(«весёлая» история) Любил в деревню ездить летом, ходить по ягоды, грибы … В лесу с друзьями шляться где-то: бесцельно, просто без тропы. Года минули, время смыло с лица улыбку юных дней, не смею позабыть, что было – всё для меня стократ ценней. Мне уйма всяческих забот теперь не позволяет часто, как прежде, ездить каждый год для посещенья мест прекрасных, без принужденья, без хлопот. Сегодня хоть и вырву клок из полотна поры скупой, да всё равно: не тот итог, не то веселье, не тот прок и отдых всё же не такой. Сейчас уже другие взгляды на жизнь, иной расклад совсем … А было ведь: искали клады! (Задорно радовались всем). Бывало, бабочку узришь, уже готов скакать за ней; а то, сломя башку летишь, лишь бы взлетел бумажный змей; телёнком прыгали стремглав, гоняли в салки – и, устав, потом спокойно засыпали … Тогда мы мало понимали, чего мы с возрастом теряли и, впитывая опыт губкой, ошибок больше допускали. По несерьёзности поступка, по без греховности его, по платоничности рассудка – мы не страдали оттого. Сейчас, конечно, в самом деле, мы все заметно поумнели. Мы стали здраво рассуждать; (поосторожней, поточней) и лицемерностью играть мы научились … и своей персоной заняты дотошно: стяжаем, крутимся волчком, и, изощряясь невозможно, пытаясь втиснуться бочком в ряды сплошных очередей за роскошью, комфортом благ, в порыве бытовых идей, несём с терпеньем тяжкий флаг. Конечно, несерьёзно это! Проблемой взрослых веселиться, оно – без завтрака с обедом остаться детям не годится … (Молчу совсем уж про гостинцы!) Теперь мы – матери, отцы; на поприще незрелых лет гуляют наши сорванцы, а нам резвиться, сроку нет … * * * Вот ранним утром солнце светит, палит нещадно в небесах; битком набита, тачка едет, другая хвост ей следом метит. У пассажиров всех в глазах искра предчувствия веселья. (Расслабиться всегда приятно, коль сделал дело аккуратно.) Спешат по прихоти безделья на отдых, на Оку они, от бизнеса, от дел – на дни: субботу и на воскресенье. Готовый трапезы набор: мешки, тюки, рюкзак, другое; спортивный инвентарь, топор, мангал, естественно, спиртное … Восторг с развязностью бесед, эмоции, радушный смех – обыденный вполне сюжет, кто отдыхал … (Знаком для тех.) Четыре пары молодых, оставив с предками детей, потратят время выходных для развлекательных затей. Знакомить позже буду вас: подспудно, мимоходом где-то, покуда время есть у нас, два дня и ночь в разгаре лета. Кортеж минул «Тарусскую», свернул с асфальта, наконец, лесной дорогой узкою закончил путь. (Под стук сердец) на фоне берега прелестном, где дикий пляж им дал приют, салон машин покинув тесных, все врассыпную вдруг бегут. Как вкруг гнезда порхают птички: вдруг улетят, чтоб возвратиться. Вот так они: кто до водички, кто по дрова, кто облегчиться, (пометив место по привычке), кто нюхал цвет, сорвав его – природы наслаждался духом, а кто не делал ничего – чесал задумчиво за ухом, отёкши ноги, разминал, курил, потом в кусты бежал. Пяток минут тому назад царила тишь под щебет птиц, в установившийся уклад ворвался новый шумный блиц. Возня возникла у реки, хлопот и суеты броженье, моментом сброшены тюки гостей решительным движеньем. Осознанно палатки встали, уверенно нашлись дрова, почётно мясо нанизали … Всё исполнялось под слова, под анекдоты, шутки, сплетни; и поминанье тех событий, что были год назад – намедни: иной курьёз, удачи прыти и неудач поток несносный; теперь всё выглядит комично, потешно, глупо, несерьёзно, когда дела идут отлично. Готово всё для торжества: расставлены сосуды с пищей, стоят на полотне холста – вино и водка … ох, жарища! Шатёр раскинут по уму: они в тени с разминкой пивом; уж искупнулись, потому сидят в купальниках красиво. Застолье, да! Везде в цене, а на Руси, того подавно … Пора знакомить всё же мне: по парам, постепенно, плавно. Я думаю, пришёл момент: Егор (с него начну пока) – на первый взгляд интеллигент с надменным видом знатока, неискушённый до скандалов, глядит на всех чуть свысока и даже несколько устало. Жена Марина, та блудница, но изменять ему боится; боготворит его, гордится: и выправкой, и поведеньем, достойных может быть, что графа; храня своё приобретенье, ревнуя всюду без метафор. Добавлю в лепет околесиц: женаты только один месяц. Другая пара рядом – сера: Галина с Мишкой – простачки, во всяком случае, манерой, а вообще не дурачки, коль не сказать о них поболе … Женаты восемь лет – и дочка растёт у них по Божьей воле. На этом всё, пожалуй, точка. У третьей пары – два сыночка. Супруга Лена, муж Никита покрыты тайною скупой, специалисты в сфере быта с их обывательской душой. Они, так оба непорочны, так далеки от романтизма, так предприимчивы и точны, их догма – норма реализма. Четвёртой паре, что уж в ссоре, хотя покамест не женаты, я отведу строку, не боле: что в ожиданье свадьбы даты, а звали их: Витёк и Оля. * * * Спонтанно началось обжорство, закусывали первый тост. Оставим ложное притворство, займём в беседе важный