Ветеран угасал, прикованный к постели тяжелым недугом. Жестокие тиски приближающейся смерти давили на сердце, затрудняли дыхание, наполняли мышцы ног и рук свинцовой тяжестью. Тошнило. В висках мерно и неприятно бухал тяжелый металлический молот о наковальню. В ушах -высокотонный пронзительный звон. И только глаза, восемьдесят лет не знавшие очков, были осмысленными, даже сосредоточенными и колючими. Он медленно осматривал видимую часть своей маленькой однокомнатной квартиры. Все было до предела привычным. Нависший потолок. Прямо перед глазами платяной шкаф, шелушащийся от времени, загроможденный сверху старым чемоданом, потускневшим самоваром, какими-то тряпками и коробками. Справа рука касалась висевшего на стене ковра, от времени местами плешивого. Слева - неизменная фигура жены, сгорбившейся на стуле перед больным, с опустившейся седовласой головой. За ней в метре - другая кровать. В головах стол с двумя стульями и окно, пропускающее тусклый свет. Все до боли знакомое за долгие годы жизни в этой каморке, на что не обращал внимание ранее, не было времени. Сегодня эта домашняя обстановка выглядела состарившейся, убогой. Почти год назад, этого, несмотря на почтенный возраст, подвижного, вечно занятого человека, свалил тяжелый недуг. Врачи констатировали -инсульт. Затем долгие месяцы в полубеспамятстве в госпитале ветеранов войны и труда. Месяцы постепенного возвращения сознания. Долгое время без движения в домашней постели. О восстановлении подвижности не могло быть и речи. Она даже ухудшалась. А вот сознание становилось все яснее и яснее. Мысль работала все логичнее и непрерывнее. Анализировалось прожитое. Подводились итоги. В голове проносились кадры минувшей жизни. Вот в дымке памяти всплыл предреволюционный кадр. Глухая деревушка Пензенской губернии. Покосившаяся изба од соломенной крышей. Крестьянская семья в семь душ детей, вечно занятая мать и постоянно отсутствующий на заработках отец. Четко врезался в память другой фрагмент. Учеба в церковноприходской школе, куда приходилось добираться за много километров пешком, то в пургу и мороз, то в дождь и слякоть. Холодные, мрачные классы. Занятия при лучине и керосиновой лампе. Уроки закона божьего, проводимые батюшкой Ксенофонтом Кирилловичем с неизменным сизо-красным носом и часто заканчивавшиеся для некоторых учеников и героя данного повествования выволочкой за различные замечания. Вспоминается и та особенная обстановка Кошелев Ю.А. « Таков танкиста был конец...» в Пензенской деревушке, вызванная индустриализацией и коллективизацией. Появлением первого трактора и первого автомобиля на селе. Эти чудо машины поразили душу и сердце. Самоотверженный, черновой труд, хорошие люди и упорная учеба через некоторое время посадили нашего героя за руль автомобиля ГАЗ-2А. А далее - проводы всей деревушкой шустрого, смышленого, жизнерадостного паренька-шофера недавно построенного неподалеку сахзавода, в Красную Армию. Учеба в учебном танковом подразделении. Механик-водитель танка1 по выпуску. Напряженный труд к солдатскому мастерству. Любовь к строгой армейской службе и общий накал в стране - быть бдительным, беречь завоевания Октября - привели молодого, но подготовленного танкиста к мысли стать профессиональным военным. За этим решением следует назначение на должность командира танка и присвоение воинского звания старшины сверхсрочной службы. Но вот лицо напрягается, потускневшие было глаза вновь оживают, по щеке покатилась слеза, зашевелились похолодевшие пальцы рук. В памяти всплыла картина той сумасшедшей утренней тревоги 21 июня 1941 г., когда под оглушительный грохот бомбежки приграничного военного городка младшему лейтенанту пришлось буквально в нижнем белье выбегать из квартиры и разрывая сердце, от сознания долга и того, что оставляет молодую жену и крохотного сына в этом горящем аду, мчаться в парк боевых машин, чтобы во время вывести свой танковый взвод в предназначены планом боевой готовности район. Далее - первый тяжелый и неудачный бой. Полк вынужден был отходить. Танковой роте, в составе которой