Часть 12. К восьмому классу у меня стала налаживаться учёба. Только химия не давалась. Учитель, добродушный, очень толстый человек, звали его Пётр Степанович. К преподаванию относился снисходительно, теорию давал монотонным голосом, класс буквально засыпал на уроке. Веселее было на практических занятиях, Петр Степанович превращался в искромётного балагура. Ходил между рядами в кабинете химии, следил за проведением опытов, шутил, подбадривал. Появились проблемы с историей. Сама история мне очень нравилась, я просто млела от археологии, и даже думала, что это могло бы стать моей профессией. Но запоминать даты мне не удавалось, я вечно путала их. Наверное, просто недоучивала. Ещё хуже дело было с физикой. Наш учитель уволился и нам прислали другого. В класс вошёл человек невысокого роста, в строгом чёрном костюме, в белой рубашке, с галстуком, тщательно причёсанный, худощавый. Глаза у него были чёрные и острые, как иглы. Но главное, он был на протезе. В школе у него была кличка - Рубль двадцать, из-за ноги, шаг здоровой ногой – рубль, шаг протезом – двадцать. Первым делом стал знакомиться с классом. Читал фамилии, мы вставали. Дошла очередь и до меня: «Пьянова, покажись. Это твой брат учился в вечерней школе? А сестра?», я ответила, что действительно, и сестра, и двоюродный брат Борис оканчивали вечернюю школу. Он весь покраснел, и сквозь зубы процедил: «Будешь, Пьянова, пуговицы пришивать». Класс сидел притихший, а что это означало, узнали уже на следующем уроке. Проходил он в кабинете физики. Прозвенел звонок на урок, мы встали, а он зашёл очень быстрой походкой, даже удивительно, учитывая, что он на протезе, и не глядя ни на кого: «Класс, сесть, Пьянова, в подсобку, пуговицы пришивать», я зашла в подсобку, на стуле лежал чёрный лабораторный халат без пуговиц, видно было, что они отрезаны, а не оторвались самостоятельно. Он зашёл вслед, ехидно улыбаясь: «Пришьёшь пуговицы, вернешься в класс», периодически он отправлял меня пришивать пуговицы, а один раз с порога сказал: «Пьянова, в угол». Физику учила очень старательно, но больше тройки он не ставил, спасали только лабораторные и контрольные работы, оценки менялись, то три, то четыре. Стала чаще писать Наташа. Призналась, что давно влюблена в мальчика, который на год старше нас, учится в нашей школе, и живёт в пятиэтажке на моей улице. Просила меня всё разузнать о нём. Я навела справки, написала ей всё что узнала. Вскоре мне приснился сон, словно я стою на веранде у себя дома, а по улице идёт Наташина покойная мама, тётя Галя. Подходит к нашей калитке и пытается дотянуться до задвижки, а роста онабыла не большого, и никак не достанет. Потом увидела меня, и спрашивает: «Леся, Наташа у вас?», я отвечаю: «Нет, у нас её нет», она отворачивается, идёт в обратную сторону и говорит сама себе: «Где она, дома нет, тут нет, обыскалась её». Сон этот я бы забыла, да в скорости мы узнали что Наташина мачеха была ужасной, в худшем смысле слова мачехой, дома на Наташу возлагалась обязанность смотреть за сестрой, и если ребёнок заплачет, попадало Наташе, уборка, стирка, всё выполняла, настоящая Золушка. Почему она отцу ничего не говорила, я не знаю. Только однажды она не выдержала, налила стакан уксусной кислоты и выпила залпом. Как врачам удалось её вытащить на белый свет, удивительно, причём практически без последствий для пищевода. Было в 8 классе и хорошее, к нам пришла новенькая, звали её Тоня. Училась она хорошо, мы как-то сразу подружились, к нам примкнуло ещё две девочки, они жили на одной улице, и были подругами. Образовалась дружная компания. После восьмого класса часть детей поступили в профтехучилища, устроились на работу, перевелись