Транжира праздного досуга, учу в который раз урок житья в веселом ритме буги и выжимаю горький сок из наливной души. По капле. Крутись проектор, лей кино. Я в котелке, я – шустрый Чаплин, но грустный Чаплин все равно. Глаза тайком сыреют, либо в седую даль, как в смерть, глядят, где туча вспоротою рыбой все мечет вниз икру дождя. Опять грядет непримиримость соседства неба и ножей... Но отчего под слоем грима я - все равно что неглиже? Здесь нагота сравнима с благом, насколько с речью слух сравним. Правдивы только смерть и влага – пред ними всякий кроток мим. В иные вглядываюсь ноты, но взгляд притворства близорук. А жизнь расчерчена на соты, как на цветы раскроен луг... И прошивая путь шажками, дойдя в притворстве до высот, крошу в песок сердечный камень я подставляю шею под крупнозернистый хищный ливень... Седой механик в дрёме, но сквозь сон рукой неторопливой на землю льет свое кино.