находился и взвод нашего ветерана, было приказано оседлать танкоопасное направление, обеспечить отход полка и без приказа не оставлять боевых позиций. Затем двухдневный смертельный бой. Приказа об отходе, из-за потери связи с полком, так и не последовало. Всего трое оставшихся в живых и не одной уцелевшей боевой машины. Ползком, по какой-то канаве, под свистом пуль пополз до находящихся невдалеке за забором полуобгоревших сараев. Юркнул в пролом в стене, за ним вход в подвал строения, куда и скатился под ноги наводчика и механика-водителя соседнего взвода, оказавшихся здесь несколько раньше. Весь день просидели в подвале. Мимо, гудя моторами, проходила фашистская техника. Под вечер, в наступившую тишину, в подвале появился старичок, видимо проживавший здесь и наблюдавший за боем танковой роты. Спросил - что нужно? «Поесть и переодеться в гражданскую одежду», - сказал мл. лейтенант. Через час, доев, переоделись. Решили сжечь документы. Бросив в небольшой костерчик удостоверение личности, командир взвода задержал в руках партбилет, подумав, опустил его в кальсоны. Пистолет положил в карман гражданского пиджака. Жаль было расставаться с новыми офицерскими сапогами. Оставил их на себе, окунув ноги в находящуюся здесь же открытую бочку с мазутом. Скомандовал: «Выходить будем по одному. Собираемся на восточной окраине села, у леса». А дальше - долгие дни выхода из окружения, голода и лишений, смертельной опасности, захоронения погибших при стычке с фашистами товарищей. И счастливый финал этого кадра памяти - на тридцатые сутки наткнулся в лесу на неожиданный окрик: «Стой! Кто идет?» Был схвачен, скручен и доставлен к грозному начальнику заградотряда. Им оказался бывший сослуживец по полку. Объятия боевых друзей были трогательны до слез. Полковая семья и новые боевые задачи несколько смягчили щемящую боль свежих воспоминаний о неудачных первых жестоких боях и геройски павших однополчанах. Да, память, память - кладезь пережитого, мудрость жизненного опыта, барометр верности и справедливости того, во имя чего посвящена прожитая жизнь... Вот и еще всплывает в памяти ветерана фрагмент из жизни, кирпичик, из которого лепил он свой и общий дом. Ожесточенные бои под Моздоком. Танковая рота, где он был командиром-старшим лейтенантом, получила приказ оборудовать ротный опорный пункт на важном направлении к городу. Сутки напряженных земляных работ лопатой, ломом, киркой и голыми руками. С восходом солнца все танки были укрыты, замаскированы, продумана железная система управления боем и огнем из всех видов оружия. Лето. День обещал быть жарким. Командира роты, сидящего на бруствере, несколько разморило. Пригревавшее солнце клонило ко сну. Дремоту прервало желание попить воды. Невдалеке от позиции, у опушки леса стоял домик, рядом колодезный журавель. Одинокая женщина хлопотала во дворе по хозяйству. Обстановка была спокойной. Командир решил сходить к домику, напиться. Удовлетворившись чистой, прохладной водой из колодезя и теплотой материнского разговора с хозяйкой дома, медленно возвращался старший лейтенант по тропинке к своим танкам. И тут неожиданно ... с воем, как осы, из-за леса налетели фашистские самолеты. Оглушительные разрывы бомб взметнули фонтаны земли среди замаскированных и закопанных в укрытиях танков, спереди и сзади заметавшегося на тропинке командира роты. В воздух взлетела только что стоявшая изба. Как мышонок в норку, юркнул старший лейтенант в рядом образовавшуюся от взрыва бомбы воронку. И вовремя. Раздался душераздирающий взрыв новой бомбы. Взметнулся вал земли Офицер, прижавшийся ко дну воронки, машинально укрыл голову плащ-накидкой. И в считанные доли секунды ощутил огромную массу земли, обрушившейся на него и как мощным прессом сдавившего каждый сантиметр тела. Не чувствовалось ни рук, ни ног. Исчезло ощущение своего тела. Только пульсировала мысль. Звенело в голове. Открытый рот хватал оставшийся под плащ-накидкой воздух вперемешку с горькой пылью. Офицер мгновенно понял, что его хватит всего лишь на несколько вдохов, что заживо