в вечернюю школу. Мы решили это отметить, сходить всем классом в поход. Я сразу вспомнила замечательные места на заливных лугах в Конче Озёрной. Ребята согласились. Мы провели четыре незабываемых дня. Поехали не все, но природа, солнце, вода, рыбалка. Вспоминали поездку очень долго, особенно комаров. В это же лето мы с мамой и младшей сестрой ездили отдыхать на Припять, в Чернобыль. Тогда ведь никто не подозревал, что там радиация. Пригласили нас друзья, они жили на нашей улицы - Орест Александрович и тётя Соня. У них сын, на три года младше меня, но мы дружили. Жили в домике, совсем рядом от реки, ловили рыбу, кушать готовили на электроплите. Возле домика стоял большой деревянный стол, там замечательно проводили вечера. Но была я там не очень долго. Одним утром мама послала на местный рынок за творогом. Когда возвращалась назад поскользнулась на мелкой гальке, упала и съехала по крутому спуску. Ободрала локоть и всю ногу. Мама меня отправила домой с дядей Орой, залечивать раны. Осенью меня ждала приятная неожиданность, обернувшаяся для меня кучей неприятностей. В августе пришла Наташа и сообщила, что они с папой возвращаются. Я по-прежнему считала Наташу лучшей своей подругой и очень обрадовалась. Мне она казалась очень красивой, я всё думала - какие у неё красивые большие глаза, а у меня маленькие, как у мышки, роста она среднего, а я каланча, фигурка у неё, просто скрипочка. В школе была летняя практика, и я подошла к классному руководителю Эмилие Осиповне, сказала, что 1 сентября прибудет девочка, учиться хорошо, не сможет ли она похлопотать, чтобы Наташу определили в наш класс. Она сказала, что ничего не обещает. После практики я зашла к Наташе, и рассказала ей о своём разговоре с учительницей. Наташа не обрадовалась и объявила мне, что хочет вернуться в свой прежний класс. 1 сентября Наташа сидела у нас в классе. Ходила ли Эмилия Осиповна к директору, хлопотала ли, или у нас в классе было меньше учеников, и нам добавили, только моя мечта сбылась через 8 лет. Наташа на меня дулась, старалась меньше общаться. Но она новенькая и кроме меня никого толком не знает, стали мы дружить впятером, я, Наташа, Тонечка (а только так её все называли), Оля и Аня. Отношения с Наташей у меня были натянутые. Тонечка и я увлеклись фотографией, я выпросила у родителей 16 рублей и купила себе фотоаппарат Смена. Одолжили фотоувеличитель у соседей. Целыми днями всей компанией фотографировали, проявляли, печатали. Отец мне купил книгу по фотографии, мы читали, и учились. Чаще бывали у Тони, снова проявляли и печатали. Постепенно Наташа всё больше сближалась с Тоней и с Олей. Однажды на переменке я подошла к Ане, и сказала: «Давай дружить, раз они от нас отдаляются». Аня согласилась, с тех пор и по сей день, это единственная школьная подруга, с которой я дружу, даже находясь более, чем за 1000 км друг от друга. В школе открылись платные курсы кройки и шитья – 10 рублей в месяц, я загорелась, стала выпрашивать у родителей позволение посещать их , мама никак не хотела меня пускать, сама всю жизнь шила, и отвечала мне, что не хочет, что бы я, как она, всю жизнь по подвалам работала, да и денег свободных не было. Потом сдалась, на курсы я походила три месяца, потом они распались. Научили нас шить женское платье, юбку, женские брюки. Первым я сшила красное платье, с длинным рукавом фонариком к запястью, с рельефными вытачками. С тех пор вся округа шла к нам в гости с подарком в виде отреза. Я сшила юбку себе и сестре, брюки, несколько летних платьев. В октябре в класс пришёл новенький. Высокий и очень симпатичный парень стал учиться в нашем классе. Саша (а так его звали), оказался моим