться к той, настоящей жизни. И мы единогласно согласились что это правильно, поскольку все в таком случае становилось на свои места – дети начинали новую жизнь с более высокой ступеньки, а конфликты «отцы-сыновья» и «дочки-матери» отсутствовали в принципе. Каждый на своем месте занимался тем, чем заниматься был должен: дети растили следующих детей, а родители замаливали грехи своей молодости, боролись со страстями и развивались духовно. Это просто поразительно, насколько ясной и стройной была жизнь наших прадедушек и прабабушек! Однако с приходом к власти царя Петра первого, увы, все стало меняться в худшую сторону. Через пресловутое прорубленное окно в Россию из Европы, вместе с широкой рекой всевозможных искушений, хлынул и мутный поток ереси и всякой другой мерзости.
Начать мы решили с того, что стали жить как брат и сестра. Примером нам послужил Святой Праведный отче Иоанне Кронштадтский, проживший всю свою долгую жизнь с женой именно так – как любящий брат с любящей сестрой. Этот шаг был для нас очень серьезным, поскольку мы понимали: это навсегда и безповоротно. Когда мы подучились духовно еще немного, мы узнали, что без отказа от сладостей мира, счастья нам не видать, как собственных ушей. И делать это нужно очень аккуратно, поскольку шаг назад расценивается как отступничество и соответственно, увеличиваются скорби. А скорби, это как раз то, что мы в настоящее время переживали – абсолютное невезение в делах, полное отсутствие денег и присутствие долгов.
Потом я перешла спать с широкой мягкой кровати на жесткую и узкую; затем я отказалась от подушки – муж смотрел на все это с любопытством, время от времени интересуясь, сколько времени я так выдержу. Но произошло нечто необыкновенное, произошло самое настоящее чудо, я попала в сказку! В ответ на мой скромный шажочек к духовному возрождению, Владыка Господь одарил меня невероятной благостью, безценным подарком – мне приоткрылась завеса того, настоящего мира, который скрыт от нас нашей телесной оболочкой. Приоткрылась завеса неведения и начались мои видения. Когда это произошло, муж понял, что сглупил и отказался от подушки тоже. В этот пост мы решили вымаливать: я своего дедушку Алексея, мужа моей бабушки, по маминой линии; а муж – своего дядю Владимира, но за Елизавету и Ольгу мы продолжали просить.
И с нами начало что-то происходить – мир вокруг нас изменился. Каким-то образом изменились и мы, практически в один миг. Изменилось также наше восприятие всего происходящего и окружающего нас. И вообще, все стало безвозвратно и совершенно иным. И еще мы поняли, очень ясно, что происходящие события мы должны записывать. То, что с нами происходит, не может быть достоянием только двух человек, об этом должны узнать и другие люди.
Дневник.
Я приду и возьму вас с Собою, чтобы и вы были, где Я.
(Ин. 14.3)
Некоторым людям описанные здесь события покажутся бредом, или же выдумкой, а может и продуктом деятельности воспалившегося мозга, но, как написано:
– «Кто имеет уши слышать, да слышит!» (от Матфея,Гл.11ст.15;Гл.25.ст30)
Этой книгой мы не ставим перед собой задачу кого-то в чем-то убедить и что-либо доказать, да это никому и не нужно – мы делаем только то, что нам велено, как бы невероятным, невообразимым и невозможным показалось все, что с нами происходило и продолжает происходить.
Современный мир настолько далеко отошел от Бога, мы так сильно отгородились от Творца всевозможными теориями, лжеучениями, своими «тщательно выверенными» планами и многочисленными изощренными техническими и технологическими решениями, что Владыка Господь Сам пришел к нам – а Он пришел, чтобы напомнить миру о его безумии и приближающемся скором воздаянии, через нас, обыкновенных среднестатистических потребителей, недостойных рабах Божиих, погрязших в глубоком омуте собственных безчисленных грехов.
Невероятность описываемых событий для человека непосвященного является результатом невозможности осознать нашу человеческую ограниченность и является также результатом нашего тотального и абсолютного осуечивания. Все это мешает нам понять, что Господь Бог рядом, каждую секунду – Он стоит перед дверью каждого сердца, стучит в нее и ждет, когда человек откроет Ему эту дверь.
Каждый, без исключения, человек может видеть и слышать Господа, но для этого нужно верить и найти в себе силы очистить сердце. Нужно верить, что Владыка Господь любит и ждет каждого, верить, что для истинно верующего человека нет ничего невозможного.
Конечно, мы понимаем, и отдаем себе трезвый отчет в том, что Церковь может предать эту книгу анафеме. Может она предать анафеме и нас, как людей, по их мнению находящихся в невообразимой прелести. Но мы не можем ослушаться Господа и помним Его слова:
– «… кто потеряет душу свою ради Меня, тот сбережет ее …» (от Луки,Гл.9, ст.24)
В полной мере сознательно мы идем на этот шаг, потому что мы – воины Христовы, мы исполняем волю Господа нашего Иисуса Христа.
Да хранит вас Господь.
_____________________________________________________________________________
Обычно, когда мы молились, муж читал молитвы, я закрывала глаза и непроизвольно представляла образы Пресвятой Богородицы по очереди, которые знала. Через время я поняла, что икона Божией Матери «Остробрамская» всплывает в моем воображении чаще, чем другие, и я поняла, что внимание нужно остановить на ней. Через несколько дней я увидела, как слева от представляемого мной образа Пресвятой Богородицы открылось пространство, напоминающее окно.
В этом окне я увидела лестницу, ведущую наверх. Это была немыслимо высокая лестница из темного металла, балясины которой были украшены драгоценными сверкающими камнями. При виде этой лестницы я испытала ощущение бездонности преисподней. Снизу пахло затхлостью, оттуда исходил мировой ужас; я поняла, что она поднимается из ада. На лестнице были небольшие площадки, ступеньки были в ширину чуть больше, чем нужно пройти человеку средней комплекции. Вся лестница была забита стоящими вплотную друг к другу людьми. Верхней частью она примыкала к высокой горе. Что там, наверху, мне видно не было. С интервалом в пятнадцать, двадцать минут люди поднимались по одной ступенечке наверх У всех были испуганные лица, у всех было напряженное ожидание чего-то неизвестного. Никто из них не знал, куда они поднимаются.
Когда видение закончилось, я не поняла, что именно произошло, у меня был шок от невероятности произошедшего. Что со мной было? Куда я попала? Как я туда попала? Как вернулась обратно? Где я физически была? Ощущение реальности всего виденного было необычайно непреложным и не вызывало никаких сомнений. И что удивительно, муж понял, что со мной произошло что-то необычайное – он терпеливо ждал, когда я приду в себя и расскажу ему, что случилось.
Ничего не осознавая в полной мере, мы подумали что это единичный случай, невероятное и исключительное событие, по какой-то причине случившееся со мной. Учитывая наши мизерные заслуги перед Господом и наше жуткое прошлое, ставшее мерзким уже и для нас самих, мы не предполагали, что теперь это будет неотъемлемой частью нашей жизни. Спустя время, я каким-то образом поняла, что нужно двигаться вперед; я почувствовала, что это может произойти еще раз и вход в тайну приоткроется снова. В эти дни кто-то невидимый толкал меня перелечь спать на пол и я это сделала, я перенесла матрас с кровати на пол. Увидев это, муж ужаснулся, потом пошел на балкон, взял тоненький поролоновый матрасик от раскладушки, и постелил его рядом со мной.
Через несколько дней чудо произошло снова – в открывшемся окне я увидела светлый круг, похожий на театральный софит, а в нем свою бабушку. На вид ей было лет пятьдесят. У нее был спокойный умиротворенный облик, но смотрела она левее и меня не видела. У бабушки были длинные седые волосы, убранные в белый платок-накидку, покрывающий голову и плечи, одета она была в белое платье.
Это видение необыкновенно взволновало меня – бабушка ушла из этой жизни около тридцати лет назад. Это был человек, которого я любила больше своих родителей, она была для меня моим счастьем. И радость от того, что я вижу ее целой, невредимой и живой, захлестнула и потрясла меня. Когда я рассказала мужу, он обрадовался и попросил – если видение будет снова, попытаться увидеть его маму.
И через несколько дней я увидела его маму в открывшемся пространстве, в таком же луче света. Одета она была так же, как и бабушка, на вид ей было около сорока пяти лет, у нее были красиво уложенные ниспадающие волосы каштанового цвета. Смотрела она направо и тоже меня не видела.
Находясь в состоянии необыкновенного душевного подъема, мы восторженно делились впечатлениями. Все еще не осознавая, что на самом деле происходит, мы трепетали и благоговели перед той Тайной, которую открывал нам Сам Господь, мы были безумно счастливы, что нам предоставили возможность увидеть то, о чем мы даже не смели пытаться мечтать!
Муж: Для меня моя мама значила все, она была для меня всем моим миром. У нее я учился жить, ей подражал, ее безпрекословно слушался и до безпамятства любил, в отличие от отца, который с каждым прожитым годом становился для меня все более и более чужим, пока не стал врагом номер один. Врагом жестоким, безжалостным, безпощадно и несоразмерно карающим за малейшую провинность. В отличие от него, мама была очень доброй, мягкой, любвеобильной, быстро прощающей и забывающей мои выходки, а рос я мальчиком не слишком примерным. Терпеливо возилась со мной только мама, никому больше я нужен не был. Мама же отвела меня в Храм и Святое Крещение я принял благодаря ей, поскольку в те советские годы это было осуждаемо почти всеми.