погребен. Ужас охватил сознание. ^Усилием воли подавил его и решил кричать, чтобы заглушить страх пришедшей смерти. В это время наверху бросившаяся к оружию рота танкистов оказалась без командира. Самолеты фашистов, как налетели неожиданно, так и улетели в один миг. Р1з-за леса доносился нарастающий шум моторов танков врага, Скоро они должны появиться перед ротным опорным пунктом. Зампотех, встревоженный отсутствием командира роты, помчался к остаткам разрушенного при бомбежке домика. Оказавшаяся в живых женщина указала стежку, по которой командир только что пошел к боевой позиции. Смекнув, что могло произойти, зампотех побежал по дорожке, припадая к земле у свежих разрывов от бомб и прислушиваясь. Среди одного из них он услышал под землей затухающий крик командира роты. Мигом прибежавшие с лопатами танкисты откопали своего командира. Полуживого, без сознания, положили на плащ-накидку. Изо рта и ушей сочилась кровь... Первая медицинская помощь... А далее - три месяца госпиталя в тылу... Медленное возвращение к жизни, а затем и в боевой строй. Только молодые годы, закаленный организм воина и убежденность в святом долге защиты Родины помогла встать из могилы, ожить, вновь взяться за оружие за свой народ, за свою Родину. Мысль ветерана продолжала пульсировать. Картины минувшего неумолимо возникали в памяти. Защемило в душе от вновь нахлынувших воспоминаний отступления наших войск в начальный период войны. Крохами оставшегося здоровья он вновь испытывал то, что было постоянно в душе и в мыслях каждого отступающего бойца. Ощущение позора перед замученными беженцами, вереницами растянувшимися по дорогам, в каждом взгляде которых угадывался вопрос: почему же вы с оружием в руках бежите? Где та «легендарная и непобедимая», которая железной стеной должна была встать на пути врага? Воспаленный мозг постоянно сверлила одна и та же мысль - почему прозевали? Почему бежим, а не громим агрессора на чужой территории и малой кровью? Почему нет управления войсками? Кто ответит за все это? И где тот рубеж, на котором остановимся, дадим достойный отпор захватчикам? Да, тот радостный миг настал. Стрелка барометра войны качнулась в другую сторону. Сокрушительный разгром врага под Москвой. Огромная могила для него под Сталинградом, могучий вал изгнания захватчиков с нашей поруганной родной земли. В памяти ветерана всплывают и его личные боевые успехи минувшей войны. Некоторые из них отмечены боевыми наградами. Вот - дерзкий ночной прорыв обороны противника и рейд его танковой роты по тылам обороняющейся фашистской дивизии. Уничтожен командный пункт вражеского соединения, раздавлена фашистская артиллерийская группа на огневых позициях. Удачный боевой маневр с выходом вновь в расположение своих войск, при этом ни одного погибшего, даже раненого. Грудь ветерана украсил «Орден Великой Отечественной войны» Вот следующий миг памяти. Ожесточенный бой танковой роты в боевом охранения полка. Танкисты не проспали. Вовремя обнаружили наступающего противника. Навязали ему ожесточенный бой. Заставили противника развернуть в боевые порядки свои главные силы. Сковали его боем. И дали возможность полку с выгодного рубежа нанести врагу сокрушающий удар. Последовала очередная высокая награда - орден «Красной Звезды». А разве можно забыть другое тяжелейшее испытание войны. Конно-механизированная группа генерала Плиева сосредоточилась восточнее крупного железнодорожного узла Раздельная, имеющего исключительно важное оперативно-стратегическое значение. Бой за Раздельную должна была начать танковая рота нашего ветерана, заблаговременно и скрытно вышедшая в исходный район для наступления, а попросту говоря, расположившаяся в лощине, неподалеку от станции. Сзади, на пригорке за копной сена, разместился командующий. Лежа на соломе, он внимательно осматривал в бинокль сильно укрепленные позиции противника: противотанковые рвы, надолбы, колючая проволока, минные поля. Чутьем опытного военного он ощущал, что каждый квадратный метр пространства перед обороной противника пристрелян массированным и сосредоточенным