соседом. Они купили дом в конце нашей улицы, буквально через два участка от нас. В школу и со школы мы ходили вместе. В школе многие считали что мы встречаемся. Но мы просто дружили. Саша весельчак и балагур, все его называли Шура Балаган, или Балаганов. Он принял новое прозвище. Сразу начал увиваться за девочками, но не из нашего класса, Постоянно сидел у меня, советовался в амурных делах. Учился даже лучше меня, хотя уроков не делал, приходит в класс, соберёт тетрадки,спишет, и дело в шляпе. Всё ему давалось легко, весело. Если бы он стал ухаживать за мной, наверное, я бы обрадовалась, но я была - свой парень, правда меня это вполне устраивало, влюблена я в него не была. За это время я всё больше обретала друзей. Лариса, что угощала в детстве грушей, её сверстница с соседней улицы – Тамара, сосед Виктор, с нашей улицы, его брат Юра, он младше даже моей сестры, и Вовка, жил напротив Ларисы, сверстник Юрки. Они вечно крутились под ногами. Это на улице, а в классе, нас пять девочек, Саша и ещё четверо мальчишек. К тому времени достроили новую высотку, на месте котлована, в котором Селиванов разбил мне голову. Совсем не помню каким, образом, но познакомилась со всеми мальчишками сверстниками, что жили в этом доме. Саша - высокий, чернявый, волосы волнистые. Женька – высокий, голубоглазый блондин. Толик – обычный задира и весельчак и его друг, тоже Саша – нескладный, высокий парень. Артём – загадочный, и очень симпатичный. Каждый вечер половина из них, но в разном составе, сидели у моего двора на лавочке. Вся округа спрашивала: «У вас там что, горшок с мёдом закопан», мама смеялась: «Да нет, с мёдом не закопан, а вот ночной горшок, точно закопан. Да, пусть сидят, всё на глазах, рядом», мальчишки прокрадывались во двор, стучали в окошко. Форточки у нас были огромные, я становилась на стол, до половины вылезала в форточку. «Леся, когда выйдешь?», я делала безразличный вид: «Сейчас уроки сделаю и выйду, ждите», выходила мама: «Она гулять не будет, надо огород копать». Мальчишки радостно: «Так это мы Вам быстро, давайте лопаты», мама выносила лопаты, и они быстро перекапывали огород. Лариса, хоть и младше на два года, тоже с нами. Кто-нибудь из нас стоит на дороге, поглядывает, чтобы не пропустить, как Ларисина мама с работы будет идти, только заметим, Лариса сразу во двор к нам, и через забор к себе, за стол сядет, изображает, что уроки делает. А тётя Лида маме моей однажды говорит: «Люба, а что это у Вас за сборища возле двора, я бы Ларисе не позволила», мама улыбалась, не выдавала Ларису. Трое из этих парней мне нравились, вечером садилась на крыльце, грустила. Многие девочки дружили с мальчиками, а у меня никого. Смотрела на луну и…сочиняла стихи. Конечно, про несчастную любовь. Никогда не записывала, да и вообще считала их ерундой, не верила что у меня это может получиться по-настоящему. Часто всей школьной компанией отмечали праздники и дни рождения, в основном у Оли, или Ани. У Ани брат с сестрой - старшие, и полон дом родственников, как у нас на даче. Удивительное количество двоюродных братьев примерно нашего возраста, или чуть старше. Как я узнала после, некоторые были влюблены в меня. В школе ждала неприятность, после зимних каникул вошёл в класс директор, и сообщил нам, что Эмилия Осиповна ушла на пенсию, и наш новый классный руководитель – Галина…смешно, отчество не помню, мы всегда называли её Галинка. Преподавала она историю, имела дочь возраста моей младшей сестры. Но главный сюрприз нас ждал на уроке математики. Для меня повторилась история с физикой, с одной только разницей, что пуговицы не заставляли пришивать, и в угол не ставили. Мне припомнились брат и сестра, а