В своей жизни мама натерпелась много плохого, в первую очередь от моего отца, считавшего ее своей собственностью – работа в «кгб» сделала его крайне бездушным функционером, возомнившим себя сверхчеловеком. Натерпелась мама и от меня … иногда я выкидывал такие коленца, что даже не понимаю, как она все это терпела. В двенадцать лет у меня хватило «ума» попытаться свести счеты с жизнью! Наглотавшись валениума, кажется так называлось это успокоительное, я попал в больницу, где меня долго промывали и чистили. Во мне сидело нечто, что не давало мне покоя, мама была единственной, кто с этим «нечто» неустанно и безропотно боролся.
Мама моей мамы, бабушка Фаина, происходила из богатого купеческого рода – она родилась перед революцией, вся советская власть прошла перед ее глазами. Работала она дома, шила необыкновенные по красоте платья и весь город стоял к ней в очереди. Отец, дедушка Степан, происходил из семьи скромного дворянского рода, его отец, мой прадедушка, был спокойным и добропорядочным помещиком. Дедушка проработал всю жизнь на крупном сталелитейном заводе. Начал с простого рабочего, затем получил высшее образование и длительнее время, до самой пенсии, работал начальником электроцеха, который по своим задачам и численности трудящихся был заводом в заводе.
В детстве мама была ребенком спокойным, доверчивым и безмятежным. Замуж она вышла за моего отца, когда ей было семнадцать лет. И прожила с ним недолгую свою жизнь, вырастив и воспитав двух детей, меня и моего младшего брата. Когда пришло время спокойно вздохнуть и насладиться свободой, за ней пришла смерть. Болезни – слуги Господни, в особенности же – рак. В сорок два года, когда мама была молодой, неотразимо красивой, обаятельной и очаровательной женщиной, она сгорела в короткие три месяца от саркомы. По ее желанию, мы увезли ее из Киева на родину, в Мариуполь. Умирала мама очень долго и мучительно. По правде говоря, я был настолько измотан ее мучениями, что в глубине сердца желал ей скорой смерти, как это ни страшно звучит. Последние полторы недели мама пребывала в безпамятстве – какой-то умник догадался вместе с многочисленными инъекциями подавать ей и лекарства, стимулирующие работу сердца. По сути дела, мы с каждым новым днем жизни умножали ее мучения.
Когда спохватились и перестали колоть стимуляторы, мама начала умирать, это продолжалось долгих три дня и ее смерть поразила меня. Мама все время с кем-то разговаривала – она пожимала плечами, все время что-то несвязно объясняла, пыталась оправдаться, пожимала плечами в недоумении и часто сокрушенно сникала. Перед самой смертью из всех наших родственников она неожиданного позвала меня одного … я зашел к ней в комнату … нас оставили двоих и я прильнул к ней, понимая, что обнимаю ее скорее всего последний раз в жизни. Мама слабо шевельнула правой рукой, пытаясь прижать меня к себе, я понял, что она хочет что-то сказать. Непослушными уже губами мама повторяла одни и те же два слова, но я не мог разобрать, что это за слова, я не слышал, но я понял, что она уже там, за чертой этой жизни и поднес ухо к ее губам. На каждом выдохе, одним только слабым дыханием, она повторяла:
– … будь добрым … будь добрым … будь добрым …
… если бы молодость знала, если бы старость могла – только сейчас мне открылся истинный смысл этой народной мудрости. Если бы я послушался маму! … Скольких бы глупостей я не наделал в своей безтолковой жизни …
День похорон – двадцать пятого декабря, был солнечным и ясным, все вокруг подморозило легким хрустящим морозцем. До этого долго, очень долго стояла хмурая слякотная погода. На следующий день после похорон солнца снова не стало, а слякоть вернулась. Осознать в полной мере утрату мне было трудно, на душе было необычно пусто. Но я чувствовал и понимал – горечь безвозвратной потери придет потом и с каждым годом будет только увеличиваться.
Жена: Еще через несколько дней, во время молитвы, на меня слева из открытого пространства стремительно надвинулась большая желтая капсула, сильно напугавшая меня. Показалось, что я услышала имя: Владимир; имя дяди моего мужа, но мы ничего не поняли.
На следующий день, мой муж был в Храме на Причастии. После Литургии он обратился ко Господу с просьбой, чтобы это Причастие Владыка принял за поминаемого им Владимира. Как такое могло прийти ему в голову, он даже сам не понял. Вечером мужу постепенно стало невероятно плохо. Вскоре он уже умирал на моих глазах. Уложив в постель, я дала ему свечу с соборования и неожиданно для себя сказала:
– Если капнет воск на руку и обожжет, значит на тебе грех и этот грех прощен.
Воск капнул и прожег так сильно, что муж снял его вместе с толстым слоем кожи. Окончательно рана зажила только через пять месяцев.
На следующий день я снова увидела надвигающуюся желтую капсулу и уже четко и ясно услышала имя:
– Владимир.
Теперь мы поняли, что дядя ожесточился сердцем и пока прощен не будет.
Муж: Это немыслимо символично – желтая капсула. Дело в том, что дядя Володя жил своей особой, несколько замкнутой жизнью в Мариуполе, откуда по маминой линии идет весь наш род. Дядя – муж старшей сестры моей мамы. У него все крутилось вокруг мотоцикла «днепр» с коляской. Мотоцикл стоял в гараже, на территории его частного дома. И гараж этот был светло желтого цвета, выгоревшего на солнце. В гараже дядя пропадал часами, оттуда он совершал свои многочисленные поездки на рыбалку, без которой не мыслил своей жизни. В гараже он отдыхал там душой и телом.
Когда нужно было решить, кого вымаливать следующим – дедушку Степана или его, после очень долгих раздумий я решил вымаливать дядю. Так мне тогда подсказало сердце. Было много хорошего в наших отношениях, когда я был подростком. Дядя Володя часто брал меня с собой, никогда ничего не жалел, обучал меня всему, что умел. И все время шутил, балагурил, громко и раскатисто смеялся, подтрунивал над собой, надо мной, рассказывал интересные истории. В общем, с ним было намного веселее, чем с моим отцом, который меня строил, воспитывал, учил, наказывал, поучал и часто не позволял даже шутить. И еще я испытывал угрызения совести перед этим человеком. В один из наших приездов на летние каникулы, отец предложил дяде Володе: а давай я достану тебе новенький мотоцикл прямо с завода, в масле, что ты возишься с этой рухлядью? А жили мы в то время уже в Киеве, отец был в «кгб» начальником и купить мотоцикл было для него простым делом. Обрадовавшись, дядя Володя продал свой еще хороший мотоцикл и стал ждать новый, но отец забыл о нем. Сколько дядя Володя ему не напоминал, все оставалось по прежнему, дядя остался ни с чем. Это его здорово подкосило, он купил велосипед и о настоящей рыбалке, на которую ездил за пятьдесят и даже за сто километров, уже не вспоминал. Потом начал налегать на вино, которого на побережье Азовского моря необозримое количество – жаркий климат, виноград растет там и плодоносит под каждым забором. Затем развелся с женой и запил окончательно, начал водить к себе каких-то женщин и вскоре ушел из этого мира.
Когда мы узнали, что дядя добровольно отказался от благодати Божией, я не мог понять, что могло такого произойти, чтобы человек сам, по собственной инициативе, отказался от безценного дара Божиего? И в памяти начали проявляться те стороны его характера, которые нельзя было назвать положительными. В частности, дядя Володя был вспыльчив, заносчив, горделив и страдал от собственного упрямства.
О чем же я думал, когда вспоминал его и взвешивал, за кого молиться? Ведь дедушка был бы уже прощен и мог наслаждаться в Раи всевозможными благами. Наверное, повлияло вот что: уже взрослым человеком я приезжал погостить к дяде из Сибири, где был на заработках и вот он запретил жене, моей тете, брать с меня какие-либо деньги, а жил я у них довольно долго. Очевидно, пришло мое время заплатить. И еще, именно в это время мы с женой узнали – молиться за человека подвигает Сам Владыка Господь! Ну что ж, я сделал все, что мог.
Жена: На следующий день я увидела в луче света своего дедушку Алексея – он крутил по сторонам головой, у него был ошалевший вид от счастья вид. Выглядел он очень хорошо, ему было около шестидесяти, хотя упокоился в возрасте семидесяти четырех лет. Рядом с ним, в другом луче света, была моя бабушка, она смотрела на дедушку, меня они не видели.
Поскольку муж переживал, что молится не в полную силу, он стал к именам вымаливаемых добавлять имя дедушки, испрашивая – если возможно.
Через несколько дней в открывшемся пространстве я увидела дедушку Степана, которого видела ранее на фотографиях, он стоял в каком-то рву, глубокой траншее, заполненной людьми. Все вокруг источало жуткое одиночество и безнадежность. Находившиеся рядом люди ожесточенно копошились и рылись в земле, но дедушка стоял несколько отдельно. Выпрямившись в полный рост, он смотрел вверх, на луч света, направленный на него, но не досягавший. На десятый день дедушка стоял уже в самом луче света, который ограждал его от других людей стеной света. На пятнадцатый день он оказался в здании, похожем на большой распределительный центр. Там было уютно и спокойно, вокруг были люди, кипела полноценная жизнь. Дедушка помолодел до пятидесяти пяти лет – он обживался на новом месте и выглядел умиротворенным.
После Великого поста мы здорово отощали, денег не было, нас активно теребили банки – мы перестали платить взносы в декабре две тысячи девятого. Чтобы как-то пропитаться, мы продали телевизор, огромный плазменный красавец. В последние месяцы мы смотрели новости и документальные православные фильмы, которые прошлой осенью накачали с интернета. До самого Петрова поста мы вели обычную жизнь – каждое воскресенье в Храм, раз в месяц на исповедь, утром и вечером читали правило. Когда наступил пост, мы решили продолжить молиться за наших покойных родственников: я просила на этот раз за Феодосию, мою вторую бабушку по линии отца, а муж продолжил вымаливать дедушку Степана.