огнем артиллерии. Понимал, что легко не раскусить этот орешек. В назначенное время бой начался. Танки поползли из лощины, на ходу выстраиваясь в линию походных колонн, а затем в боевую линию. Несколько сзади двигалась командирская машина. Не успели танкисты завершить боевое построение, как на них обрушился шквал артиллерийского огня крупного калибра. Загорелись и остановились четыре танка. Командир понял, что через десяток, другою метров все танки роты будут сожжены, что делать? Мгновенно приходит решение. И он отдает приказ по радио: «Всем, назад, в лощину!» Танки, огрызаясь огнем, поползли задним ходом. Остановившись за складками местности, командиры танков прибежали к командирской машине за уточнением задачи. И тут танкисты заметили, как по косогору в их сторону мчится на конях, в развивающихся бурках группа всадников. «Командующий», - пронеслось в голове командира танкистов. Остановив перед танкистами вздыбившегося коня, с перекошенным от гнева лицом командующий взревел: «Кто командир?» - «Капитан Кошелев», - представился командир танковой роты, сделав предварительно 2-3 шага в сторону командующего - «Ты почему ослушался приказа!? Почему отступил!? Что, струсил!?», -негодовал генерал. - «Наступать в лоб в такой обстановке считаю нецелесообразным. Мы погубим бестолку людей и танки», - побледнев ответил капитан. - «Обсуждать боевой приказ?! Объяснять свою трусость?!»- распылялся генерал, отбросив правой рукой край бурки и опершись на правый бок. - «Расстреляет», - пронеслось в голове капитана. - «Или ты возьмешь Раздельную, капитан! Или я расстреляю тебя как собаку!», - угрожающе прошипел командующий. - «По машинам!», - озлобленно подал команду командир роты подчиненным, юркнув в люк своего танка. «Что делать? Какое решение предпринять?» - задавал себе вопрос капитан в боевой машине, входя в связь с командирами взводов. И когда командиры взводов доложили по радио о готовности, он циркулярно отдал приказ: «За мной, в колонну, марш!», - направив свой танк вдоль лощины направо. Колонна танков быстро набирала ход; командир роты сосредоточенно наблюдал за местностью и триплексы боевой машины. В голове четко отложился отпечаток топографической карты данной местности. Он стал понимать, что эта лощина выведет его правее Раздельной к хорошей дороге, ведущей на станцию. Неожиданно приходит решение - на большой скорости, вдоль дороги, колонной просрочить до города, а там, развернувшись в боевую линию, сходу ударить по железнодорожному узлу. Рота мгновенно поняла замысел командира и так стремительно выполняла его решение, что артиллерийская прислуга фашистских самоходных орудий, оседлавших дорогу в город, не успела произвести выстрелы, как танки проскочили к станции. Боевые машины вылетели прямо на привокзальную площадь, где тысячи фашистов в суматохе грузились в железнодорожные эшелоны. Расправа была жестокой. Танки буквально по живому утюжили привокзальную площадь. В упор расстреливали эшелоны из танковых пушек. Не умолкая строчили из пулеметов. Паника среди фашистов была ужасной. Воспользовавшись этим, части конно-механизированной группы нанесли мощный удар с фронта, Раздельная была взята коротким, но сокрушающим ударом. Вспомнился ветерану и тот волнительный момент, когда генерал Плиев вручал ему за проявленную инициативу и мужество при освобождении Раздельной «Орден Боевого Красного Знамени», попросив извинение за свою горячность и тепло обняв его. Не думал в то время капитан, что в последующем благодарные жители Раздельной долгие годы будут разыскивать его, чтобы сообщить, что он является самым дорогим и почетным жителем города. Воспоминания у водораздела жизни и небытия не остановить. Кадр сменяется за кадром. Много трудных боевых дней и ночей, дорог и бездорожья, смертельных схваток с врагом пришлось пережить ветерану до конца войны. В боевой обстановке он закалялся и мужал. Расширялся его диапазон миропонимания. Укреплялось мировоззрение. Приумножались боевые отличия. На груди прибавился второй орден «Красной Звезды», 12 боевых медалей, 18 