Восстанавливают оперный театр пленные – вчерашние вояки. К нам один зашёл: «Я – чех из Татр. Я – случайный жертва этой драки. Я – не немец, не эсэс и не фашист я. До война в Богемии хрустал варил я. Вот, смотри, какой тебе монисто из стеклушек разных смастерил я. На, возми, но дай немного хлеба. За добро тебе отплатит Боже. Пани, прошу, помогите мне вы. У меня в Богемии есть дети тоже». … Мы живём в руинах в самом центре. По сегодня весь в развалинах наш город. С края улицы – разрушенная церковь, всюду – не излеченное горе. А вот этот недобиток просит, чтобы проявить к нему участье. Будто не они украли вовсе у советского народа счастье?! Хлеб коммерческий принес из магазина; рядом девочка всю ночь с котом играла, а под утро как заголосила! – заигравшись, деньги потеряла… Мать, стирая со щеки слезинку, молча, ломоть от буханки отрезает и, достав из-под кровати кринку, молока полбанки наливает. Я гляжу и выть собакой хочется: «Ведь такие, мама, нас осиротили, всех твоих родных они убили!..» А вот этот жадно так, аж корчится, ест, потеет, видно, обессилил. Удивлён я, что сознанием рассердясь, чую, что душой с тобой одной породы, и твоё вот это милосердие, мама, я, запомнив, пронесу сквозь годы. 1947 г (6-й класс)