Бензопила визжала, надрывно и неистово, и сантиметр за сантиметром металл безжалостно врывался в твердую древесину. Во все стороны летели желтые опилки, сверху сыпались яркие зеленые листья, низко нависающие ветви шумели и мелко дрожали, словно предвидя свою неминуемую погибель. Жесткие зубья дошли до сердцевины, и Тому показалось, будто дерево еле слышно охнуло. Еще минута – и оно с оглушительным треском повалилось вниз, с глухим ударом соприкоснулось с землей, выбросив в воздух фонтан из листьев, похожих на предсмертные слезы. Звук падения показался Тому излишне громким и неестественным, но он с усмешкой отогнал нелепые мысли: дерево не живое, оно не может кричать. Пошумев еще миг, могучие ветви затихли. Они смирились, подумал Том, они признали превосходство человека над природой, они пали навзничь пред его силой. Больше никогда ветер не запутается в их крепких сплетениях, дождь никогда не омоет листья от пыли, солнце не высушит утреннюю росу с грубой коричневой коры. На тонких молодых ветках больше не зазеленеют почки, не распустятся цветы, привлекающие томным ароматом насекомых, не запоют песни серые птички, укрывающиеся в тени густой кроны. Человек побеждает все; он сильнее всего. Том с довольной улыбкой вытер пот со лба и принялся распиливать упавшее дерево на части. Ему казалось, что в этот миг своими руками он расчленяет огромный организм природы, делая её вечной рабыней человеческого могущества. Вечерело. Весеннее свежее небо темнело на глазах. Красный закат залил светом асфальтированные улицы города, сверкая лучами в отражениях многочисленных окон и витрин. Кое-где одиноко зажглись первые фонари. Том неспеша шел домой, сунув руки в карманы потертых брюк. - Софи! – бросив ключи на стол, он тяжелой поступью подошел к комнате дочери и грубо постучал в дверь, заглушив тут же прозвучавшие изнутри слова: - Ужин на столе. Том мрачно кивнул и собрался уйти, как вдруг что-то необычное привлекло его внимание. Дверь комнаты пахла. Аромат был сладким, волнующим и дерзким, свежим, чистым, кружащим голову, настоящим и живым; он манил к себе, заставляя сердце биться быстрее, шептал беззвучные слова, загоняя в сети своего волшебства, медленно и необратимо сводил с ума… У Тома не оставалось сомнений. Пахли цветы. Он злобно забарабанил в дверь. - Софи, открой! Немедленно! Ответом была тишина. Том крепко сжимал и разжимал кулаки, предвкушая тот момент, когда будет рвать ненавистные растения в клочья. Он продолжал кричать: - Ты что-то прячешь?! Ты что-то принесла в дом?! Открой, сейчас же! Софи! Спустя несколько мгновений упрямого молчания замочная скважина щелкнула, и дверь приоткрылась. Том резко распахнул её, грубо оттолкнул стоящую рядом девушку и бросился к окну, на котором в причудливом свете заката ярко горели красным цветом большие тюльпаны. Мужчина медленно протянул к ним дрожащие пальцы, пытаясь не вдыхать запах, осторожно схватил один цветок и, повернувшись к дочери, мрачно произнес: - Где ты это взяла? Губы девушки дрожали, глаза были готовы вот-вот наполниться слезами отчаяния. - Подарили. Том глубоко вздохнул и заставил себя сдержать гнев. - Он? Софи с вызовом посмотрела на отца и с горечью произнесла: - Он. Том зарычал и грубо ударил дочь, отбросив её к стене. Он схватил букет в охапку, быстрыми тяжелыми шагами вышел из дома и вернулся лишь под утро, измотанный, грязный и злой. Лиловый рассвет застал его одиноко сидящим на крыльце, окутанным едким сигаретным дымом и гадкими мыслями. Он хочет украсть мою дочь, думал Том, он хочет увести её, спрятать, порвать все связывающие нас нити, он хочет лишить меня моей семьи... Как он смеет дарить ей эту дрянь, говорить какие-то глупости и считать, что может владеть моей дочерью?.. МОЕЙ дочерью! Моей собственностью, которой я дал жизнь, которую вырастил, которая обязана мне всем… Моя дочь…моя… Снова металл беспощадно вгрызался в желтую плоть дерева, а обреченные ветви дрожали и склонялись