благодарностей от Верховного Главнокомандующего. Вырос он и по службе. Накануне Ясско - Кишиневской операции в звании капитана исполнял обязанности заместителя командира танкового полка. Полку выпала доля быть в общевойсковом резерве стрелковой дивизий. В боевой обстановке - это не пребывание на отдыхе, а не менее трудная и смертельно опасная работа, чем у тех, кто на передовой. Полк должен быть готовым отразить любой неожиданный маневр врага. Сутками напролет командир полка со своими заместителями и штабом готовили полк к многовариантному бою. В целом он начался успешно для группировки наших войск. Но вот на какое-то время в полосе наступления стрелковой дивизии противник ощетинился, осуществил массированный налет артиллерии и бомбоштурмовые удары. Особенно сильный удар пришелся по резервам нашей наступающей стрелковой дивизии. В танковом полку был убит командир полка, тяжело ранен начальник штаба. Связь с командиром и штабом дивизии вышла из строя. Управление полком перешло к заместителю - капитану. Некогда было восстанавливать связь. Капитан понимал, что сейчас за этим мощным огневым ударом последует стремительный удар врага с массированным применением всех других сил и средств. С какого рубежа? В каком направлении? Только огромная личная работа по подготовке к бою, глубокое знание обстановки, боевой опыт и командирская интуиция подсказали, где появится противник. Без разрешения командира дивизии под свою личную ответственность, конечно при помощи и поддержке боевых друзей, танковый полк выскочил на указанный капитаном рубеж и ввязался в смертельную схватку. Части нашей дивизии лишь на короткое время были остановлены противником. Но прикрытые танковым полком от флангового удара, перестроились, поддержали танкистов и завершили разгром противника. Ветеран понимал, что это, пожалуй была вершина его профессионального роста. Он детально знал обстановку за дивизию и даже больше. Он чувствовал уровень согласованности работы такого сложного боевого механизма, как полк и дивизия. И видимо в этом секрет его успеха в данном бою на завершающем этапе войны, за этот бой он был удостоен ордена «Александра Невского» и звания старшего офицера - гвардии майора. Вспоминались и другие эпизоды конца войны. Перед глазами проходили картины фронтовых будней, напряженных маршей, стычек с врагом и трудных боев, короткого досуга на привалах и дневках; проплывали дорогие лица боевых друзей, молодых, мужественных, веселых и добрых. Миг памяти задержался на всплывшей картине Дня победы, который встретили в Златоглавой Праге, радости не было предела. Собрались офицерским коллективом отметить этот долгожданный день, во имя которого страна отдала миллионы лучших человеческих жизней. На почетном месте с четырьмя боевыми друзьями - офицерами был он, наш ветеран. Остальные, с кем полк начал войну, пали в боях или выбыли из строя в результате тяжелых ранений. Подняли тосты за Победу, за павших и искалеченных, за Родину, за наш великий народ. Воспоминания послевоенных лет чаще перескакивали с одного на другое. Они были менее впечатляющими по сравнению с боевыми, но также дороги. Ибо это отчет за прошлую жизнь. Год учебы на высших офицерских курсах. Два года службы в войсках, оставшихся после войны в Румынии. Получение званая подполковника и, наконец, пришедшая замена для дальнейшего прохождения службы в Туркестанский военный округ на должность командира танковою батальона. Прямо скажем, судьба не баловала, место службы по климатическим условиям выпало суровым. Да и по своему содержанию оно оказалось тяжелым. В бронетанковых войсках шел процесс создания и испытания новых танков. К их практическому использованию в условиях пустыни Кара-Кум был привлечен его батальон. Долгие годы постоянного нахождения в пустыне. Стрельбы, вождение, тактические учения и маневры, - все это требовало огромного напряжения. В выцветшей до белизны гимнастерке, потрескавшихся сапогах, похудевший, с почерневшим . от солнца и многократно облезшим лицом, выцветшими глазами, он старался сделать все от него