В одно из молений я увидела, что бабушка Елизавета перешла на новый уровень. Одежда у нее стала старинного образца, времен земной жизни Христа, ткань стала белоснежной и более воздушной. К тому же она помолодела – на вид ей было лет двадцать.
Все самые лучшие воспоминания моего детства связаны исключительно с бабушкой, в этой жизни она была удивительным человеком. Родилась в семье бедных людей, в раннем детстве осталась без родителей и попала в приют, ее старшая сестра – в услужение к чужим людям. Отпечаток нелегкого детства и вся тяжелая жизнь бабушки наложили на нее незримый отпечаток грусти. Легкая грусть была всегда не только в ее неимоверно теплых глазах, но и невидимо окутывала весь ее облик. Никогда я не видела бабушку смеющейся, редко она могла только очень нежно улыбнуться, но с той же легкой грустинкой.
Повзрослев, бабушка стала удивительно, необыкновенно красива; я видела ее восемнадцатилетнюю на фотографии – образ бабушки поразил своей нежностью, какой-то невообразимой женственностью и редкой, ни у кого не повторяющейся красотой. Высокая, стройная как тростинка и необычайно женственная, потрясающе притягательная – я всю жизнь мечтала быть похожей только на нее. В молодости у бабушки было много поклонников, она об этом не рассказывала, я узнала о ее многочисленных воздыхателях нечаянно, из разговоров взрослых. Дедушке она была очень верна, никогда ему не изменяла и очень много от него вытерпела безропотно, часто утирая слезы в одиночестве.
Дедушка Алексей был из богатой семьи с древними корнями – я очень хорошо запомнила его родовой старинный деревянный дом в центре Москвы на Таганке. Когда дом сносили, строители нашли неслыханно богатый клад, отошедший государству. Особняк был очень большой, в нем было много разных потаенных и укромных мест – с многочисленными своими двоюродными братьями и сестрами я часто играла там в прятки. В этих укромных уголочках всегда было удобно прятаться. Дедушкин дом был диковинный и очень красивый, он весь был пронизан и пропитан какой-то тайной пережитых вековых событий, в нем я всегда немного робела.
Статный высокий красавец, дедушка всю жизнь занимался спортом и даже в глубокой старости был необыкновенно стройным – с огромными мышцами, без малейшего намека на жировые отложения. Спустя годы, я часто поражалась его неумолимому желанию выглядеть на все сто – дедушка не прожил ни одного дня без спортивных упражнений и прогулок на свежем воздухе. Чистокровный еврей, он упрямо носил свою фамилию, не вызывающую сомнений в его национальности, но бабушка оставила за собой девичью, поскольку во времена советов факт этот был крайне досадным. У бабушки было образование медика, дедушка закончил два полных курса МГУ – экономический и юридический. Наука давалось ему легко, он был наделен энциклопедическим умом. Дедушка знал все, в любой области он имел обширные знания и нередко поражал своей интеллектуальностью даже тех, кто его хорошо знал. Семья дедушки никогда не бедствовала, поскольку занимал он довольно высокую должность, зарабатывал хорошие деньги и часто ездил за границу, однако в его характере была одна негативная черта – он испытывал чрезмерную любовь к женскому полу.
Поскольку я была ребенком, мне ничего не рассказывали, но шила в мешке не утаишь – с тремя маленькими ребятишками на руках, не в силах больше сносить дедушкины увлечения, бабушка однажды наскоро собрала детей и решила уйти, куда глаза глядят. На коленях, посреди улицы, дедушка долго вымаливал у нее прощение, не обращая внимания на прохожих, хотя был очень самолюбивым и горделивым.
Среди троих детей моя мать была самой младшей, еще был средний брат и старшая сестра. В возрасте грудного ребенка дедушка по неосторожности мальчика уронил. Мозг в какой-то степени повредился, мамин брат стал инвалидом и был безконечной болью для своих родителей – дедушка все время чувствовал свою вину, а на бабушку легло тяжелое бремя воспитания больного ребенка. В какой-то момент дедушка совершенно ослеп. Причину никто не знал, он остался слепым до самой смерти, более двадцати лет. Это было для него страшнейшим ударом, так как оборвалась его карьера, закончились флирты с женщинами, закончилась и безбедная жизнь. Но самое ужасное, дедушка стал абсолютно безпомощным инвалидом. Бабушка взяла на себя и этот крест; она не оставила его и ни разу не упрекнула дедушку за прошлые обиды и унижения.
Никогда я не видела и не слышала, чтобы бабушка была раздражена, сердита или вышла из себя, она несла свою ношу тихо и безмолвно, не жалуясь никогда. Дед же был часто раздражен, ему трудно было смириться с судьбой калеки. А бабушка терпела всех и все, она терпела и дедушку, и выросшего малоумного сына, который срывал на ней зло и во всем обвинял. Обвинять деда он боялся, поскольку тот был очень крепким, а бабушка безропотно сносила все оскорбления и даже побои. Возмущаясь таким отношением, дочери вступались за маму, но бабушка всегда просила: – не трогайте его, это мой сын, такой же ребенок, как и вы. Удивительное, непередаваемое смирение! Помимо прочего, бабушке приходилось два раза в неделю возить деда в Общество слепых, он был председателем этого общества.
Ослеп дедушка накануне моего рождения, меня он не видел, но помогал бабушке нянчиться со мной, когда родители оставляли меня у них. Именно бабушка многому научила меня, много хорошего и доброго в меня вложила. Когда я пошла в школу, она продолжала дарить мне всю свою любовь и доброту, какими полна была ее удивительная душа. К сожалению, в памяти не осталось много воспоминаний, бабушка ушла, когда мне было тринадцать. Всю горечь потери я ощутила спустя годы. Незадолго перед смертью, бабушка сказала:
– мне жаль только одно – оставлять тебя здесь одну.
– Почему, бабушка, – удивилась я; задумавшись, она тихо сказала:
– твои родители…
– что бабушка, что родители?
Тщательно подбирая слова, она ответила с большой грустью:
– они слишком строги с тобой.
Сраженная ее словами, я замолчала, а бабушка уже никогда об этом не вспоминала. Вскоре она заболела – рак желудка и стала быстро угасать, прямо на глазах; ее положили в больницу, где я ее так и не посетила. Из-за этого поступка я все время испытываю жесточайшие угрызения совести, я хотела бы вычеркнуть этот дикий факт из своей жизни, но это невозможно. Мало того, что я никогда и ничем не ответила на ее необыкновенную, необъятную, всепоглощающую любовь, но даже не простилась с ней по-человечески.
Уже неизлечимо и тяжело болеющая, бабушка все равно продолжала ухаживать за своим мужем, поскольку никто даже не подумал ей помочь. Тем не менее, у нее не было и тени раздражительности, озлобленности, не было и воздыханий. Бабушка безропотно переносила и дедушкины капризы, и свою болезнь – я восхищена ее терпением, она даже не пробовала роптать! Слабея, бабушка продолжала выполнять свои повседневные обязанности: убирала, стирала, готовила еду и ходила по магазинам. Однажды зимой она упала на скользких ступенях на улице и сломала руку. Одно наложилось на другое, бабушку положили в больницу. Испытывая невообразимо сильные боли, она все также стоически терпела, молчала и не жаловалась. В один день ей назначили курс процедур. Пришла медсестра, отвести на процедуры. Бабушка пыталась отказаться – надо было идти на другой этаж, но не было сил, но медсестра все же настояла. На лестнице бабушка упала и сломала шейку бедра. После этого она прожила еще несколько дней.
Хорошо помню, как ее отпевали в Храме. Помню свое смятение и удивление, у меня совсем не было слез … мне трудно было понять, что бабушки больше нет.
И только повзрослев, я в полной мере осознала, кого на самом деле потеряла; я поняла, что из моей жизни ушел самый дорогой и самый любимый для меня человек. Единственный дорогой и единственный любимый человек!
Дедушка остался один, он так и остался жить в их однокомнатной квартире. Почему он не перебрался к одной из своих дочерей, я не знаю. Возможно, они ему не предложили, а может он и сам не захотел. Ежедневно дочери приезжали по очереди проведать его – накормить, постирать и убраться. Для них это было очень обременительно – в семье часто возникали разговоры, все хотели найти дедушке женщину, согласившуюся бы ухаживать за ним за квартиру после смерти. Вскоре женщина нашлась – тихая и провинциальная, в возрасте. Деда уговорили жениться.
В этом было что-то чуждое и нереальное – вскоре после смерти бабушки в ее квартире деловито хозяйничала и ухаживала за дедом незнакомка. Вскоре она ушла, а недоумевающим родственникам дед терпеливо объяснил, что ему нужна жена, а не какая-то сиделка. В свои семьдесят с лишним лет он так и не успокоился.
Все вместе и по очереди, родные пытались образумить дедушку, но это было безполезно, дед требовал женщину, однако другой желающей не нашлось. Не знаю, как дедушке удавалось справляться со своими потребностями и желаниями, но какое-то время он жил один. Через несколько месяцев у него воспалилась предстательная железа. Вообще, она безпокоила его давно, несколько раз даже вызывали скорую, но от операции дедушка отказывался, не желая потерять мужскую силу и привлекательность.
На этот раз все было серьезно и на операцию пришлось лечь. После нее дедушку привезли обратно, к нему домой, тетя и моя мать продолжали посещать его по очереди. Теперь дедушка зависел еще и от трубочки с мешочком. И это его сразило – он перестал подниматься с постели и все время лежал. Закончились занятия спортом, он сильно похудел и таял на глазах. Морально раздавленный, он безконечно страдал, как от полной безпомощности, так и от своей абсолютной ненужности.