низко к голове убийцы, прося пощады. Том чувствовал себя собой. Он силен и могуществен. Жалкая природа лежит у его ног. Дерево за деревом, победа за победой. Громкий треск, глухой удар о землю, прощальный шелест листьев. Это как искусство, думал Том, искусство совершенства, власти разумного над неживым; это как игра, в которой интеллект и сила побеждают стихию. Уставший и удовлетворенный, он, прищурив глаза, смотрел на свежие пни, оставленные его руками. - Сегодня ты хорошо работаешь, Том! – сказал кто-то, похлопав его по плечу. Мужчина самодовольно хмыкнул, вытер пот со лба и, закинув пилу на плечо, направился далее, но внезапно чей-то предупреждающий крик остановил его. - Осторожно! Том услышал где-то вверху знакомый оглушительный треск, и спустя мгновение его голову, угрожающе шелестя, накрыли десятки веток, колючих, жестких, царапающих лицо, шею, руки. Поначалу он не осознал, что произошло и почему он лежит на земле, но, ощутив боль, закричал и начал отбиваться. Казалось, дерево, почувствовав близость гибели, решительно не сдавалось. Оно крепко прижало к земле туловище Тома, практически не давая пошевелиться. Сотни зеленых листьев кололи его лицо, пытаясь добраться до крепко зажмуренных глаз, сплетения ветвей рвали одежду, намереваясь поранить тело, невыносимый шелест окружал со всех сторон, и Тому чудилось, что в каждом звуке он слышит слова ненависти и возмездия. Нет, не случайно дерево упало именно на него и сегодня. Месть! Месть за сотни покалеченных, изуродованных, убитых им растений, за бездушие, жестокость и бесстрашие, месть за дочь, которую он вчера ударил… Страх смерти овладел им; он закричал снова и начал бешено вырываться из цепких объятий дерева, но все было напрасно. Кровь выступила на руках мужчины, в горле запершило, ушибленная голова заболела сильнее, и темнота вокруг медленно сгущалась. Нет! Том почувствовал, как силы покидают его; он застонал и внезапно осознал, как пугающе похожи человеческий стон и тот неестественный звук, который он слышит всегда, сваливая наземь очередное дерево… Свет озарил его лицо. Чьи-то руки подняли Тома на ноги, поддержали, отряхнули одежду. Кто-то похлопал по щекам и спросил, все ли в порядке. - Все хорошо, - оглушено прошептал мужчина и, грубо оттолкнув окружающих, уже уверенным тоном громко произнес: - Со мной все хорошо. К вечеру небо затянуло угрюмыми черными тучами. Северный ветер носился улицами города, срывая с цветущих вишен дождь белых лепестков. Далеко на горизонте краснело туманное пятно заката. Том шел домой, время от времени потирая ушибленную макушку. Какой бред! Он испугался дерева. Бездыханного, неразумного предмета, у которого нет ни мыслей, ни стремлений, ни чувств. Разве может такое понятие, как месть, быть ведомо ему? О чем же ты размышляешь, Том? Произошедшее сегодня – глупая случайность, и не более. Софи встретила отца на пороге дома. Её глаза были взволнованы, а пальцы мелко дрожали. Мужчина приблизился, виновато понурив голову. - Я хочу извиниться… - Я ухожу, - прервала его девушка. Том с непониманием уставился в лицо дочери. - Что? - Я ухожу, – твердо повторила Софи. - Куда? – Том почувствовал зарождающийся внутри гнев, - К нему? Девушка не ответила. Отец грубо схватил её за локоть и силой потащил в дом. - Нет! – она вырвалась и отчаянно бросилась к двери, - Хватит! Я не могу жить так! Том почувствовал злобу. Как она смеет не слушаться отца? Отца, который дал ей все! - Софи, ты сейчас же вернешься в свою комнату, - строго произнес он. - Нет… - прошептала девушка, - Хватит, папа. Я устала жить по твоим правилам. - По моим правилам?! – закричал Том, - Я же пытаюсь защитить тебя, глупая девчонка! - Защитить от меня самой? Защитить от свободы, счастья? От любви?! От чего ты пытаешься защитить меня, папа?! Посмотри на себя – ты стал тираном! Я боюсь тебя, слышишь, я боюсь говорить с тобой и находиться в одной комнате. Я боюсь смотреть в твои глазами – в