Кому это надо? Часть первая Пишу воспоминания. Зачем? Лет мне ещё не очень много, да и помирать не собираюсь. Но подумалось, сколько всего утрачено, что будут знать мои внуки о своей семье, своих корнях, обо мне, в конце концов. Мне эти воспоминания, очень дороги. Часть первая. Вот сижу и думаю! С чего начать? Будет ли интересна хоть кому-нибудь, моя простая ничем не примечательная жизнь? Но мысли роятся в голове, а слова так и рвутся наружу. Всё пытаюсь понять, что же вспоминается из моего детства первым? Наверное, два эпизода будут более ранними и тесно связанными между собой. Но, начну с начала. Семья наша довольно большая. У отца было семь братьев, но в живых осталось четверо. Только сейчас понимаю, какое горе пережили дедушка и бабушка. Знаю, только, что умерших братьев звали - Григорий, Павел и Николай. Один из них очень хорошо рисовал. Я видела его карандашные рисунки. Будучи очень маленькой, я была просто шокирована, что человек, близкий моему отцу мог так замечательно, простым графическим карандашом, изобразить лицо человека, пейзаж (а именно они сохранились в моей памяти). Пожалуй, начну рассказ, с Харькова, с Холодной горы, где после войны, по рассказам близких, у семьи, был довольно приличный дом. В этом доме жили бабушка с дедушкой, и все четыре сына. В нём, поженившись, жили и мои родители, и родилась моя старшая сестра. Дом был продан, и это совсем другая история. Результатом продажи дома стал разъезд семьи. Старший брат Виктор, остался в Харьковской области, а остальные переехали в Киев и Киевскую область. Второй по старшинству брат, известный теперь в Украине писатель, литературный критик и переводчик с румынского языка, ушедший в мир иной в ноябре 2006 года Пьянов Владимир Яковлевич был приглашён в Киев на работу. Вот и потянулась за ним вся семья. Первое время мои родители жили на квартире, у замечательных людей, с которыми потом дружили всю жизнь. Мама с папой и младший брат Станислав с семьёй, получили в пригороде Киева участки под строительство. А дядя Володя получил участок под дачу в дачном посёлке Конча Озёрна. Сначала жили в землянках, потом, на всех трёх участках были возведены времянки – маленькие мазанки с печками (грубками). Наш участок находился в чистом поле, почти в трёх километрах от железнодорожной станции. Вода была только в Лесничестве, до которого было с километр ходу пешком. В этой времянке родилась и я. Очень хорошо помню низкие потолки, маленькие окошки, тёплую стену печки (грубки), к которой мы прижимались с сестрой. Кровати были железные. Из мебели, помню только табуретки и этажерку, которая дожила до нового дома, рождения младшей сестры. Где этажерка и погибла от большого отцовского кулака, сложилась, как карточный домик, когда он, рассердившись на кого-то из домашних, со словами: «Я сказал!», стукнул по её верхней полке. Когда я родилась, во всей округе уже строились дома, были вырыты колодцы, а чуть позже, провели на каждую улицу воду, и мы ходили «на колонку» всего за два дома. Хорошо помню соседние дома, маленькие, ещё не плодоносящие деревья во дворе, наш, строящейся дом. Помню улицу, по которой мы ходили на электричку. Отец и мать работали в Киеве, каждый день пешком три километра до станции, полчаса в электричке, и мы, почти в центре города. Меня водили в круглосуточный детский сад в Киеве. Мама с отцом, работали в разные смены, чтобы можно было в среду забрать меня домой, чтобы, если я, или сестра заболеем, было кому находиться с детьми. Виделись они, только мельком, утром, когда один приходил с ночной смены, а второй уходил на работу, или вечером, когда один возвращался с первой смены, а другой уходил в ночь. Старшую сестру маленькой почти не помню. Но помню, как я сижу в тазу на высокой бочке. И только позже, по рассказам родителей и самой сестры, которая на 6 лет старше меня, я узнала, что воспоминания эти реальны. Родители меня оставили с сестрой, а я, как водится у маленьких, сходила в штаны. Сестра посадила меня в таз, чтобы вымыть, а сил вытащить не хватило. И она оставила меня одну, побежала к соседям, за помощью. Как я не свалилась, огромный вопрос. Первое отчётливое воспоминание – мы с мамой идём по улице. Не могу сказать сколько мне было лет, какое было время года, какая погода, но хорошо помню, как я уговариваю маму не волноваться: «Мамочка, ты не бойся, я не буду в ясельках плакать». Вот интересно, кого я успокаивала, её, или себя? По рассказам родителей, я не рыдала, не причитала, не хваталась за подол, а просто подчинялась, по моему беспристрастному лицу текли крупные слёзы, так, будто там был открыт кран. Затем, садилась на лавочку (кстати, смутно я её припоминаю), вымучено улыбалась и махала родителям рукой. Когда в среду вечером за мной приходили, то обнаруживали на том же месте, в том же виде, словно оставили меня там минуту назад. Припоминаю горшечную в яслях - выкрашенные в синий цвет стены, высокие перегородки, образующие кабинки, ступеньки к унитазам, вмонтированным в этот подиум. И мы, сидящие на горшках. Замечательным образом помню нянечку, полную, добродушную, в белом халате. Шло время, а моё отношение к государственному учреждению под названием ясли, так и не изменилось. От тоски завелись у меня крупные белые вши, которые ничем не могли вывести. Родителей пригласили к заведующей и объявили, что я «не садовый» ребёнок, и если меня не заберут, то неизвестно, чем это всё может закончиться. В это время, в Конче Озёрной, общими усилиями всей семьи был выстроен замечательный дом, с водопроводом, большой выгребной ямой, тёплым санузлом, ванной, паровым отоплением (на угле и дровах), в два этажа, с городским телефоном. Бабушка с дедушкой жили там постоянно. Отец с мамой долго совещались, затем позвонили в Киеве по телефону автомату бабушке с дедушкой, рассказали о том, что я «погибаю». А надо сказать, что дядя, Владимир Яковлевич, был холост, почти постоянно проживал с бабушкой и дедушкой на даче. Когда ожидали моего рождения, мечтали о мальчишке, имя было выбрано – Тарас, в честь великого украинского писателя и поэта Тараса Григорьевича Шевченко. Но… родилась Тарасиха, как потом часто шутили в нашей семье. Тогда дядя попросил родителей, назвать меня Лесей, в честь украинской поэтессы Ларисы Петровны Косач, писавшей под псевдонимом – Леся Украинка. Родители с радостью согласились, за что я им всем безмерно благодарна. Теперь я часто думаю о том, что не оправдала надежд моего замечательного дяди, ведь недаром он давал мне это имя. Но, ни разу в своей жизни он даже намёком не высказал своего неудовольствия. Бабушка с дедушкой долго не думали, а велели родителям привезти меня к ним. С момента моего переселения на дачу, я помню почти всё в мельчайших подробностях. От замечательного доброго лица моей бабушки, больших казацких усов и хитрой улыбки дедушки, до огорода в 60 соток, разлива Днепра до «низа», как называли более пологую часть участка, рыбалки с дядей, всех собак, котов, курей и пчёл, живших там в одно время со мной. Конец 1 части.