так же их «старательность» в учёбе. Теперь уже и по алгебре больше тройки получить было не реально. Мама договорилась со своей приятельницей, учителем математики из другой школы, и я стала ходить на дополнительные уроки. Сделаю домашнее задание, она проверит. Прихожу в класс, все берут списывать. У всех пятёрка, у меня тройка. Обидно до слёз. В апреле у сестры день рождения, она со всех сил старалась стать городской «штучкой». Усиленно боролась с полнотой с помощью курения. Родители, конечно, не знали об этом. В компаниисестры была традиция, на чей либо день рождения сбрасываться по десять рублей и идти в ресторан. Вот сестра и говорит маме: «Что это у нас Леся сидит, нигде не бывает, отпусти её с нами в Киев в ресторан». Родители посовещались и отпустили. В ресторане конечно весело, шутили, танцевали. Пила я лимонад, как ни уговаривали выпить вина, я не соглашалась, да и сестра поддержала. Домой поехали на предпоследней электричке. Рейсовые автобусы уже не ходили, и мы, как обычно, пошли пешком. За две улицы до нашей, из подворотни вышел парень, и прямо к нам. Остановились прямо под фонарём. Он: «Девочки, мне бы расписаться». Я стою лихорадочно соображаю, что это значит. На блатном жаргоне это значит – порезать ножом, но ножа в руках у него не было. Оля: «Только её не трогай, Леся беги к дяде Коле», я рванула, бежала со всех сил, добежала до калитки, всё заперто, я стала звать. Не представляю, сколько прошло времени, пока вышел дядя Коля, пока он понял чего мне надо. Вот мы пришли под фонарь. Никого нет. Я начинаю орать диким голосом: «Олечка, ты где?». Промелькнуло в голове как мы с бабушкой идём через сосновую посадку к шоссе, встречать родителей и Олю. Бабушка идёт и вздыхает: «Боже ты моя воля» (воля тут в смысле свобода, украинское просторечное выражение), я, конечно, знаю, о чём идёт речь, но дразню её: «Не твоя Оля, а моя Оля», бабушка принимает игру: «Та твоя, твоя Оля, я ж кажу Воля», всю дорогу мы разбираемся, чья Оля, чья воля. И вот теперь, где она, что с ней, с моей Олей? Вдруг из кустов идёт Оля со сжатыми кулаками, вся дрожит, аж зубы стучат. Мы с дядей Колей начинаем разжимать ей кулаки, удаётся нам это с трудом. В руках полно волос. Немного придя в себя она рассказала нам что только я убежала, она наклонилась, схватила пригоршню песка и сыпанула парню в глаза, затем двумя руками схватила его за волосы и стала колотить о своё колено. Потом рванула в кусты и там сидела, пока не услышала, как я её зову. Дядя Коля всю дорогу ругал нас что мы шастаем по ночам, проводил нас до дома, и пообещал нам, что не расскажет родителям. Сестра объяснила мне, что хотел тот парень совсем другого, а я - глупая маленькая девочка. Было у нас с Олей ещё одно приключение. Жена дяди Пети, который называл меня Лысэнятко, тётя Наташа, работала у нас в районной больнице в котельной, там была душевая для работников. Мы приловчились ходить к ней купаться. Как только тётина Наташина смена идём по очереди к ней, благо что не далеко, я уже говорила, в начале нашей улицы. Однажды мы с Олей пошли вдвоём. Мама налила в банку борща, положила голубцов, бутылку компота – тёте Наташе на ужин. Мы искупались, посидели у огромных котлов, особенно мне надо было подсушить свои длинные волосы. И хотя дело было летом, но вечера, всё же, прохладные. Юбочка у меня, конечно короткая, а как иначе. Только вышли из калитки больницы, а уже сумерки, по дороге идёт компания парней, по шуму понятно, что выпивши, а мы как раз под фонарём, как на ладошке. Они сразу стали нас окружать, за подол юбки хватать, Оля снова начала на себя внимание оттягивать, они к ней, а возле меня двое осталось. Тут Оля начала