них столько жестокости! Ты радуешься, только уничтожая, ты счастлив, только видя разрушение и смерть! Ты похож на сумасшедшего… Ты убиваешь растения, а теперь еще хочешь сломать мою жизнь?! Скажи, ответь, почему ты стал таким? Я люблю тебя, папа, очень люблю, но я так больше не могу… Слезы катились по её щекам. Том сжал руки в кулаки. - В свою комнату. Живо. - Нет, – тихо ответила Софи, нерешительно ступив шаг назад, - Хорошо, что её нет с нами. Она не хотела бы видеть тебя таким. Дверь за девушкой уже давно захлопнулась, а Том стоял недвижимо, уставившись в одну точку. "Она не хотела бы видеть тебя таким". Слова вновь и вновь повторялись в его голове, и как мужчина не пытался, он не мог прервать этот мысленный дьявольский круг, рождающий в нем жалость к себе самому. Тому казалось, что он - слабейшее существо на планете, как и в тот день, когда её не стало. Куда делась твоя сила, думал он? Где твое могущество? Где твое превосходство и совершенство? Глупый, несчастный… Признайся, самообман разрушен. Ты пытался унизить природу, уничтожить хотя бы её часть, сделать больно и отомстить за собственную боль…за то прекрасное, любимое и самое дорогое, что она отняла…за жизнь матери твоего ребенка. Ты всеми силами стремился забыть то, что забыть невозможно; ты ненавидел и уничтожал; твоя жизнь превратилась в хлам, и даже родная дочь не стала терпеть твоего сумасшествия. Ты потерял рассудок, Том! Ты желал отомстить всему миру за жестокость, но посмотри вокруг: единственное жестокое существо в этой истории – ты сам. Он прислонился спиной к стене, закрыл глаза и с усталым вздохом медленно сполз на пол. Том знал, что в эту ночь он не уснет. Ему хотелось исчезнуть. Казалось, напомнившая о себе боль сожгла изнутри; он выгорел дотла, и все, что теперь оставалось – развеяться по ветру, как пепел, стать невидимой частицей воздуха, и, возможно, спустя тысячи лет возродиться новой чистой жизнью, воскреснуть, подобно фениксу. Том открыл глаза. Внезапно он понял, где хочет находиться сильнее всего. В первых лучах серебристого рассвета его встретил небольшой черный холм земли, засыпан белыми лепестками цветов растущей на могиле вишни. На сером камне неровными буквами было написано до боли знакомое имя. Том не приходил сюда с того самого дня, когда её не стало. Он боялся. Боялся снова быть слабым, несчастным, униженным, боялся слез и жалости, страданий и сочувствия, боялся, что если придет, то уже не сможет вернуться домой. Наверное, в тот день он сжал всю свою огромную боль до размеров крохотной пылинки и запер в душе, намеренно потерял в калейдоскопе воспоминаний; вот только знал ли он, что вместе с болью ушла и его человечность? Сейчас Том смотрел и хотел сказать что-то вроде: "Вот мы и встретились", но слова упрямо застревали в горле. Что дальше? Я не достоин даже прикасаться к тебе, подумал Том. Тогда мужчина подошел к вишне и нежно обнял её тонкий ствол, прислонившись лбом к шершавой коре. - Прости… Прохладный ветер всколыхнул ветви, и голову Тома белоснежным дождем осыпали крохотные душистые лепестки. Повеяло волнующим ароматом весны, зелени и солнечного дня. Чуткие лучи рассвета сверкали цветами радуги в каплях росы на листьях. Вишня шуршала тихо, ласково и немного печально; она словно отпускала лепестки своих цветов, потерянные для неё навсегда, и, отпуская, нежно прощалась. Вдруг Тому показалось, что в её еле уловимом голосе он слышит то спасительное слово, в котором он сейчас так нуждался… "Прощаю", - шептала вишня, и боль медленно покидала его сердце. "Прощаю", - шелестели листья, и светлая грусть окутывала теплом. "Прощаю", - он слышал голос умершей любимой и верил, что её душа все еще рядом. "Прощаю, прощаю, прощаю…" Том опустился на колени и, не отрывая ладони от дерева, низко и глухо зарыдал. На крыльце дома сидела Софи. Увидев приближающегося отца, она робко поднялась и сделала шаг навстречу. - Папа?.. Том подошел и бережно обнял дочь.