Жил да был мужик простой, Жил он с дочкой и женой. Только дочка подросла – Вдруг супруга умерла. Потужил, погоревал Да другую подыскал; Всё ж в хозяйстве надо руки И, конечно, не для скуки. Хоть и новая жена Помоложе, но она: Посварливей, повредней – Да и с дочкою своей. Вот зажили вчетвером, Но на падчерице дом, Все работы выполняет: Моет, чистит, прибирает – Ловко, быстро, безупречно… Недовольна только вечно Ею мачеха одна: Постоянно холодна, Придирается сердито – Часто падчерица бита. Но зато её же дочь Ничего не хочет мочь. День-деньской не двинет ножкой, Поработать любит ложкой, (Уж такая белоручка!) И капризна и колючка: В маму – вылитая злючка. Время (тут без лишних слов) Наступило женихов. Шлют до падчерицы сватов (Именитых и богатых) Нежель к мачехиной дочке. И дошла до крайней точки Оттого старуха вовсе: Разозлилась и от злости Дочку мужа погубить И её со свету сжить Призадумала… И в крик: «Увози-ка дочь, старик, Поскорее с глаз долой Нынче ж, утренней порой, На трескучий на мороз В лес – немедля и всерьёз!..» Потужил, поплакал старче: Делать нечего, иначе Баба шибче обозлится, Так в задумке изловчится. (В кознях эка мастерица!) Он давно её боится. Запряг лошадь в страхе брани: «Мила дочь, садись-ка в сани». В лес повёз под ель большую И оставил там родную, Расцелуя на прощанье, Он уехал под рыданье. Вьюга снежная кружит, Девушка сидит, дрожит. Вот озноб уж пробирает – Сердце в страхе замирает. Вдруг же слышит чьи-то речи Где-то рядом недалече. То Морозко с чувством долга Скачет, щёлкает по ёлкам, Веселя свои метели. Очутился он на ели (На снегу, как на постели), Под которою девица Мёрзнет, дышит в рукавицы. Сверху спрашивает с крон Нежненько, проказник он: «А тепло ль тебе, девица?» - Сам хлопочет, суетится… «Да, Морозушко, тепло… И теплей быть не могло». Ниже стал спускаться он; Крепче треск – мороза звон: «Мне тебя спросить позволь. А теперь, красна, тепло ль?!» Та уж рук не чует, ног, Лишь язык промолвить смог: «Ох, Морозушко, тепло И теплей быть не могло…» Тут Морозко к ней подходит: Пуще холод – тело сводит, Леденеет; он с вопросом, Шевеля краснющим носом: «А сейчас тепло ль, девица?» Та не может шевелиться, Слёзы в иней превратились, Отвечает еле силясь: «Ой, тепло, тепло Морозко…» А лицо бледнее воска, Уж сознание теряет, Всё упрямо повторяет: «Ой, Морозушко, тепло И теплей быть не могло…» Сжалился Морозко здесь (Покуражился – знай честь! Али бес его попутал?!) Одеялами окутал, Отогрел под шубой пышной… А в избе под теплой крышей, Где скребутся, греясь, мыши, Мачеха поминки метит, Представляя в ярком цвете Похороны дочки мужа, И печёт блины к тому же; Издаёт вдруг грозный клич: «Эй, ступай-ка, старый хрыч! Ну-ка дело снова сделай, Труп вези оледенелый Дочери своей из лесу. Хоронить-то интересу Хоть и нет, да всё ж придётся…» - А сама уже смеётся. И мужик поехал тут же, Убиваясь горем хуже. Вот до места доезжает, Сразу дочку замечает. Та под елею сидит, На него она глядит: Весела, да и румяна – Шита золотом багряным, Серебром, в манто собольем, (Деду радостно до боли…) Рядом короб с ней стоит, В драгоценностях горит. Разложив добро на санях, В них уселися и сами И отправились до хаты: Веселы, добры, богаты… А тем временем старуха Блин печёт и клонит ухо: Скоро ль звук коснётся слуха Подъезжающих саней, Невтерпёж давненько ей. А собачка под столом: «Тяф! Тяф! Тяф! Везут с добром Старикову дочь притом, А твоя-то «дочь-княжна», Даже замуж не нужна». Кинет мачеха блинок: «Ну-ка, тявкни-ка, щенок, Лучше ты наоборот». Съест собачка, вновь поёт: «Эту замуж не берут… Старикову дочь везут: В серебре, камнях да злате!..» «Ах, дрянная моська… На-те! – Пнула баба тут собачку, - Не получишь снова жрачку – Не протявкаешь моё…» Та ж упорно на своём… Спряталась под печкой И твердит свои словечки. Захотела взгреть ухватом, Не достать её – куда там! Заскрипели ворота. Дверь открылася…Тогда: В избу падчерица входит, Будто солнышко восходит, В злате-серебре сияет – Ажно очи ослепляет, А за ней несут огромный Короб ценностями полный. Как старуха увидала – Чуть от злости не упала… «Запрягай-ка, старый бес, И вези скорее в лес Дочь мою на то же место, Будет лучшая невеста!..» Посадил её он дочь, В лес повёз немедля прочь. Высадил под елью там И домой уехал сам. Дочь старухина сидит Да зубами всё стучит, Ожидаючи подарков. (А в лесу отнюдь не жарко!) Почему-то шибче вьюгой Занимается округа. Хоть на ней тулуп добротный- Всё ж и нос и лоб холодный, Щёчки щиплет, стынут ножки Так, чуток, совсем немножко! Час за часом пролетает, Да морозец всё крепчает. То Морозко с чувством долга Скачет, щёлкает по ёлкам, Веселя свои метели. Очутился он на ели, Под которою девица На подстилочке ютится: Сидя – охает, вздыхает – Сало с булкой уплетает. Сверху спрашивает с крон Нежненько проказник он: «А тепло ль тебе, девица?» - Сам хлопочет, суетится… «Ой, студёно, холодно! Быть иначе не могло». Ниже стал спускаться он, Пуще треск – мороза звон: «Мне тебя спросить позволь? А теперь, красна, тепло ль?!» «Ой, отмёрзли ноги-руки… Дурень старый – это муки!» Тут Морозко к ней спустился И с вопросом обратился: «А теперь тепло ль, краса?» Та как выпучит глаза: «Ты совсем что ль обалдел? Поумней не знаешь дел… Жду подарки целый день, А он балуется ,пень! Подавай подарки тут же: Да побольше и получше!» Рассердился здесь Мороз Да подул, да как понёс – Та в момент окостенела, Даже охнуть не успела… Посылает баба мужа, Лишь утихла злая стужа: «Поезжай-ка, старый бес, За дочуркой быстро в лес, Привози её во злате, При добре и при параде…» Дед собрался второпях И умчался на санях. А собачка под столом: «Тяф! Тяф! Тяф! – всё о своём, - Дочь свою отдаст отец За красавца под венец, От старухиной лишь кости – Похоронят на погосте…» Баба ей пирог кидает, А сама же поучает: «Ты протявкай лучше плут: Дочь старухину везут В злате, в ярких самоцветах – Ярче солнечного света!..» Заскрипели ворота, Баба кинулась туда Дочь свою встречать быстрей. Добежала до саней, Отвернула как рогожу – На себя дочь не похожа, В санях мёртвая лежит, Взор смотрящего страшит. Зарыдала баба слёзно – Плачь не плачь, теперь уж поздно… сентябрь1998г.