Часть 6. Бабушка и дедушка. Бабушку и дедушку помню, как говорят «в одной поре». Такое впечатление, что они вне возраста. Одевалась бабушка очень просто, я бы даже сказала, по-деревенски, как одевались в начале двадцатого века. Простая юбка на резинке – «татьяночка», такая же простая блуза, летом ситцевая, зимой фланелевая. Голова всегда повязана платком, иногда назад концами, иногда вперёд. Причёска была самая простая, тонкие седые волосы закалывались сзади в узел. Дедушка тоже не выглядел щёголем, обычный старый костюм, магазинная рубаха, на голове всегда классическая шляпа, летом тонкая соломенная, осенью и весной фетровая, зимой, обычная цигейковая ушанка. Телевизоры были ещё в диковинку, не было его ни на даче, ни у нас дома. В свободное время дедушка читал газету, часто вслух, приговаривая: «Ты только послушай, Уляна, шо творится, ты смотри, ая-яй». Бабушка всегда чем-нибудь занималась, да и то, всё в доме держалось на её натруженных руках. Об их молодости знаю мало, воспоминания скудные, беспорядочные. Слыхала, что хвалили бабушкину стряпню, говаривали, что она работала у пана в кухарках, а пан полюблял борщ и вареники. И действительно, вареники у бабушки всегда были знатные. Кем работал дедушка, не припомню, знаю только, что имелась у него награда – солдатский Георгиевский Крест, значит воевал в Первую Мировую. Узнала я об этом из дядиной книги. В голодовку дедушка взял свою награду и ушёл на Кубань. Привёз мешок зерна, выяснилось, что за зерно он расплатился Крестом. Этим зерном была спасена от голодной смерти семья. В ВОВ дедушка не воевал, но слышала семейное придание, что он помогал партизанам, бабушка пекла хлеб, а он отвозил его, кажется, даже был связным. Не знаю почему, но о войне в семье почти не говорили, поэтому воспоминания мои очень неточные и разрозненные. После войны семья переселилась из области в Харьков. Дедушка был заведующим лавкой, и очень гордо рассказывал мне, что он не разрешал своим продавцам обманывать покупателей. Но обман всё равно получался. Раньше продукты развешивали в довольно плотную бумагу, сворачивая её в конвертик. «Я, Леся, подводил продавцов к рулону с бумагой, спрашивал у них, сколько он весит? А вы продаёте продукты, вместе с бумагой, это ваш доход, не сметь обвешивать, и этого довольно». Был дедушка очень симпатичный, и не в пример своим сыновьям, высоким статным красавцам, низкого роста, носил казацкие усы, тщательно за ними ухаживал. Несколько раз слышала от своих родителей историю, будто работая в лавке, он завёл себе зазнобу, стал приходить домой поздно, выпивши, ругался с бабушкой. Бабушка очень кроткая, не жаловалась, молча, сносила обиды. Однажды дедушка даже замахнулся, это увидел мой отец. Он взял отца за грудки, приподнял его до уровня своего лица и сказал: «Батя, ещё раз обидишь маму, я за себя не ручаюсь». Дедушка, смешно болтая ногами в воздухе, отвечал: «Петро, ты чего, ну хватит уже, отпусти, понял я, понял». С тех пор всё стало как прежде, дедушка переменился к лучшему, не пил, не курил, очень почтительно относился к бабушке. Бабушка хлопотунья, хозяюшка, первым делом накормить, затем, чистота в доме. На полу вязаные крючком из тряпочек длинные дорожки-половики, которые ежедневно вытрушивал дедушка. Мыла полы, не шваброй, наклоняясь низко к полу, тщательно протирая каждую дощечку. На кухне простая утварь, уют деревенский, множество кастрюлек, любимые мною глиняные тарелки и миски, деревянный черпак. На двери со стеклянными окошками в зале - вышитые рушники, подушки с прошвой, или со вставками из вязанных крючком кружев, в кухне занавески с прошвой, выбитыми цветами, их покупали у бабушкиной подружки, матери писателя Бойко. Зимой бабушка делала стёганые ватные одеяла, вручала их всем родственниками. Помню зелёный сатин, разложенный в зале на полу, сверху ползает бабушка, расстилает серую вату, аккуратно пришивает ее к зелёному сатину. Кажется, если бы я захотела, смогла бы сделать такое же одеяло, так хорошо я помню все её движения. Затем всплывает в памяти широкоскулое лицо дедушки, с довольной улыбкой, которую он тщательно пытается спрятать в усах, когда бабушка дарит одеяло: «Люба, может ещё надо одеяло? Так я съезжу в Корчеватое, я там видел такой красивый, цветастый сатин, а ваты ещё много, Володька привёз, мать сделает, только скажи» Помню это зелёное одеяло, разлезшийся сатин, вскрывает нутро серой ваты, оно и сейчас