Родственники заволновались, с квартирой нужно было что-то делать. В советское время продать или купить недвижимость было невозможно, можно было совершить родственный обмен. Но дед не хотел даже и слышать об этом, он не хотел отдавать свою квартиру моей двоюродной сестре, которую не любил за фривольное поведение. Из всех наших родственников дедушка испытывал теплые чувства только ко мне. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже, он тосковал в одиночестве и страдал. Увы, он не был нужен и мне, как это ни стыдно признать. По причине беззаботной юности, эгоистической жизни, перегруженности работой, университетом, молодыми людьми… я не слишком задумывалась о его жизни. Не задумывалась, что она зависит от нас, его родственников, в том числе и от меня. Не задумывалась, что он совсем один, всеми забыт и никому ничего не говорит только в силу своей скромности.
В редкие свои посещения я видела, как быстро он быстро худел. Вскоре болезнь обострилась и дедушку положили в больницу. В лихорадочной спешке мои родители занялись квартирным вопросом. День моей прописки и день его смерти совпали… Это был конец. Но это было и начало нового этапа в моей жизни. Снова Храм, отпевание и снова полное отсутствие осознания, что в действительности произошло, кого я потеряла. Увы, дедушка, также как и бабушка, кремирован, их урны лежат на Ваганьковском кладбище.
Спустя многие годы я поняла, несмотря на все недостатки, дедушка был удивительнейшим человеком – крепким волевым мужчиной; веселым, абсолютно не подлым, захватывающе интересным собеседником; очень добрым и справедливым человеком по отношению ко всем окружающим его людям. И бабушка, и дедушка, были хорошими честными людьми, но потерявшимися, заблудшими душами; они не были воцерковлены, у них не было икон и они никогда не разговаривали о Господе. На Пасху, они справно, как и все люди, ездили на Ваганьковское кладбище к своим родителям. Но это все, что можно отнести на счет их вероисповедования. Хотя, был один случай, который напугал их, и должен был дать им повод задуматься, как впрочем, и мне. Это было на Пасху – мне было двенадцать лет, все собирались на кладбище. Проснувшись, я вышла из своей комнаты. Все родные уже завтракали и дружно меня поприветствовали:
– Христос Воскрес!
…мне стало смешно – я была убежденной атеисткой, комсомолкой, комсоргом, к тому же некрещеной.
– Глупости все это, – ответила я после секундного замешательства и пошла умываться.
Когда я села завтракать, со мной начало происходить что-то непонятное, мне стало не по себе. Собравшись, мы поехали на кладбище, а мне становилось все хуже и хуже. Проведав покойных родственников, мы вернулись домой. Родные сели праздновать, а я слегла. Очень медленно и плавно состояние мое стало критическим, температура зашкалила за сорок один градус. Очень отчетливо помню тот день и все свои ощущения – я умирала, хотя признаков болезни не было. По каким-то причинам врача не вызвали. Ночью был жесточайший кризис, а на утро все прошло, как будто ничего не было. Такими вещами я больше не шутила. На всю жизнь у меня осталось ощущение чего-то непонятного, необъяснимого, страшного и не позволяющего вольностей на эту тему.
Дедушка Алексей тоже помолодел, но до сорока пяти, выглядел очень хорошо. Потом я увидела, что он читает книгу, что было совсем удивительным. Ольга помолодела примерно до двадцати восьми – тридцати лет. Дедушка Степан на третий день вымаливания стоял в первой шеренге перед закрытыми вратами Раи вместе с другими людьми.
Врата Раи потрясали своим великолепием и величественностью. Они были настолько высокими и широкими, что их нельзя было окинуть взором. Ажурные, очень толстые, из черненного резного золота, около пятидесяти сантиметров в толщину, богато украшенные драгоценными камнями, они переливались на солнце всеми цветами радуги. Врата произвели на меня незабываемое впечатление неземного величия и великолепия. Драгоценные камни, которыми они были украшены – рубины, сапфиры, изумруды и бриллианты, были наполнены яркими красками и светом, они сверкали не по земному. Это лишь приблизительное описание этой тайны, поскольку человеку своим умом невозможно полностью осознать увиденное там.
Через два дня я увидела Степана уже перед открытыми вратами Раи, он всматривался вперед очень взволнованно и с некоторым испугом. На следующий день дедушки там не было, но я увидела, что Ольга встревожена, и муж переживал, что с дедушкой и где он. На следующий день, Ольга сказала, обращаясь прямо ко мне: жду! – и улыбнулась, тоже мне. От чего я просто онемела, поскольку поняла, что обратилась она именно и непосредственно ко мне, что было впервые. На третий день я увидела Степана в светлом обрамлении, рядом с Ольгой. И мы поняли – дедушка был на повторном частном суде и прощен.
На следующий день я каким-то образом поняла, что могу спросить и спросила у Ольги, что она хотела бы передать сыну; она сказала: добре, сыночек, и передала воздушный поцелуй. Степан, приложив правую руку к сердцу и слегка склонив голову, тоже поблагодарил: добре, внучек. Обратившись ко Пресвятой Богородице, я спросила, если позволено, можно ли мне узнать, что с другой моей бабушкой, Феодосией. Через время я увидела шар огня, из которого в разные стороны исходили огненные канаты, как я поняла Феодосия была внутри шара.
Через два дня я увидела Феодосию посреди изможденных людей в огромном и темном бараке, который был забит ими до отказа. На следующий день над ней появился луч; Феодосия посмотрела на него, отрывисто и прищурившись, несколько нехорошо насторожившись. Луч не досягал бабушки, через пять секунд его не стало. Как мы поняли, в своей жизни она чего-то такого натворила и вымаливать ее будет трудно.
Тайком от меня муж горячо молился ко Пресвятой Богородице за Феодосию и очень просил простить ее; он был тронут тем, что я рассказывала о ней и ее тяжелой жизни.
О Феодосии и Ефиме, бабушке и дедушке по линии отца, я почти ничего не знаю, поскольку отец никогда мне о них не рассказывал. Дедушка Ефим погиб на фронте в 1941 году, бабушка Феодосия воспитывала пятерых детей в одиночку, один ребенок умер в возрасте пяти лет, мой отец – самый младший. Жили они в крайней нужде, бабушка – простая женщина, стирала на чужих людей, мыла им полы и убиралась. У нее была невероятно тяжелая безпросветная жизнь, вся в безконечной работе, с единственной целью – прокормить и одеть детей. Замуж она так и не вышла, всю свою жизнь она посвятила детям. Дети выросли, выучились, стали успешными людьми и … благополучно о маме забыли. Старший брат моего отца работал в министерстве иностранных дел и жил со своей семьей за границей. Одна сестра работала во «внешторге» и жила всей семьей в основном тоже за рубежом. Другая сестра вышла замуж за дипломата, и приезжала в страну изредка. Отец занимал должность начальника крупного цеха на военном заводе союзного значения, и у него тоже все было хорошо.
Феодосия, растратившая свои силы на воспитание детей, была слабенькой и часто болела, но ей никто не интересовался. На почве одиночества у нее развилось расстройство нервной системы. Поскольку трое ее детей жили за границей, а мы – в коммуналке, взять ее к себе «ни у кого не было возможности», бабушке наняли сиделку. Потом ее отдали в дом престарелых, мои родители посещали ее очень редко, иногда они брали с собой и меня. Когда я видела ее в последний раз, бабушка Феодосия сидела на убогой казенной кровати и тихонечко очень горько плакала. Вскоре после этого ее не стало…
На следующий день я увидела Феодосию, она стояла перед закрытыми Вратами Раи среди людей. Через два дня Врата приоткрылись. Еще через три дня, на одиннадцатый день вымаливания, я увидела ее в ореоле света – Феодосия была прощена. Находилась она в состоянии неописуемой радости и меня не видела, как и все наши в первое время.
В один из последующих дней на молитве я увидела пустыню ада, окаймленную невысокими горами и бредущую по пыльной дороге Татьяну, другую бабушку моего мужа, по линии отца. Выглядела она ужасно: сгорбленная фигура, изможденное лицо ее было испрещено глубокими морщинами, одета она была в мрачную потрепанную одежду. Пустыня была зловеще освещенной, без единой растительности, а бабушка выглядела предельно напуганной.
Когда я рассказала мужу о Татьяне, он горячо попросил Пресвятую Богородицу походатайствовать за нее перед Господом и на молитвах за усопших, помимо вымаливаемых родных стал добавлять имя бабушки со словами – если возможно.
На следующий день я увидела, что дорога перед Татьяной стала проселочной. Наступило что-то, похожее на рассвет, как будто вот вот поднимется солнце. Фигура у нее выпрямилась, морщины разгладились, в руке появился посох. Одежда стала лучше – светлый верх, темный низ, как у крестьян средневековья; бабушка выглядела повеселевшей, она шла вперед уверенно.
На следующий день мы с мужем поссорились. И на молитве я с ужасом увидела, что у Татьяны все вернулось назад – сумерки, мрачная дорога, сгорбленная фигура, морщины, изможденность, безнадежность, страх, потрепанная одежда.
Сразу же мы помирились, и через несколько дней я увидела, что у Татьяны все хорошо, она снова в чистой одежде, а на горизонте показалась белая высокая городская стена какого-то старинного города. На следующий день бабушка находилась уже в этом городе – с узкими, но очень уютными улочками. Город освещало яркое солнце, однако людей в нем не было. В последующие дни город стал постепенно наполняться людьми, человека по два, по три, на улочку. На стенах улиц были приступочки, ниши в виде лавочек, на них можно было сидеть. Татьяна же обвыкалась с новой обстановкой. Каким-то образом я ощутила, что в городе был легкий воздух, каждое мгновение там было наполнено жизнью.