зависящее, чтобы танкисты получили надежное оружие для защиты Родины. Редкие дни посещения семьи, которая находилась за несколько десятков километров от полигона, в военном городке в коммунальной квартире. Счастливые это были минуты, наблюдать безропотный и радостный лик жены, мальчишек, а их было двое, не поделящих между собой привезенную папой из пустыни черепаху. В эти мгновения чувствовалось, что ты на вершине блаженства. Что то, во имя чего по капле отдавал себя, материализуется в этих мгновениях. Уходят прочь убогость, теснота, и духота тесной комнаты с общей кухней, казенными солдатскими койками и кое - какой мебелью. Туркестанский военный округ по-своему полюбился воину-фронтовику сложным климатом, суровыми требованиями к солдатскому труду, проверкой на запас прочности. Эту проверку он прошел достойно, став полковником, заместителем командира бригады. За личный вклад в испытания и ввод в строй новой бронетанковой техники награжден был вторым орденом «Боевого Красного Знамени». Но время не остановишь. Всему приходит конец. Износился конь за долгие годы армейской службы. Проводы в запас были торжественны. Общее построение бригады. Вынос Боевого Знамени. Оркестр. Трогательные слова старшего воинского начальника. Памятный подарок -макет танка, легендарной «тридцатьчетверки». Но отчего такая тоска на сердце? Почему слеза, которой не было ни разу за всю войну? Да, как говорит философия, виток развития замкнулся. Вновь перед глазами родное село, из которого более четверти века назад односельчане проводили его в Красную Армию. Много тогда было теплых, искренних напутствий. И вот он опять среди них с семьей, двумя чемоданами и несколькими узлами. Родной дом, осевший от времени с почерневшей соломенною крышей. Состарившаяся мать, малоподвижная, с крайне ослабленным зрением, с замиранием сердца ощупывала прибывших с сыном внуков. Отца уже не было, недавно похоронили. Две старшие сестры, потерявшие мужей на фронте, с пятью малолетками. Все это - в небольшой однокомнатной избе. И до этого было ясно, что жить негде, отчий дом перенаселен, но родные места тянули к себе. Возвращение офицера запаса в родное гнездо разительно отличалось от проводов в Красную Армию. Никому не было дела, кто из демобилизованных приехал в село с узлами и малыми детьми. Ни друзей, ни знакомых. Кругом были другие люди, чрезмерно занятые, куда-то спешащие, мало внимательные друг к другу. Сестры помогли подыскать частную избенку, оставшуюся односельчанину от умерших родителей. И началась новая, для бывшего воина «мирная» жизнь. Трудный это был период. Вот вспомнился ветерану его визит в райком партии - надо было встать на партийный учет. Тщательно готовился к нему. Почистил ордена и медали. Нагладил обмундирование. Многократно продумал, что и как ©казать секретарю райкома партии. Однако посещение партийного дома оставило неприятное воспоминание. Полдня прождал в приемной - секретари заняты. После обеда секретарша послала в сектор учета, где побеседовал с инструктором. Он сказал, что райком ставит его на учет парторганизации сахарного завода, откуда призывался в армию, посоветовал относительно трудоустройства и жилья обратиться к руководству завода. Врезалась в память и встреча с директором и секретарем парткома завода. Была она для них обременительной, а для воина унизительной, руководители завода почему-то равнодушно отнеслись к его боевым заслугам, многолетней армейской службе. Ссылались на трудности с жильем. Без намека, прямо высказали: «Где служили, там должны были побеспокоиться о вас». Ему же пришлось взывать о помощи, убеждать, что до армии работал на этом заводе шофером, что здесь трудились его родители, сейчас работают сестры. Что по закону правительства они, мол, обязаны помочь жильем и в трудоустройстве. Итог встречи все же окрылил. Ему предлагалось временно возглавлять автомобильное подразделение завода и выделялась на семью комната в заводском бараке. А далее - самоутверждение на мирном поприще, в трудовом коллективе. Он оказался далеко не простым. Были в нем и прогулы, и