лежит на чердаке в родительском доме. Бабушка пекла знатные пироги, но в детстве я ела очень плохо, кажется, только вареники я ела с удовольствием. Выпекались замечательные вкуснейшие рулеты с маком. Обязательно пеклись на пасху высокие куличи, делалась замечательная белоснежная глазурь, обязательно пеклись птички ко второй встрече весны, на Сорок Сороков, считается, что в этот день птицы возвращаются из тёплых краёв. Праздник этот отмечается 22 марта, мы с бабушкой замешивали тесто, ставили его в тёплое место, а когда тесто вызревало, лепили птичек. Бабушка учила: «Смотри, Леся, надо скатать такую длинную колбаску, затем связать её в узел, на верхнем краю прищипываем, это носик, вставляем по изюминке, это глазки, выкладываем птичку на листик*, прижимаем нижнюю часть к листику, делаем ножом разрезы, это хвостик, а по бокам тоже делаем надрезы, это крылышки». Таких птичек и я научила лепить своих внуков, у внучки получается плохо, мала ещё, а внук справляется замечательно, когда испекутся, старается найти тех, что лепил сам. Шло время, надо было идти в школу, меня забрали домой, и у бабушки с дедушкой я стала бывать реже. К тому же, родилась младшая сестра, я помогала маме. Однажды мы с папой поехали на дачу. Когда мы уезжали, бабушка сидела на своём низеньком стульчике, что-то делала на грядке, и попросила: «Петя, привези мне свежих дрожжей, скоро Сорок Сороков, буду птичек печь». Конечно, я забыла бы этот разговор, но 21 марта прибежала к нам домой соседка, у которой был телефон, и сказала папе, что звонили с дачи, и просили перезвонить. От соседей отец пришёл угрюмый. Сел на табуретку, обхватил голову руками, начал тихо плакать. «Петя, ну что, говори!» - отец поднял голову, вымучено сказал: «Маты вмэрла*». Стали спешно собираться, отец рассказывал, что у матери был инсульт, приехала скорая, но ничем не смогли помочь. Дальше – сидим в электричке, напротив меня отец, по щекам катятся слёзы. Потом – дача. Заходим в дом, в зале, на широком кожаном диване лежит бабушка, рядом стоит иконка, которая раньше всегда была в бабушкиной комнате, горят свечи, сидит Буба, и бабушкина подружка мать Бойко, ещё какие-то мне незнакомые бабушки. Слышны тихие разговоры, о том, что бабушка так и не успела испечь птичек, что гроб привезут завтра, что ночью бабушка упала, её положили на кровать, в горле у неё забулькало, что они её обмыли, нашли в шкафу смертный узелок, обрядили. Я всё слышала, как в тумане, не помню родителей, сестёр, других родственников, кто что делал, говорил. К бабушке подойти не смогла, было страшно и жутко. Ночевать меня забрала к себе мать Бойко, бабушкина старинная подружка. Что-то мне говорила, поила тёплым чаем. Спать меня положили в маленькой комнатушке на железной кровати с высокими перинами и подушками, но уснуть я так и не смогла, дрожала всю ночь, начинала проваливаться в сон, но сон не шёл, снова дрожала, кажется, даже зубы щёлкали, была маленькой, скрутившейся в комочек девочкой, лет пяти, беззащитной и одинокой. Смотрю на фото, сделанное на 9 дней по бабушке, сопоставляю даты и факты и понимаю, что мне было 13 лет. На следующий день пришли на дачу, бабушка уже лежала в гробу, затем взяли на руки, понесли, поставили в похоронном автобусе, позвали меня, я вошла. Разные тётушки и бабушки стали меня уговаривать проститься с бабушкой, но я стояла, словно каменная. Тогда меня начали бранить, что так нельзя, бабушка меня вырастила, это не по-человечески. Я сделала шаг вперёд и вновь остановилась. В голове мелькали мысли: «Зачем? Зачем мне целовать мёртвое тело, ведь это уже не бабушка?». На помощь пришла мама, позвала меня, я вышла, мама зашла в автобус, стала ругать старушек. На кладбище я не поехала, мама дала задание убрать в доме, вымыть полы, помочь стряпухам, показать, где что в доме находится, накрыть столы для поминок. После смерти бабушки я отдалилась от дедушки, от дачи. Дедушка стал болеть, сделали операцию – простатит, а через два года ушёл вслед за бабушкой. Припоминается, как старики спорили, кто первый умрёт, и в конце непременно прибавляли: «Я без тебя долго не проживу» Скорее всего, я не всё вспомнила, не всё рассказала об этом периоде, но знаю, что будут всплывать новые нюансы, эпизоды, дорогие душе и сердцу, и я обязательно запишу их по ходу моего дальнейшего повествования. *листик - так бабушка называл противень. *вмэрла – умерла (украинский) Конец шестой части.