На следующий день я попросила Пресвятую Богородицу, если возможно, показать обители наших родных. И я увидела обитель Елизаветы с Алексеем, это что-то немыслимое – я увидела дворец из белоснежного мрамора с высокими колоннами, строгий и величественный, размером больше Исаакиевского Собора в Петербурге, примерно в полтора раза. Вокруг дворца росли цветы неземной красоты. Невдалеке от дома находилась беседка для отдыха из белого мрамора. У входа в дом стояли красивые белые мраморные скамьи. Внутри был огромный холл, одним концом он упирался в молельную комнату. Полы украшали пышные ковры красного цвета без узоров. Все комнаты были очень большими. Посреди спальной, метров пятидесяти, возвышалось величественное ложе огромного размера из белого мрамора с синим одеялом с золотыми звездами и золотыми кисточками по углам. В одной из комнат я увидела на столе необыкновенно красивую чашку с напитком, от нее вверх неописуемо живописно струился легкий пар. Потом я побывала в молельной комнате, она была просто огромной, метров на сто пятьдесят или даже двести. Вдоль иконостаса шла солея. Образы святых были поясными и люди на них были, как живые. Иконы излучали необычайно сильное сияние. Оклады икон были непередаваемо красивыми – резными, из черненого золота. Еще я смогла внимательно рассмотреть бабушку, у нее необыкновенно стройная, воздушная, чуть полупрозрачная фигура, лицо ее светилось – это очень трудно описать словами. Бабушка необычайно красивая, от всей ее фигуры и лица исходит легкое сияние.
На следующий день, на молитве, мне показали обитель Ольги со Степаном – великолепный огромный деревянный дом с резным обрамлением и башенками, похожий на Храм Божий имени Василия блаженного Московского, немного меньший размером. Вокруг дома росла необычайно яркая свежая и шелковистая трава. Когда я подумала, как она колосится на ветру, я почувствовала легкое дуновение необычайно ласкового ветерочка и увидела, как он мягко и нежно перебирает травку. Каждая травинка была непередаваемо красивой, как будто каждую вырастили отдельно и затем очень бережно и очень любовно посадили друг к дружке. Внутри дома был широкий коридор с многочисленными большими арками по обе стороны. Через проемы арок были видны просторные комнаты. Ковры на полу были с красивым орнаментом, повсюду было очень уютно. Своим противоположным концом коридор упирался в молельную комнату метров на пятьдесят. Центральная часть молельной была устроена как иконостас в Храме, но без Врат. От пола до потолка все пространство было занято иконами, источающими легкое сияние. Размеры икон примерно метр двадцать в высоту и около восьмидесяти сантиметров в ширину, оклады были выполнены из резного черненного золота. И я снова ощутила присутствие святых людей.
Возле дома я ощутила благорастворение воздуха, безмятежность и любовь окутывали и пронизывали каждую клеточку. Ольга и Степан выглядели, как голливудские кинозвезды. Черты их лиц были исправлены и не имели изъянов, неземные фигуры были необыкновенно стройными и грациозными.
На следующий день я снова оказалась у Ольги со Степаном. Возле их дома стоял открытый экипаж голубого цвета с золотыми звездами, запряженный тройкой лошадей неземной красоты. Степан был рядом с каретой в красивом длиннополом кафтане-френче темного цвета. Неожиданно он предложил:
– Садись дочка, я тебя покатаю, – но я испугалась и отказалась наотрез.
Вскоре пришла Ольга и так тепло и с любовью пригласила, что я согласилась. Одета Ольга была в белое платье старинного покроя и белый платок-накидку, покрывающий плечи и мягко обрамляющий голову. Внутри карета была отделана обивкой светлого цвета. Ольга взяла меня за руку и я ощутила легкое прикосновение, но себя я там не видела, я только чувствовала, что там нахожусь. Какое-то время мы не могли тронуться, потому что мне трудно было представить себе какое-либо движение там, в Раи. Немного погодя Ольга спросила:
– Готова? – я ответила, что да и мы плавно тронулись.
Было ощущение, будто мы плывем. Постепенно скорость начала возрастать, я испугалась и неожиданно для самой себя вышла из видения. На следующий день Ольга спросила меня:
– Тебе понравилось? – я ответила, что да.
В один из последующих дней я снова обратилась с просьбой ко Пресвятой Богородице, аще возможно, показать, как живут наши близкие и оказалась у Ольги со Степаном. Степан сидел на берегу необычайно прекрасной широкой реки с ровными берегами, поросшими живописной травой изумрудного цвета и ловил рыбу на удочку. Заметив меня, он приветливо улыбнулся. Повсюду необычайно мелодично пели птицы.
Затем я оказалась рядом с мамой моего мужа. Ольга хлопотала о чем-то по дому и тоже обрадовалась, когда увидела меня. Когда я спросила, молятся ли они в Раи и ходят ли в Храм, она ответила, что ходят в Храм каждый день и там поют.
На следующий день я увидела своего дедушку – Алексея, он стоял в молельной и с большим сокрушением молился. А затем я увидела бабушку Елизавету. На вопрос, молится ли она, бабушка ответила:
– Все время.
– А Алексей?
– Учится молиться и очень старается.
– Скучаю по тебе очень, бабушка.
– Не печалься и молись, – ответила она с большой любовью и ласково улыбнулась.
На следующий день я попросила показать обитель Феодосии. Это был простой деревенский домик, опрятный и чистенький. Перед домиком стояла скромная деревянная лавочка. Солнца не было, но было очень светло – на дворе стоял ясный, слегка пасмурный, летний день. Как я поняла, в мире Раи все причисляется к наградам, а награды даются за проведенную земную жизнь и за труды вымаливающего. Нет трудов – нет и наград.
Благорастворения воздуха у Феодосии не было, но дышалось легко. В домике все было очень скромно: лавки, стол, тканые дорожки и простая утварь. В красном углу – образ Пресвятой Богородицы. Икона крупная – сантиметров пятьдесят в ширину и девяносто в высоту, изображение Царицы Небесной было на ней портретное, по пояс. От иконы исходило легкое сияние, было ощущение присутствия Преблагословенной Владычицы нашей. Во всем и везде ощущалась абсолютная безмятежность и спокойствие.
На вид Феодосии было около семидесяти лет, но выглядела она очень хорошо, почти без морщин. Одета она была в простую добротную одежду: светлую блузку с длинным рукавом и светло-серую юбку. Когда я пришла к ней, она сидела на лавочке перед домом и говорила сама себе, повторяя: я жду, жду… хорошо здесь. Как я поняла, она ожидает Ефима. Увидев меня, Феодосия обрадовалась и мы посидели немного на лавочке. Затем она пригласила меня в дом и предложила холодной воды, но я отказалась, на что муж потом искренне недоумевал: как можно было отказаться от воды в Раи, тебе же ее там не каждый день предлагают?!
Когда мы с Феодосией сидели в доме за столом друг напротив друга, я спросила:
– Вы меня помните?
– Нет, дочка, – она смущенно улыбнулась и поинтересовалась:
– А кто ты?
– я ваша внучка, – ответила я, но Феодосия будто не слышала меня (потом я поняла, что она не готова это знать).
– я ваша родня, – сказала я, но бабушка отрицательно покачала головой и с большим сожалением ответила:
– Нет, дочка… – больше я не смогла там находиться и самовольно вышла из видения. Дома я не смогла удержаться от слез.
На следующий день, мы с мужем решили спросить у Пресвятой Богородицы, что нам делать со зданием, из-за которого судились с бывшим. Что об этом человеке можно сказать – приезжий, из глухого, забытого всеми крохотного украинского городка. Окончил школу, приехал в Москву, поступил в университет, женился; жена из далекого татарского города; родилась дочь. Все вместе, втроем, они жили в общежитии в крошечной шестиметровой комнатке. Когда бывший появился в моей жизни, я все еще была замужем, у меня росла дочь – ей исполнилось тогда три годика. Почему все еще замужем? Потому что первый бывший бросил нас и ушел к женщине, но у них ничего не получилось и он упросился назад. В принципе, не в моих правилах прощать предателей, но бывший был отцом моей дочери, я не хотела, чтобы их отношения разрушились по моей вине. Собственно, только из-за неверности первого, второй бывший получил шанс появиться в моей жизни.
Окончив школу, я не поступила в институт, завалила экзамены. По комсомольской путевке пошла на работу в госкомстат. Там мне предложили на выбор: непыльную работу на девяносто рублей в месяц, либо в типографии – на сто тридцать. Клюнула на большую зарплату. Через месяц поняла, что сглупила, работы было невпроворот, но отступать было уже некуда. Пришлось упорно потрудиться, совмещая тяжелую работу с вечерними курсами. На следующий год я успешно поступила. Через пять лет получила высшее образование экономиста. После института соседка по нашему дому помогла устроиться на работу в исполком, где я начала делать успешную карьеру, но родила дочурку и пошла домой – высиживать и воспитывать дитё. Первый бывший тоже был человеком приезжим, работать особо не любил, какое-то время перебивался случайными заработками официантом в ресторанах, потом надолго засел дома, на работу пришлось идти мне.
Для того, чтобы молоденькие наивные девочки, какой была и я, не клевали на очень хитрую, очень сильную и очень действенную уловку со стороны парней, нужно обязательно о ней рассказать. Дело в том, что я воспитывалась на книгах Ремарка, Драйзера, Гюго, Стендаля, Бальзака и других писателях мировой классики и выросла человеком мягким, добрым и открытым. Что первый бывший, что второй – все сыграли на материнском чувстве. Все они мягко давили на жалость и просили обогреться. Любая женщина понимает, это чувство – самое сильное. И если правильно повести себя, ни одна из нас не устоит, это правило, это – аксиома. К сожалению поняла я это только после того, как познакомилась с настоящим и единственным моим мужем. Настоящим и единственным по букве и по духу, с ним меня соединил Сам Владыка Господь.