злоупотребления хмельным, и присвоение того, что тебе не принадлежит, и многое другое. Все это развилось на почве попустительства, беспринципности и круговой поруки. Коллектив жил своей жизнью, ко всему притерпелся, со всем смирился и ничего не хотел менять. Были здесь и свои идеологи такой атмосферы: заместитель начальника гаража, бухгалтер, завскладом, диспетчер. Каждый из них имел своих исполнителей среди шоферов и других рабочих, всегда готовых туда, где могло хорошо пристать к рукам. Холодно отнеслись они к назначению начальником гаража - офицера запаса. Одни проявили настороженность, другие подчеркнуто старались не замечать его, проявлялись иногда и игнорирование, и даже грубость, нередко и обман. Много потребовалось нервов, воли, упорства в борьбе со всем этим. В течение года обновился почти весь руководящий состав гаража, за два года работы три человека были привлечены к уголовной ответственности. В то же время в гараже стало заметно чище, доброжелательнее отношения среди рабочих. Обновился парк автомашин и гаражного оборудования. Прибавилась зарплата рабочих. Через три года коллектив гаража был занесен на Доску почета завода. Воспоминания этого периода были приятны и дороги. Они связаны с трудным периодом жизни ветерана, периодом испытания себя в новом, трудовом качестве. Памятен и дорог этот период тем, что трудовой коллектив стал для него родным домом. В нем он приобрел много надежных друзей и товарищей, чувствовал их уважительное отношение к себе и платил им тем же. Вот вспомнился другой эпизод из пережитого - внутриведомственная охрана завода, которую поручили возглавить бывшему завгару, т.к. здоровье и возраст брали свое и надо было соразмерено с ними определять и трудовую нагрузку. Затем еще ряд воспоминаний из области общественной жизни: наиболее врезавшиеся* в память партийные собрания, отстаивание прав, чести и достоинства коммуниста, порядочного труженика, встречи с молодежью, участие в агитации и пропаганде. Всему этому также отдано немало души, сердца и нервов. И, наконец, тот трагичный день, последний день пребывания в госпитале инвалидов Великой Отечественной войны. Беседа с заведующим медицинским отделением, давшим рекомендации и советы, вручившим медицинскую книжку с диагнозами и отметкой о выписке из госпитатя. Последние рукопожатия, благодарности, улыбающиеся лица. Неожиданно, как от удара молнии в висок, исказилось лицо ветерана и он повалился с ног. Сбежавшийся медперсонал немедленно принял все необходимые меры. Тем не менее, все члены этого всю жизнь энергичного организма были бездейственны. Инсульт... Долгое время беспамятства. Затем медленное возвращение признаков жизни. Все допустимые нормы пребывания в лечебном учреждении были исчерпаны. И это полуживое тело жена перевезла домой, в свою однокомнатную квартирку. В небольшом помещении воздуха было маловато, полумрак, квартирка была северная. Порой шум, создаваемый семейством младшего сына, никак не устроившегося в жизни и проживающего с родителями. Но и эти неурядицы закаленный организм воина преодолевал мужественно. Медленное возвращение сознания. Попытка осмысления, где он и что произошло с ним. Адаптация в условиях почти полной недвижимости, потеря речи. Необходимость научиться глазами выражать восприятие окружающей среды и собственные желания. Тяжелейшее это испытание судьбы. Быть обузой, как ему казалось, для близких. Ощущать не только свою бесполезность, но и ненужность. Потерять связь с друзьями и знакомыми. Возникали обидные до слез вопросы: неужели всеми забыт? Неужели все то, что делал в жизни - недостойно хотя бы внимания тех, с кем трудился, с кем прошагал полвека в одном строю? Эти досадные вопросы возникали у тяжело больного ветерана постоянно в течение года. Они причиняли сердечную и головную боль, вызывали ни одну слезу. В такие минуты не раз он испытывал те же ощущения, когда заживо был засыпан в воронке фашистской авиабомбы. Но вот засветился лучик надежды. Радио и телевидение, звуки которых настойчиво и методически доходили до парализованного