кричать, на остановке, метрах в 50-деяти стояли люди, но никто не отозвался. Тогда она начала размахивать сумкой, эти двое, что возле меня, тоже туда ринулись, Оля кричит: «Леся, беги домой», а я подбежала к этому сборищу и с размаху сумкой с банками ближайшего парня по голове огрела, тут он схватился за голову, завыл, все вокруг него столпились, а мы с Олей дали дёру. Осколки выбрали из сумки и спрятали под крыльцом. Родителям снова не сказали, что бы не расстраивать. А у нас за домом угловой участок был пустой, так там построили летний кинотеатр, мы залезали на крышу времянки и смотрели кино. Однажды сижу на лавочке у калитки, идут знакомые ребята в кинотеатр: «Леся, это не тебя ребята подловили возле больницы?». Хорошо, что мы с сестрой договорились не рассказывать никому. Имя то у меня не очень распространенное, особенно в те времена, было. Я, конечно, сделала невинное лицо: «Нет, а что случилось?» Выяснилось, что голову я ему хорошо рубанула, много швов накладывали, сильное кровотечение было. Ну, и в школе, осенью, спрашивала одноклассница, я снова не созналась. Так она мне сказала, что ищут, хотят отомстить.Но наше молчание нас спасло, кто его знает, какая месть готовилась. Летом я решила заработать денег. У моей троюродной сестры свёкор был зав.кадрами в нашей районной больнице. Я обратилась к нему, он предложил мне работать на вахте, выдавать посетителям халаты, следить, чтобы соблюдали режим посещения, передачи носить. Зарплата была 60 рублей, работать через день. Потом предложил и полставки уборщицы, мыть холл и лестницу до второго этажа, я согласилась, заработала за полтора месяца 120 или 130 рублей, уже не припомню. За эти деньги купила себе шубу. Конечно искусственную, чёрную, чуть ниже колена. Ещё и остались деньги. Оля загорелась ехать на море, да ещё и меня с собой брать. Дядя Володя сказал, что у него есть хорошая знакомая в Планерском (теперь возвратили старое название Коктебель). Звать её Галина, работает официанткой в столовой Дома творчества писателей «Коктебель». Созвонился с ней, договорился о проживании. Удивительно, но родители нас отпустили. Приехали мы в Феодосию, на автобусе добрались до Планерского, и прямиком к Галине, в Дом творчества. Она нас встретила очень доброжелательно, оказалось, что она года на четыре старше Оли. Мы тут же были накормлены. Оставили у неё сумки, и пошли на пляж. С тех пор в смену Галины мы обедали у неё, конечно бесплатно. Вечером вместе с Галиной пришли к ней домой, Жили они на возвышенности в двухэтажном доме, на каждом этаже по две квартиры. Но жить нас поселили в домиках рядом, были они похожи на бараки. Длинная мазанка, с множеством дверей. Нам выдали постель, показали электрическую плитку, посуду. В комнате стояло четыре кровати, но мы первое время жили вдвоем. На следующий день Галя не работала и повела нам показывать посёлок и пляж. Вечером была устроена торжественная встреча, Галя нас познакомила со своими друзьями, местными парнями и приказала им нас оберегать. Так мы подружились. Время проводили весело. Утром пляж, хотя я ни плавать не умею, ни загорать не люблю, а вечером гитара, анекдоты. На гитаре играл Галин друг и сосед Витя Кульбицкий, очень хорошо пел и смотрел влюблёнными глазами. В это лето мне исполнялось 16, а мы на море, без родителей и друзей. Тогда Оля и Галя договорились с ребятами, что мы будем отмечать мой день рождения в ресторане в складчину, кто сколько сможет. Когда мы пришли в ресторан, я просто своим глазам не поверила. За соседним столиком сидели известные в то время фигуристы Горшков и Пахомова, и фигурист одиночник Овчинников. Для меня это было лучшим подарком. Ведь в то время мы фигурное