Отрывок из несуществующей повести.
...Его разбудил только начавшийся дождь. Облокотившись на колени, он сидел на своей кровати и просто слушал, как капли расстреливают подоконники, набирая скорость. Из углов комнаты на задумчивую фигуру смотрела мгла. Он, как обычно, лёг бы и уснул, не обратив особого внимания на причину пробуждения, но именно сейчас что-то заставляло его остаться в этом мире. Всматриваясь в темноту, он ощущал себя очень странно. Воздух был плотным и душным, со спины его обнимала пустота. Во тьме его лицо казалось мраморно-белым, а глаза загадочно блестели. Не долго думая, он, будто в него кто-то вселился, встал с кровати и открыл ящик тумбочки, вынув оттуда запасной ключ от своей комнаты. Он уверенно направился к двери. Босые ноги подлипали к прохладному паркету, но из-за дождя шагов не было слышно. Подойдя к двери, он её запер. Затем обернулся, окинул помещение голодным взглядом. Теперь, вся комната была в его распоряжении.
Он вынул батарейку из настенных часов, выдвинул стул и поставил его возле окна. Потом положил на кровать большой футляр, из которого бережно достал то, что никогда и никому ни продал бы, ни подарил. Свою виолончель. Он сел на стул, аккуратно устроив инструмент между нагих колен. Всё замерло. Казалось, даже дождь притих в ожидании. Мрачный футляр лежал на бесформенном одеяле. Тени игриво растянулись по стенам: человеческая фигура слилась с виолончелью в одно целое.
Он закрыл глаза. Одна рука скользнула по грифу, вторая сделала решительное движение. Сверкнула молния, словно от соприкосновения смычка со струнами. Будто янтарная смола, грубый звук потёк по корпусу из резных эф. Набросив капюшон, тишина ушла из комнаты. В унисон тихому минору прогремел первый гром. Дождь, разгоняясь, превращался в ливень, заставляя музыку и сердце юного виртуоза учащать свой ритм. Он почувствовал, как за его широкой спиной раскрываются три пары невидимых крыльев. Витая голова виолончели склонилась на его левое плечо, колки касались перьев. Он не думал, не вспоминал чужих нот, он просто играл. Молния осветила звериный оскал разъярённого ветра, который бросился в окно, разбрызгав по всему стеклу грязную воду. Разбушевавшаяся гроза над всем районом напоминала войну Богов. Казалось, ливень размыл границы параллельных миров. Очередной раскат грома, и хриплый голос инструмента гулко стекал по шпилю, как по громоотводу, уходя в пол.
Рамы, не выдержав шквальных порывов, со скрипом распахнулись. На пол упали подаренные бархатно-багряные розы. Ворвавшийся в душную комнату ветер, нёс за собой голоса пьяной молодёжи, бродящей по ночным переулкам. Но ничто не могло остановить молодого музыканта, он продолжал забвенно и ненасытно играть, не открывая глаз. Мысленно он участвовал в битве. Где-то там, далеко за свинцовыми тучами над спящим городом. Крылья продолжали медленно раскрываться. Пыльная канифоль, как дым взвивалась с накалённых струн. Смычок, будто меч, рассекал заряженный воздух, пахший мокрым асфальтом, влажной штукатуркой старых домов и приторной черёмухой, цветущей в опустевших парках.
Ритмичные движения сильных рук, голова наклонилась на бок, прислушиваясь к перевоплощению упоительной музыки, наполнявшей вены. Поставленный палец медленно и неотрывно поехал по шелковистой струне вверх, а звук спускался по нотному стану, растягиваясь в густое легато. Сочный, мелодичный голос виолончели в тисках комнаты начал выливаться из открытого окна. Он струился по бледным стенам и стекал по сточным трубам, смешиваясь с грозовой водой и уходя в канализационные люки. Он бежал по напряжённым проводам и рыжие уличные фонари, качаясь на ветру, начинали гудеть. Чёрный город пытался кутаться в успокаивающую музыку.
Внезапно руки замерли, обрезав мелодию. Дождь, не в силах продолжить игру, остался плакать в одиночестве. Пустая улица с надеждой глядела в открытое окно.
Он открыл глаза. Потолок. Тишина. Попытки вспомнить, что было с ним только что, оказались бесполезными. Осколки воспоминаний затягивали, но так и не могли сложиться в целую картину. Он решил оставить бессмысленные думы и пойти освежиться, умывшись холодной водой. Тело медленно село на кровати. Сумеречное небо пыталось заглянуть в окно. Немного не в себе, он всё-таки поднялся с кровати и, шатаясь, пошёл в ванну. Когда он ставил чайник, его мучила только одна мысль: что же ему снилось?..
Кружка горячего чая помогла отодвинуть беспорядочные мысли. Но ненадолго. Вернувшись, он вдруг вспомнил, что у него сегодня репетиция. Его взгляд зацепился за настенные часы и застыл. Стрелки, наложившись друг на друга, как одна, указывали на цифру три. Не может быть... Впервые в своей жизни он опоздал в музыкальную школу. Ни сколько злой или расстроенный, а недоумевающий он молча стоял с остывающим чаем в руках. Предстоящий концерт был очень важен, но даже к завершению репетиции он бы не успел.
Он унёс кружку на кухню. Стал заправлять постель и только тогда заметил, что до сих пор не одет. Лениво растянувшись через всю кровать, чтобы стащить со стула кофту и джинсы, он скривил недоумевающую физиономию, потому что из под скромной кучки одежды на всю комнату заорал телефонный будильник. Сморщившись от громкого пиликанья, он поднял глаза на часы. Неизменное положение стрелок его насторожило. Выключив будильник, он сравнил настенное время с телефонным. 10:00... Он понял, что батарейка в часах села, и ему сразу стало легче. Казавшееся потерянным время, вернулось и его можно было прожить заново.
Пока он не спеша одевался, выглянуло солнце. Он позавтракал и стал собираться. Когда он одел футляр с виолончелью за спину, ему стало как-то тепло и спокойно. Надёжная защита грела его со спины.
Он пришёл в музыкальную школу. В светлом зале началась репетиция. Пробежав глазами по нотам, он приготовился к внимательной игре. Наблюдая за солнечными зайчиками от своей виолончели, тенями на стене, пылью в солнечных лучах, он ждал своего вступления в оркестре. Скрипачи, пианист - все дружно исполняли свою партию. Внезапно живая игра прерывается. Дирижёр с недовольным видом пытается разглядеть, что же могло помешать всегда хорошо игравшему виолончелисту не забыть про вступление. Вяло приготовившись к репризе, музыканты злобно глянули на виновника. А он... Он светился, сидя в солнечном луче. Глаза блестели, отражая залитые светом полы. На его довольном лице сияла безмерно обаятельная улыбка. Опустив горящие ресницы и повернув голову, он ласково смотрел на щекочущее его щёку, застрявшее между грифом и струнами, маленькое белое перо...