В исполком идти было нечего – лихие девяностые оставили госслужащих без всего, в том числе и без зарплаты. Работа нашлась в продуктовом магазине, который открыли в соседнем доме, к превеликой моей радости. В основном там работали люди с высшим образованием. В России был такой период, когда высокообразованный народ остался не у дел, а у предпринимателей появилась мода – на каждое место ставить человека с дипломом. Но это неважно, важно что дочка была всегда рядом. В любой перерыв я могла быстренько ее проведать.
И вот в этом магазине со мной и познакомился второй бывший. После знакомства с ним у меня как-то непонятно быстро и лавинообразно начало расти чувство симпатии, с которым я боролась целых два года, но натиск этого человека был необычайно велик. По сути дела, он меня просто преследовал, но делал это крайне аккуратно, мягко и неназойливо. Иногда он даже исчезал на неделю, что невольно я начинала безпокоиться, куда это он пропал. Затем он снова появлялся, и все начиналось снова, бывший неожиданно вырастал у меня перед глазами – то в магазине, то на детской площадке, то на прогулке в парке. Создавалось впечатление, что он вездесущ. Через два года я сдалась и оставила первого бывшего, который довольно болезненно пережил разрыв, мне было его искренне жаль. Но после его предательства отношений у нас не было, мы просто жили в одной квартире.
Перед самым разводом второй бывший ухитрился познакомиться с первым и даже подружиться с ним, что меня здорово озадачило. Объяснения я этому факту тогда найти не смогла, опыта не было. Подружившись, второй предложил первому открыть свое дело – компанию по производству продуктов питания. Естественно, вместе со мной. Почему естественно, потому что денег ни у кого не было, открыть компанию второй предлагал на средства, вырученные от продажи моей квартиры. Когда я об этом узнала, я даже слышать ничего не хотела – я боялась остаться на улице с несовершеннолетним ребенком на руках. К тому же мой отец предупредил сразу:
– Если у тебя ничего не получится, на нашу жилплощадь не рассчитывай!
Второй бывший не успокоился, он долго и терпеливо обхаживал меня, велеречиво расписывая открывающиеся возможности: никто не мешает работать, стремительный рост, полный достаток, неограниченные возможности и все такое в таком духе. В конце концов, мне уже и самой захотелось испытать свои возможности, в которых я была уверенна всегда. А тем же временем со мной познакомился один молодой обезпеченный итальянец, настойчиво предлагающий мне выйти за него и уехать в Италию. Что там все время будет хорошо и солнечно, что мне ничего не нужно будет делать, кроме детей. Но в этом он как раз и промахнулся, я никогда не была нахлебницей и быть ей не хотела ни за что; я всегда стремилась быть полноценным и равноправным членом не только общества, но и семьи.
Удивительно, но сразу после итальянца со мной хотел познакомиться наш русский предприниматель, просто невообразимо обезпеченный. Предприниматель каким-то образом увидел мой потенциал и предлагал работу, карьерный рост и необозримую перспективу, не делая акцент на личных взаимоотношениях. Ходил он за мной очень долго, около двух месяцев. Предложение его совпало с предложением второго бывшего и я оказалась перед выбором, сделать который было очень нелегко. Больше я склонялась к предложению предпринимателя и долгое время внутри меня шла нешуточная борьба, но выбрала я все же собственное дело.
Сейчас я понимаю, я должна была пройти через все что прошла, Господь ведет свою овечку к Себе долгими, окружными путями – где травки вырастит шелковистой, где хлебушка положит корочку, где солью вкусненькой посыплет, чтобы каждая пришла к Нему.
В общем, продала я квартиру и на вырученные деньги мы открыли компанию. Акции распределили следующим образом: двадцать пять процентов принадлежали первому бывшему, двадцать пять отошли ко мне, а пятьдесят – бывшей жене второго бывшего, поскольку сам он находился в стране нелегально, с просроченным паспортом несуществующего уже советского союза и оформить документы на себя не мог. Убейте меня, но я не знаю и не понимаю, о чем я тогда думала, когда согласилась на эти смешные проценты, учитывая, на чьи деньги мы начали работать.
Вскоре мы с первым развелись, со вторым пришлось жить в гражданском браке по причине отсутствия у него действительных документов. Обидевшись, первый отказался от своей доли в компании, но долгое время приезжал к нам домой каждую неделю – проведать дочь. И мы предложили участие в деле моему отцу. Не раздумывая, он дал согласие и стал новым акционером, пока только на бумаге – нам катастрофически недоставало времени, чтобы переоформить документы компании.
Второй бывший нравился всем, понравился он и моим родителям. Вообще-то они всегда с холодком относились ко всем моим знакомым, невзирая на пол и возраст, а здесь произошло нечто невообразимое – они просто души в нем не чаяли. Особенно мать, настолько второй был со всеми умопомрачительно обходительный и галантный. Это было удивительно, мои родители ставили его всем в пример!
Началась тяжелая трудовая деятельность – не было ни свободного времени, ни возможности расслабиться даже на минуту. Жить пришлось на съемной квартире. Второй бывший сразу же снял квартиру для своей бывшей жены и дочки, куда они с радостью и переехали из общежития, хотя денег в это время нам не хватало даже на продукты питания. Но все это было для меня неважным. Важно, что была цель – поднять на ноги собственную компанию! И еще, нужно было непременно купить квартиру, я не хотела, чтобы моя дочь скиталась по миру.
Вначале гендиректором компании была я, но это еще не значило, что я ей управляла. По необычайно настойчивым просьбам бывшего мы арендовали производственные помещения у его однокурсника, на территории оборонного предприятия. Это было и дорого, и вход на производство для бывшего был закрыт как иностранцу, но как раз это его устраивало – он занялся бухгалтерией и денежными потоками в офисе. Наладкой производства, запуском и всей последующей работой пришлось заняться мне одной, в одиночку, поскольку отец с порога заявил, что ничего в этом не понимает и разобраться никогда не сможет, он может помочь только по техническим вопросам и снабжению.
Все пришлось узнавать и начинать с нуля. Пришлось очень многому научиться и многое освоить, поскольку о пищевом производстве до этого времени я не имела ни малейшего представления. Чтобы научить кого-нибудь работать правильно, нужно вначале научиться делать это самой – я становилась на каждую операцию, чтобы тщательно отработать все технологические процессы и все цепочки производственных циклов. Было невероятно, немыслимо тяжело, дома я засыпала сразу, как только голова касалась подушки, а по утрам усилием воли поднимала себя с постели.
Через полгода, в момент, когда работы было невпроворот и не было времени лишний раз вздохнуть, отец обиделся на какой-то пустяк и заявил:
– Больше я так работать не хочу, я в своей жизни наработался. Дальше, как хотите, но без меня, – положил ключи от машины, развозившей готовую продукцию, и ушел домой.
Оставшись без поддержки, пришлось мобилизовать все силы, чтобы справиться с возросшей нагрузкой. Но постепенно все нормализовалось, все проблемы разрешились и дело пошло по прямым и широким рельсам … и отец решил вернуться. Безусловно, я его простила, хотя как раз прощения он и не просил, просила за него мать. Жалко было их, они оба сидели дома, без работы, найти в их возрасте что-то приемлемое в Москве нелегко, можно даже сказать – нереально. Но загвоздка была в бывшем, который втайне отца терпеть не мог. Об его истинных чувствах я догадывалась, но отцу никогда ничего не говорила, не хотела расстраивать. Пришлось выслушать много несправедливых вещей и всякого откровенного бреда, пока бывший не согласился. В принципе, он был в этом прав, я это и сама знала – один раз предавший, способен сделать это повторно. Через время я настояла, чтобы акции компании достались и отцу. Распределились они следующим образом: у бывшего был сорок один процент, столько же у меня, а у отца – восемнадцать. По сути дела эти акции я отцу подарила, чтобы он чувствовал себя среди нас уверенно.
Компания набирала обороты и вскоре мы заняли лидирующее место в своем сегменте; бывший начал усиленно просить, чтобы я помогла ему легализоваться и уговаривал расписаться – это был единственный способ прописаться в Москве. К этому времени я успела узнать не самые лучшие стороны его характера и замуж за него не стремилась. С другой стороны я считала, что не помочь ему будет нечестно. Чтобы расписаться, нужен паспорт, а его как раз у бывшего и не было. Делать нечего, я пошла к начальнику паспортного стола и упрашивала его до тех пор, пока он не согласился. Зачем мне это было нужно, я до сих пор не понимаю. Вскоре бывший был не только с паспортом, но и с российским гражданством и московской пропиской.
К этому времени я успела накопить деньги на новую квартиру – вернулась сумма, вложенная от продажи квартиры, и набежали проценты по моим акциям. По Божиему Промыслу я купила трехкомнатную квартиру и долго недоумевала, зачем я это сделала, мне нужна была двухкомнатная.
Отдельно остановлюсь на том, каким причудливым образом распределялись наши совместные доходы, поскольку это необычно. Все мы – и я, и бывший, получали зарплату и это были наши общие деньги, на которые мы жили. Доходы от акций считались личными каждого из нас. И вот любой гвоздь, который я покупала в квартиру, покупался только на мои деньги. Почему так происходило, я не понимаю, но в каждый момент мне всегда все очень «красиво» объясняли, я имею в виду бывшего. Свои же средства он тратил на съем квартиры для своей бывшей семьи, на ее содержание, и откладывал на покупку квартиры для них.
