Июнь, суббота, вечер, школьный выпускной...
Июнь, суббота, вечер, школьный выпускной,
Парнишка голову склонил над фортепьяно,
Глаза закрыты, лоб в поту, лицо румяно,
Творит он музыку не твердою рукой.
Минуло десять лет, как сдвоенный урок,
Прощанья горек миг, но школу не забудет,
Вплетая в музыку звонок, что сниться, будет,
Наш музыкант, стоя пред выбором дорог.
Весело-грустный Праздник скоро отшумит,
Последний выходной запомнится на годы,
Разъедутся друзья в различные погоды,
Где каждый будет в чем-то славен, знаменит.
Всю ночь по всей стране гуляла молодежь,
Вступив на первую ступень ко взрослой жизни,
Готовые трудом служить своей Отчизне,
И юный музыкант в мечтаниях хорош.
Сияющий Бехштейн и бабочка и фрак,
Себя представил он на освещенной сцене,
Парижская Олимпия, никак не мене,
Скрывает слушателей зала чуткий мрак.
Такие грезы видел юный пианист,
И каждый из друзей в тот тихий час рассветный,
Заглядывая вдаль, своей мечте заветной,
Был свято верен и открытым сердцем чист.
С востока над страной катится новый день,
В зенит, вздымая облака младых мечтаний,
Не выпасть им дождем свершенных ожиданий,
От запада над миром встала тучи тень.
И в полдень Молотов по радио сказал:
– Война! Теперь все мысли только о Победе,
Что память истребит о немце-людоеде,
Который на пути у нашей жизни встал.
Не первый раз земле родной грозит беда,
Отчизну защищать, святее нет завета,
Такой призыв не мог остаться без ответа,
И юность смело в бой бросается всегда.
До будущих времен забыт рояль и ноты,
В других симфониях гремят другие трубы,
Не группа медная, где геликоны, тубы,
А пушечных стволов оркестр в час работы.
Для каждого в стране свой камерный концерт,
Кому-то реквием, кому-то оперетта,
Четыре года опера гремела эта,
Теперь любой в военной музыке эксперт.
Однако, всякой опере грядет финал,
Затихли партии стволов стальных орудий,
Вернулись времена лирических прелюдий,
Для мирной музыки забытый час настал.
Столица Австрии и балов и цветов,
Склонила голову танцующая Вена,
Войной опалена, но вальсу неизменна,
На площади рояль всем подпевать готов.
Пусть поцарапаны бока и гарь на нем,
Но поднял крышку у страдалица Бехштейна,
Уже не школьник, капитан, герой сраженья,
Окончить вальс, что прерван был на выпускном.
Такой же инструмент, такой же теплый день,
Хоть пальцы за четыре года огрубели,
Забыть, как нужно брать аккорды не успели,
Улыбка сдвинула с лица заботы тень.
Над венской площадью порхает Штраус сам,
Его мелодия для Австрии не нова,
А вот что офицер российский держит слово,
Действительно сродни в Европе чудесам.
Хотя, не чудеса, истории урок,
Который Запад постоянно забывает,
За разом раз на Русь святую посягает,
Бывает бит, но не идет наука впрок.
Той юности, что в жизнь вступает в данный час,
Полезно взором вдаль былого обратиться,
Не дай врагу твоим незнаньем насладиться,
Чтобы беда нежданно не сразила вас.