ветерана, принесли ему новые слова: «перестройка», «общество с человеческим лицом», «правовое государство...» Он жадно ловил эти слова. Пытался понять их глубокий смысл, заново переосмыслить прожитое, понять настоящее. Именно с этим новым веянием он связывал тот неожиданный и радостный миг, когда полумрачную комнату озарил визит его сверстников, товарищей по партийной организации домоуправления. Они явились во главе со своим секретарем, Степанычем, с какой-то неловкостью и стеснительностью. Поинтересовавшись состоянием больного, произнеся несколько поддерживающих реплик, приступили к главному. Решением парторганизации и райкома ветерану - воину вручается знак «За 50 лет пребывания в партии». Дружеские рукопожатия. Доброе потрепывание по плечу. Поддерживающее: «Держись! Бывай здоров». Недействующие руки не могли принять эту высокую награду. Не подчиняющийся язык не мог сказать слов благодарности. Знак был положен в постель на полушечку, чтобы его можно было видеть. И вот он вновь наедине с партийной наградой. Сосредоточенно вперив глаза в этот маленький кусочек металла, казалось, как бы хотел пронзить его насквозь своим взглядом. Что-то большое понять и осмыслить. Чувствовалась напряженная работа мозга. Испарина появилась на лбу. Но вот он тяжело вздохнул. Отвел взгляд в сторону. Уставился в одну точку. По немигающим глазам можно было понять его думу - «Заслуженный финал! Родине и партии отдал все, что только мог!». Какое-то время ветеран был под впечатлением этого визита. Ожидал новых встреч, на что-то надеялся. Но шли дни. Больше никто из гостей не появлялся в этой коморке. Он чутко прислушивался к разговору родных. Жадно ловил сообщения телепередач. Дикторы сообщили до отвращения и боли знакомым тоном, что «процесс пошёл» в нужном направлении; что всё это во имя человека; другого, мол, не дано; всё, что было до этого - сплошная ошибка. Жена же, приходя из магазина, в панике сообщала, что цена за булку хлеба увеличилась в 60 раз. Как жить? Пенсии не хватает. Но больше тревожило не это, бездушие к человеку. К самоотверженности во имя людей и Родины. Хамское попрание в целом светлых идеалов. И ничего взамен. Непонятны, больны и невыносимы для ветерана были сообщения о развале многонационального Союза, запрещении КПСС, разгорании межнациональных войн. В голове не укладывались политика и практика происходящего: перестройки и развала, демократизации и лицемерия власть предержащих, низвержения старых идеалов и отсутствие новых. В мыслях в сотый, а может быть в тысячный раз пронеслась вся ниточка его жизни: Сколько переживаний! Самоотверженно отданных жизней! Во имя чего?! Неужели коту под хвост?! Нет, не может быть! Ведь мы не хитрили, не лицемерили! Мы отдавали жизни за родную землю, за свой народ. В этот миг ему страшно захотелось не сдаваться, встать со смертного одра, громко крикнуть во всю силу своих солдатских легких, чтобы его услышал родной боевой полк, настоящие ветераны-фронтовики, родные и близкие, молодые и старые: «Очнитесь! Что же вы делаете?! Не позволяйте опошлять наши души и дела низким и продажным людишкам!» Сердце зашлось от переживания. А в полумраке коморки — гробовое молчание. В один из последних дней своей жизни по суете в комнате и последующему исчезновению из поля зрения родного лика жены, ветеран понял, что овдовел. Родные скрыли от него эту трагедию, чтобы не добить его очередным горем. А через некоторое время перестало биться и это большое, мужественное и доброе сердце. Не суждено было знать воину, а может быть и знал на перед этот умный человек, что на могиле его, кроме двоих своих сыновей, никого больше не будет, так как за долго до смерти закрадывалась в сердце тревога и обида от надвигающегося затмения светлых идеалов, которым самоотверженно служил он и его однополчане. Но по тому, как сводил счеты с жизнью старый солдат, по его суровому сосредоточенному лицу можно было заключить - не считал ветеран, что никому не нужна чужая жизнь. Он верил в своих сынов, в доброту, порядочность и силу тех, кто безупречно служит своему Отечеству.