катание очень любили и смотрели, не пропуская ни одной трансляции. День рождения прошёл шикарно. После ресторана пошли на берег, бродили под луной по воде, кто-то купался, потом пошли обратно. Кульбицкий, и Саша, сводный брат Галины и мой сверстник, залезли через забор в пансионат и надрали огромную охапку кремовых роз. Больше цветов я получала только когда замуж выходила. Галина мечтала, чтобы я стала встречаться с её братом, мы с ним долго сидели на скамеечке, разговаривали, о всём, и ни о чём, но желания продолжить знакомство не возникло. Потом к нам подселили двух девочек с чуднЫми для нас именами – Дора и Эля. Девочки были весёлыё, коммуникабельные. А у Оли в это время случился роман с местным парнем по имени Антон. Был он высокий, стройный, а волосы рыжие-рыжие. Как-то перестал появляться Кульбицкий, потом пришел, выпивши, позвал Олю, и сказал, что приходить больше не будет, потому, что я ему очень нравлюсь, но я маленькая, а он взрослый. Я немного огорчилась, он весёлый, играет на гитаре, хорошо поёт, с ним весело. Пришёл он в последний день, нас переселили ночевать на одну ночь в подвал, там тоже было две двухэтажных койки. Потому, что приехала наша мама с Надей и наша соседка с дочкой, их поселили в нашу комнату. Мы сидели у дома на лавочке, очень долго пели, Кульбицкий ушёл, не прощаясь. Оля гуляла с Антоном до утра, а мне не спалось в душном подвале, да и Олю ждала. Было жаль расставаться с новыми друзьями. Наутро мы уехали. Оле на работу, мне за хозяйством присматривать, есть отцу и Оле приготовить. Вообще мне нравилось хозяйничать. Особенно на кухне, приятно, когда приготовишь своими руками, всех накормишь, а тебя хвалят, какая ты мастерица. Так я класса с шестого освобождала летом маму от домашних забот, её дело – огород и стирка, а моё уборка, готовка. В доме всегда было домашнее вино, яблочное, или виноградное, никто его не прятал, в праздники нам наливали по чуть-чуть. Мама говорила: «Пусть лучше дома попробуют, чем в подворотне, да научаться по вкусу отличать, где хорошее вино, а где плохое». Примерно в это же время у меня появилась ещё одна подруга, племянница тёти Сони, с которой мы ездили в Чернобыль. А так, как мы дружили семьями, и их сын Женька часто пропадал в нашей компании, то и племянницу Любашу к нам пристроили. Я всегда считала себя, если не уродиной, то невзрачной, это уж точно. Волосы у меня из белых стали русыми. А Любаша, как в сказке, круглолица и румяна, и блондинка, и фигура, высший класс. Жила Любаша в Киеве, а летом приезжала к тётке. Мы подружились, Любаша у родителей одна, одета, как куколка, а я сама себе шила. Да ещё и вязанием увлеклась, кстати, тётя Соня приобщила. Тётя Соня очень любила племянницу, а к семье нашей очень хорошо относилась, поэтому и познакомила нас, чтобы я «хорошо влияла на Любашу». В свой день рождения Любаша пригласила меня в Киев, познакомила со своими друзьями, было весело, да и у меня немного самооценка поднялась, кавалеры были галантны. Один из нашей компании, Артём, увлёкся Любашей, мне было немного обидно, он мне нравился. Но трагедии не было. Мама Артёма думала, что он ко мне ходит, наверное, она ему говорила: «Смотри, какая девочка хорошая». Когда Любаша уезжала в Киев, он забегал и говорил: «Лесь, выручи, если мать спросит, я у тебя был». Так я жила в ожидания чуда, которого ждут все девочки. Но чуда не случалось, никто серьезно мною не увлекался, во всяком случае я так думала, да и сама как-то только присматривалась. Было у меня и моё личное горе. Жилось трудно, Надя болеет. Мама стала гнать самогонку на продажу, в день, и в ночь стучали в окно алкаши. Я долго переживала, но с мешочком на 6 кг