ЯКОВ ЕСЕПКИН ВОСЬМОЙ АРХАИЧЕСКИЙ ЭТЮД Я, Господь, отлежал, не кори Илию, Протрезвеет и он, возлежание это В неотверзтые усны лиет кутию, Всяка Данта волочит в Господнее лето. Пусто как, не снести днесь изочей смуги, Что с огнями подносят нам хмельную водку, Пообоче иудские блещут струги, Ужли все собрались на трапезную сходку. И куда Василиса потщилась бежать, С рукавов разлетелися бельные кости. Геть на черных полосоньках первенцев жать, Роженицы зазваны блудные на гости. Внове сплыли до Мертвого моря плоты, Нанизались не рыбы – сердца на остроги, Человекам не минуть отгульной тщеты, Василисины косточки – ихние ноги. А еще я скажу: други пусть вопиют, Пьют и яствуют дружно, отдвинув скрижали, Были мы и не здесь, а доселе снуют Лепестки розных марев, где мы залежали. Власти демона тьмы не дано перемочь, Калипсо, над бессмертием реквием рдеет, Не моя ль ты была божевольная дочь, Чуженица такого с отцом не содеет. Не вознесены кости червленым ковром, Только мимоходь Смерть косяками юлила, Вопиять и хотелось в подвале сыром: «На бескрестье мое взлейте эти белила». Как жили мы, высоким царям не снести, Володарям всеславным послабиться дали. Улыбнулись по смерти, так Ты их прости, Веселенья просили – громчее рыдали. Возлишились дочерей, сие тяжело, Под цветки ведь и души свои заложили, И ярится с кровавой косою зело Смерть-подружка, а мы без нее и не жили. В путь готовы давно, потому не живем, А одно преломляли даровые хлебы, Не пьянеем, но только мертвецки и пьем, Пусть истешатся сестры от смертной потребы. И Луна уж в воде, а названых царей Не видать и галеру двоит плотяную, И один я, Господе, и лютый Борей Обдувает вершину сию ледяную.