Прописаны мы были в квартире моих родителей – бывший внушил мне, что моя квартира может понадобиться в любой момент в качестве залога на случай срочного вложения средств в дело. Срочно вложить потребовалось сразу, но я не хотела закладывать новенькую квартиру. И эту тему бывший развивал так долго, пока я не согласилась. В банке от меня потребовали кучу справок, в том числе из псих-диспансера, меня это так отрезвило, что я потом на эту тему даже разговаривать отказывалась.
В двухтысячном году, через четыре года после основания компании, бывший впервые попал на производство и в первый раз увидел все своими глазами. Через год, в две тысячи первом я уговорила и бывшего, и отца, купить собственное здание для производственных нужд, поскольку мы тратили огромные средства на аренду чужих помещений. Никто не хотел этим заниматься, искать пришлось мне. Через несколько месяцев упорного сидения в интернете и на телефоне, удалось найти подходящее трехэтажное здание в московской области. Когда мы его осматривали, все воротили носами и говорили, что только сумасшедший может купить «это». Тем не менее, я их уговорила, и мы здание приобрели. Оформили покупку на бывшего, потому что другие варианты даже не рассматривались. То есть, оформить здание на меня никто даже не подумал. О чем же я сама в тот момент думала, также остается для меня загадкой.
Затем, по какому-то «нелепому стечению обстоятельств», финансовые документы компании попали на городскую свалку; я даже туда ездила, в надежде их отыскать. Перепачкавшись с ног до головы в прямом смысле этого слова, испортив всю одежду, я сумела найти только мизерную часть документации. Компанию пришлось продать, поскольку без утерянных бумаг нас бы просто прикрыли. Документально открыли новую. И бывший убедил меня, что генеральным директором теперь должен быть он, а мое место – место директора по стратегическому развитию, поскольку одновременно я занималась не только производством, но и развитием компании.
Здание отремонтировали по моим чертежам, я же разместила там производство. Чего мне это стоило, не знает никто. Абсолютно все делала я – нанимала рабочих, заказывала стройматериалы, контролировала ход работ и даже людей на работу нанимала тоже я. Это происходило в жуткий мороз, я его просто не переношу – теряю сознание. В не отапливаемом здании я провела весь день и чуть с ума не сошла. В это время и бывший, и мой отец, были «очень» заняты, разъехались «по делам». Производство получилось образцово показательным. К нам на экскурсию приходили и приводили многочисленные комиссии различных инстанций. На рынке мы заняли твердое лидирующее положение, мы регулярно участвовали в международных и региональных выставках, что стоило мне неописуемо невероятных усилий. Очень долго никто не хотел понять, что именно этот путь приведет нас к успеху. Приходилось месяцами выбивать собственные деньги у бывшего на все: на рекламные буклеты, на оборудование для выставки, на одежду для промоутеров и на каждую скрепку!
Вскоре я начала замечать, что бывший начал меняться. В принципе, это произошло намного раньше, но я была слишком занята развитием компании, а теперь я почувствовала что-то очень уж нехорошее. Оказалось, что у бывшего неслужебные отношения с молодой девушкой, бухгалтером, которую он вскоре назначил на должность главного.
Это был ужасно и отвратительно! … я приняла твердое решение развестись, хотя и было непонятно, как после этого сложатся наши рабочие отношения. Это смешно, но мои родители пытались меня отговорить, однако жить с человеком, который нагло, подло и коварно обманывал меня, я не могла. После развода работать стало сложнее, по отношению ко мне главный бухгалтер вела себя невежливо, мягко говоря.
… я просила бывшего уволить девушку, но он меня уже просто не слушал. С каждым днем «главный бухгалтер» вела себя все более развязно и более хамски. Самое ужасное – эта сладкая парочка контролировали все наши денежные потоки. Компания работала и приносила огромную прибыль, но денег постоянно не было, они каким-то странным образом все время куда-то уходили, куда-то вкладывались и перекладывались. Все – и оборудование, и машины, все было заложены под нескончаемую вереницу кредитов, которым не было конца и края. На меня уже никто не обращал внимания, бывший со своей любимой спокойно обтяпывал свои дела. Никогда и ничем не интересовавшийся отец наладил с главбухом теплые приятельские отношения и пытался убедить меня, что она милая и прекрасная девушка. Когда я пришла к нему и попросила помочь разобраться в делах, отец сходил к бывшему, задал ему несколько простых вопросов и спросил осторожно – а где наши деньги? И когда получил невнятный ответ … успокоился!
Было трудно и больно работать в собственной компании, не понимая, в качестве кого я теперь там тружусь. Особенно было больно, что некогда близкий человек стал мне совершенно чужим. Через три месяца после разрыва отношений я разместила на одном из сайтов знакомств свое объявление, не отдавая отчета, зачем это делаю, потому что в чудесные заочные знакомства я решительно не верила. Заполняя анкету, я отвечала на вопросы односложно и максимально кратко, одним словом. На третий день мне написал мужчина из Киева. Писем я получила очень много, от многих мужчин, но письмо этого человека меня задело. В нем был только один вопрос:
– Краткость, сестра таланта?
Завязалась переписка, наши отношения стремительно развивались. Через месяц интенсивного общения, в котором мы раскрывали друг другу свои души и месяц ночных разговоров по телефону, в которых мы с каждым днем становились все ближе и ближе, мы поняли, что должны быть вместе. И еще, мы вдвоем чувствовали, что не нашли в своей жизни чего-то самого главного и важного, что было удивительным. Оставалась единственная преграда – мы жили в разных городах. У меня была дочь, школа, родители, злосчастная компания, у мужа – многочисленные дела, брат, престарелый отец и взрослый сын. После долгих раздумий он решил переехать ко мне и мы начали новую жизнь – муж пытался найти себя в чужом городе, а я продолжила работу в «своей» компании.
На протяжении нашего короткого знакомства я успела рассказать ему о своей ситуации. С одной стороны немыслимый ежемесячный доход, с другой – полное отсутствие денег. Подолгу задерживалась даже зарплата исключительно всем сотрудникам и работникам. На все вопросы я по-прежнему получала только туманные ответы бывшего и кривые ухмылки главбуха. Однажды муж не выдержал и задал мне простой вопрос, на который я не смогла ответить даже себе: – а почему ты не уволишь ее, зачем ты все терпишь и довела ситуацию до такого ненормального состояния?
Это смешно, но оказалось, что я не могу этого сделать. На мое требование уволить главного бухгалтера я получила жесточайший отпор бывшего. Что делать дальше, я не знала, разговоры с отцом были безполезны, его все устраивало. И только после разрыва наших отношений выяснилось, что бывший активно общался с моими родителями, влез к ним в полное доверие и всеми мыслимыми и немыслимыми способами держал стариков на крючке, ублажая их всячески и обхаживая.
За помощью я обратилась к мужу. Посоветовавшись, мы решили, что он выйдет на работу в компанию, и мы решим эту задачу вдвоем. С мужем встретился бывший и попытался очаровать его своей обходительностью. Сделал он это как всегда невероятно убедительно; муж, человек искушенный, долго не мог поверить, что перед ним – волк в овечьей шкуре.
Родители моим выбором не были довольны, контраст между «льстивым угодником» бывшим и мужем, человеком воспитанным, но прямолинейным, был разительным – муж не занимался очковтирательством и никому не стремился понравиться.
Погрузившись с головой в работу, муж вскоре вскрыл гигантскую схему воровства на производстве и в отделе снабжения. Главным махинатором был главный снабженец – человек, устроившийся к нам на работу недавно. Полгода назад у него не было денег на еду, а недавно он приобрел дачу в ближайшем Подмосковье и присматривал квартиру в центре Москвы! С треском и позором муж вышвырнул из компании несколько человек, как отъявленных воров и негодяев.
Человек очень ответственный и безкрайне требовательный, в первую очередь к самому себе, муж за короткое время выстроил новую схему работы производства, направленную на достижение максимально высокого качества выпускаемой продукции, исключив какие-либо сделки с совестью, на которые производители продуктов питания идут так часто. Повысилось качество работы, в механизмы взаимодействий между структурами предприятия муж вносил свой богатый опыт работы в Европе. Все агрегаты и машины, ремонтируемые до этого чуть ли не ежедневно, волшебным образом начали работать безперебойно. Санитарные требования выполнялись рабочими настолько тщательно, что культура производства начала удивлять даже проверяющих. Продукция стала неописуемо вкусной, муж дегустировал ее каждый день лично. Объемы производства и продаж выросли вдвое! Наконец-то рядом со мной был человек, полностью разделяющий мои взгляды на мир и дело! Теперь я могла спокойно и в полную силу заняться стратегическим развитием компании и разработкой новых продуктов. Планы у нас были нескромные – мы хотели выйти вначале на европейский, а затем и на мировой рынок.
Вначале все обрадовались, что дела пошли лучше. Затем обозлились, потому что нужно было работать быстрее и эффективнее в разы. Потом все дружно возненавидели мужа, поскольку он никому не давал возможности «спокойно работать». Все это время бывший понимал – вопрос о финансовом состоянии компании вскоре встанет ребром и на него нужно будет дать вразумительный ответ. Интересы всех участников событий совпали. Пока мы были заняты делом, бывший вместе с моим отцом готовили коварный план.
Для злодея, все люди злодеи! Для вора – все воры, которые всего лишь умеют хорошо скрываться и пока еще не попались. Родители, обольстившись словами бывшего, решили – мой муж приехал в Москву, чтобы захватить компанию и ограбить всех нас. Но никто из них не знал, что о компании он узнал уже в Москве, в анкете я указала, что работаю рядовым менеджером.
Сбившись в стаю, все – мой отец, бывший и подавляющее большинство сотрудников компании, набросились на нас и закричали – ату их, ату! Заручившись поддержкой отца, бывший получил контрольный пакет акций и произвел силовой захват компании. Вначале он обнулил счета, затем обанкротил компанию и открыл новую, где акционерами были уже только они с отцом.