в магазин за сахаром ходила, это была порция для одной закваски. Да и маму было очень жалко, ведь ей приходилось поднимать тяжеленные выварки. А ещё я очень боялась, что явится милиция, и маму посадят в тюрьму. И этический вопрос не давал мне покоя. Я подумала и решилась на разговор с мамой. Мы долго разговаривали, но мама сказала, что надо немного подождать, ведь в доме три девочки, всех одеть, накормить. Я сорвалась на истерику, плакала, а в конце, от безысходности выпалили: «Если ты не прекратишь, я в милицию заявлю». Мама молча вышла из комнаты, а вечером объявила отцу: «Мы с тобой Павлика Морозова вырастили». Разговор этот ни к чему не привёл, ничего не изменил. После смерти бабушки отец стал приходить выпивши, но пока был жив дедушка он держался, мама его шантажировала: «Петя, или прекрати, или я отцу скажу». На какое-то время это помогало. За свои никогда не пил, но когда угощали не отказывался. С кончиной дедушки ситуация ухудшилась. Приходил с работы поздно, подолгу стоял на крыльце, курил. Когда за ним выходили из дома, он со слезами на глазах говорил: «Меня никто не любит». Однажды мама пошла на улицу в туалет. Времянка в это время стояла полуразрушенная, без окон, без двери, как скелет, и услышала там шорох. Когда вернулась, позвала меня: «Отец в дом не идёт, во времянке прячется, замёрзнет, там холодно, иди, забери его, он только тебя слушается». Я оделась, пошла за отцом, долго его уговаривала идти домой, а он всё твердил: «Меня никто не любит», наконец удалось его завести в дом. Маленькой я любила когда отец слегка выпивши, он становился весёлым, разговорчивым, садил меня на колени и разговаривал. Каким бы пьяным он не был, всегда аккуратно вешал брюки на стул, стрелочка к стрелочке, зимой свой шарф скатывал в трубочку и клал на вешалку в определённое место, и непременно мыл ноги и стирал носки Но тут случилось происшествие изменившее ситуацию. Однажды я была дома одна, родители обещали вернуться к пяти, но немного задерживались. В дверь позвонили, я выглянула в окно, увидела дядю Колю, он жил в начале нашей улицы, по возрасту моложе мамы, называл её тётя Люба, и часто приходил к маме за водкой. Сказать что он алкаш, так нет, но любитель выпить, это точно. Я сказала, что родителей нет, но скоро будут. Он попросил разрешение подождать. Я вернулась в зал, села на диван, смотрела фильм. Он сел у двери на стул. Потом резко встал, быстро подошёл ко мне, сел и сразу поцеловал, по настоящему, по-взрослому. Я от неожиданности не сразу отреагировала, потом оттолкнула его, вскочила и ушла в комнату родителей, там изнутри была щеколда. Я закрылась. Стояла и плакала. Разве о таком первом поцелуе я мечтала, было противно, ужасно неприятно, просто омерзительно, била мелкая дрожь. Он стоял с другой стороны молча, потом стал говорить: «Извини меня, старого дурака, я когда тебя вижу теряю над собой контроль, а тебе впредь будет наука, никому не доверяй. Я пойду, иди дверь закрой». Я подождала, пока не услышала стук закрывающейся щеколды на калитке, вышла и закрыла дверь. Вскорости пришли родители. А у меня всегда всё на лице написано. Я рассказала. Отец тут же ушёл, я думаю к нему. Потом я слышала, как он маме шёпотом рассказывал: «Я этой скотынюке сказал, чтобы наш двор и нашу дочь за километр обходил если где встретит, чтобы бежал как можно дальше, иначе ноги переломаю, инвалидом сделаю». Больше я его никогда не видела, хотя приходилось проходить мимо его двора. Этот случай решил и мою проблему, мама перестала торговать водкой, хотя, для домашних нужд, изготавливала. Вот так я достигла совершеннолетия. Сфотографировалась на паспорт, получилась хорошо. Вот и всё, взрослая!