Российские законы смешны, несуразны и аморальны! Если вы стащите в супермаркете чипсы, вас засадят в тюрьму года на три, но если вы грабите компании, занимаетесь недружественными поглощениями или силовым захватом предприятий, привлечь к ответственности вас будет крайне сложно.
Название компании бывшие компаньоны оставили прежним, бренд был хорошо раскручен. Вину за банкротство возложили на меня и подали в арбитражный суд, адрес для корреспонденции указали свой. Суд признал меня виновной, поскольку о суде я даже не знала. Зато узнала о вынесенном им решении, вступившем в законную силу – в этом удовольствии мои компаньоны отказать себе не сумели. Все мои акции пошли на покрытие недополученной прибыли, издержек и неустоек. Оборудование, машины, технику и мебель компании коммерсанты перепродали самим себе за безценок; перевели клиентскую базу; на работу в новую компанию сотрудники перешли полным составом. Поставили вооруженную охрану на производственное здание; не отдали наши личные вещи и не вернули итальянскую мебель, которую муж привез из Киева для своего рабочего кабинета. Под угрозой немедленного увольнения сотрудникам запретили с нами общаться.
Затем бывший подал на меня в суд за невыплату зарплаты работникам компании, заявления написали одиннадцать человек. Потом обвинил мужа в хищении месячного фонда заработной платы производства, хотя мы и свою не получали последние два месяца. После, подал в суд на раздел моей квартиры, доставшейся мне нечеловеческими усилиями. В наше отсутствие часто забирался к нам в дом, ключи забирать у него мне было неловко – не хотела травмировать, и не побрезговал забрать вещи, которые посчитал своими. Исподтишка испортил дорогой телевизор, всю аппаратуру, компьютеры, принтер, стиральную машину и холодильник. Угрожал мужу физической расправой, и вообще, наделал нам очень и очень много всяких мерзостей.
На нас вылили тонну помоев – меня представили перед всем миром женщиной свободного поведения, которая каждые семь лет должна сменить мужчину. В суде меня называли буфетчицей, пытаясь доказать, что деньги на квартиру я заработать самостоятельно не могла, что я просидела всю свою жизнь в теплом кресле и проработала статисткой, и все в таком духе. А мужа представили как альфонса, сожителя, растлителя малолетних и человека самого низкого пошиба. И мои родители не только полностью во всем поддерживали бывшего, но и приняли самое активное участие в этой охоте на собственную дочь и ее мужа.
С несовершеннолетней дочерью на руках мы остались без всего: не было средств не только на адвокатов, но даже на продукты питания. Самое ужасное было в том, что я не могла понять отца. Если с бывшим все было понятно – он оказался отъявленным негодяем и мы были для него чужими людьми. Но почему мой родной отец сделал такой ужасный выбор и предал не только меня, но и внучку, которую невообразимо любил? Прежде я даже предположить не могла, что подобное вообще может произойти.
Первый раз в своей жизни мы оказалась в ситуации, когда в магазин было идти незачем. Не было возможности приобрести дочери элементарные вещи для школы. Втроем мы прошли через жуткий голод, невыносимые унижения, безконечные слезы и горечь от предательства когда-то близких людей.
Пока мы продавали вещи из дому, мои бывшие компаньоны вольготно радовались жизни, пользуясь тем, что мы с мужем успели сделать: умопомрачительно высоко взвинченные объемы продаж, новые продукты, блестящие перспективы. У нас были непередаваемые лишения, а у них – безконечные заграничные вояжи, покупки новых недвижимостей, автомобилей, и новая развлекательная программа: разбирательства в судах с дорогими адвокатами и тотальное высмеивание бывшей жены и ее сожителя.
Вспоминать те дни трудно и больно, сердце по-прежнему сжимается от пережитого предательства, но тогда мне казалось, что это конец – жизнь остановилась навсегда. Пытаясь понять выбор родителей, вычеркнувших из своей жизни дочь и внучку, я просто не могла поверить в случившееся. В те дни я много передумала и многое проявилось в другом свете. То, что я всегда пыталась отодвинуть от себя и старалась не брать во внимание – поступки родителей, их слова и безконечные требования. Ежедневно я обязана была справляться об их здоровье и относиться к ним крайне почтительно, как к людям, подарившим мне жизнь и многое, многое другое. Вспомнились слова бабушки, вспомнилось строгое детство, постоянный прессинг, полное отсутствие ласки и любви. Строгость, почитание и безпрекословное подчинение – девиз моих родителей. Твой номер восемь – когда надо, тогда спросим… это любимые слова моего отца в мой адрес.
Когда мне исполнилось тридцать три года, я неожиданно узнала, что у меня есть сводная сестра. В юности от отца забеременела девушка, после долгих сомнений он женился, родилась дочь, а потом он ушел – продолжил ухаживать за моей матерью. Именно за это дедушка Алексей отца невзлюбил, однако после долгих уговоров смирился, и дал согласие на брак, но относился к нему всегда холодно. Алименты отец платил, но с дочерью не виделся. Встретился, когда ей исполнилось 18 лет. После встречи сказал: – я понял, что мы разные люди, нам не о чем было говорить. Все, больше он ей никогда не интересовался … Но я недоумевала, почему от меня скрывали это? Родители так и не дали мне возможности познакомиться с моей сестрой, хотя я очень их просила. Тогда я не понимала, а сейчас… сейчас я увидела родителей уже с другой, неприглядной стороны, которую так долго не хотела замечать.
Пытаясь отвоевать хоть что-то, мы с мужем писали многочисленные заявления и письма в милицию, прокуратуру и всевозможные правоохранительные инстанции, которых у нас – пруд пруди. Часто нам даже не отвечали, бывший научился покупать всех и каждого. В конце концов мы плюнули на все и решили подать на раздел производственного здания, купленного в браке – оно принадлежало мне по закону безоговорочно.
В отличие от бывшего, муж не поменял гражданство и работу мог найти только неквалифицированную. От последней моей записи в трудовой – гендиректор, работодатели шарахались, как от полной неудачницы. В конце концов, мы были готовы работать кем угодно, лишь бы выжить. Какое-то время я работала нянечкой, какое-то время муж продавал батарейки в палатке, потом работал кладовщиком.
Не было денег на адвоката, нередко – даже на поездку в суд. Очень долго я надеялась, что родители опомнятся и помогут разделить здание честно, я надеялась на их человечность и справедливость, но и здесь меня ожидало разочарование. Три человека – мой отец, моя мать и бывший, сцепившись в одну связку, отчаянно и вероломно бились, чтобы нам с мужем ничего не досталось. В ход шли ложные обвинения, состряпанные наспех документы, оплаченные свидетели и ангажированные судьи.
Против нас наняли целое адвокатское бюро из нескольких хорошо оплачиваемых адвокатов. Одновременно пытались разделить мою квартиру. Родителей не остановил даже факт, что они пытаются отсудить ее у собственной дочери в пользу бывшего зятя. Все что угодно, любой ценой, но чтобы никогда и ничего не досталось моему мужу. Никто даже не потрудился узнать, что ему как раз это и не нужно, он до сих пор даже не прописался у меня. Да и как он может что-то сделать, если квартира куплена не в браке? Ополоумев, родители не знали самого важного – бывший просто мечтал прописать в моей квартире свою дочь и донимал меня с тех пор, как я ее купила и до тех пор, пока мы не развелись. Слава Господу Богу, но отсудить квартиру они не смогли.
Тяжба за здание длилась долгих четыре года. В конце концов судья вынес решение разделить здание, каждому по равной доле. Но в здание мы до сих пор попасть не можем – компания продолжает выпускать продукцию, на каждом входе стоит по охраннику. Теперь следует выделить долю в натуре, это новый суд, время и деньги… Все еще хуже, чем раньше – ко всему прочему, нам теперь нужно платить налог. Налог за здание, которое принадлежит нам только теоретически.
Мы начали читать Богородичное правило, я думала о том, как нам поступить со зданием. Через какое-то время я очень ясно услышала голос Пресвятой Богородицы:
– Забудь о нем
Затем, спустя еще какое-то время, услышала:
– вы особенные, – и в воздухе, в некотором отдалении от себя, я увидела огромный великолепный замок из золота, излучающий ослепительный свет.
– Пресвятая Богородица, это Твой замок? – осмелилась я спросить. Царица Небесная ответила:
– … ваш.
В жутком смятении чувств, я пролепетала:
– А как же … на него заработать?
– Трудитесь … потом …
На следующий день я попросила Пречистую Богородицу показать мне что-нибудь из мира Раи, что будет позволено увидеть. И в первый раз я увидела тропинку между холмами, на которой оказалась по-настоящему.
В Раи было раннее утро, пронизывающее все вокруг своей свежестью. По тропинке я прошла вперед и через несколько минут оказалась на берегу океана, окаймленного горами необыкновенной красоты. Широкое побережье океана было устлано чистейшим белым золотистым песком. Прозрачнейшая вода, с живописными белыми барашками, была ярко насыщенного синего цвета. К сожалению, все это я только видела, но не ощущала и не чувствовала ни ветра, ни каких-либо запахов.
На следующий вечер, когда мы встали на молитву; я мысленно обратилась к Владычице нашей Пресвятой Богородице со словами:
– Се, я раба Твоя, моя Госпоже, и у меня одно желание – исполнить Твою волю, – со вчерашнего дня именно с такими словами я стала обращаться к Царице Небесной в начале каждой нашей молитвы.
http://www.my-works.org/modules/weblog/index.php?user_id=7045
http://www.proza.ru/2011/07/06/289
© Copyright: Дорога Домой, 2011
Свидетельство о публикации №21107060289