пост. Со стороны и невидимы, на авансцене разговора, в процессе, что необратимый, участье примем до упора. Сейчас всё слилось в общий фон: хихиканье и гогот, крики, обрывки фраз, стаканов звон и звук довлеющей музЫки … Тут суть и дело разобрать не просто в гамме изречений. Ещё сложней их описать сумбур рачительных значений. Здесь нету общей темы строгой: меняют седоки «коней», лишь посидев в седле немного, в другое прыгают скорей. Единственно, что в постоянстве и не таит в себе вопрос: разгул веселья в добром пьянстве – источник всех метаморфоз. Хотя! Пир выглядит корректно, благочестиво и умно, вполне раскованно, эффектно, вполне изящно и скромнО. – Давайте выпьем за любовь! — всем предложил Никита вновь. – Святое дело! – Миша вторил, любя заранее обряд. – Хи-хи – сказала тихо Оля, Егору кинув томный взгляд. Марина усекла, но виду о том совсем не подала: надула губки и обиду сокрыла в мыслях. – За дела! – Витёк, в разрез добавил фразу, поднял стакан и, как обычно, самозабвенно выпил сразу, не находя жест неприличным. Секунды три все тоже пили, потом закусывали пять, затем вразброд заговорили, не прекращая в такт жевать. «… Цыплят по осени щипают …» И всякий вздор ещё звучал. «… Штаны над морем нависают …» Смеялись все. Егор молчал. Отдельных реплик звук, острот – различный юмор излучал: то монолог, то анекдот … Шутили все. Егор молчал. Лишь улыбаясь иногда, за ухом он чесал в раздумьях, быть может, думал он тогда о чём-нибудь весьма заумном, не обращая взор на Олю. (Та явно для него старалась), Увлёкшись свыше меры ролью, его прельщеньем занималась. И, потеряв контроль приличья, раздвинула бесстыдно ноги … И как случается типично, чем воспалила, кстати, многих мужчин, конечно, жён ревнивых ввела тем действием в курьёз: шокируя самолюбивых, стыдливым утирая нос. Средь женщин, но одна овца отыщется – начнёт кокетство: от мимолётных мин лица вплоть до желания раздеться. Внося в нормальный ход историй пикантный новый некий смак: скандал – известный враг калорий, интригам, ссорам верный знак. Необъяснимая тревога нависла в воздухе тайком, хоть выпито довольно много, всех охватила целиком. Предчувствуя преддверье тяжбы сиих минут взрывоопасных, в ладони хлопнув, Лена дважды: – Пойдём плясать! – вскричала властно. Необычайно веселясь такому повороту дел, вскочили радостно, бесясь, размять суставы вялых тел. Всё равно каждый только что мечтал развлечься общей пляской; и вот с достоинством, смешно ритмичной овладели тряской. Галина, Лена – величаво, Витёк кривлялся виртуозно, Никита с Мишей – резво, браво, Егор – надменно и серьёзно. Марина сбивчиво, за Олей следила тщательно молчком, с враждебной целью наготове … Вертелась Оленька волчком: раскинет ноги, изогнётся, засуетится чисто в беге, затихнет вдруг, опять забьётся в жеманных судорогах неги. В конце концов, ей показалось и это мало … ей хвала! (Чего Марина опасалась) с себя бюстгальтер сорвала. В порыве сладостного чувства своею грудью затрясла: объёмные – свободно, шустро забились круглые тела. Наверно, под дурман экстаза чего творит?! – не понимала. Очнулась лишь, когда два раза по уху крепко схлопотала. Их разнимали долго все: схватив друг друга за причёски, катались дамы по земле под крики выражений хлёстких. Узнали ненароком тут: кто проститутка, а кто мразь, кто слишком толст, кто слишком худ … ну, в общем, обе рвань и грязь. Разняли женщин, дав разрядку, Марина, та не унималась, всё перед тем, как влезть в палатку, просилась в битву и ругалась. Вопя Егору: «Шваль-мужчина! Блудник…» – и в этом смысле бред. Егор, не вникнув в чём причина, плечами жал, не знав ответ. Субъект бесплатного стриптиза под ручки уведён к реке, пока затишия реприза, подруги мыли вдалеке. Витёк дошедши до палатки, убитый напрочь поведеньем своей невесты нынче гадким, взял, выпил водки с сожаленьем. Заметим, там Марина, кстати, махнув от горя двести грамм: с обиды или мести ради, упала навзничь пополам. Схватив бутылочку, Витёк, качаясь и кряхтя в печали, улёгся прямо на песок, поколь его не замечали, в блаженной позе, на бочок, под солнца жаркими лучами. Бутылку сунул под себя, ладошки уложив под щёку, предусмотрительность любя, уснул довольный одиноко. Покончив с замешательством, прогнав смущения волну, по разным обстоятельствам предались водке и вину. Опять вертеп, опять кутёж, и ажитация конфликта забыта вмиг. Что с них возьмёшь?! Что им до нашего вердикта? Что наши им остереженья? Резвятся, как малые дети! Тут игры в мяч и песнопенья; каскад забав, что есть на свете, сейчас меняется рутинно: «бутылочка», «колечко», прятки … Но спит Витёк, и спит Марина: он на песке, она в палатке. Уж вечер, цвет природы блек – серело всё, луна светила, компания в шесть человек не так уверенно кутила. Иссяк запас лихих идей … Но чудо! Есть предлог, хорош. Одеться всем и побыстрей на танцы ехать в «Велегож». Будить попробовали спящих, но без толку – спят мёртвым сном; на посошок сто грамм бодрящих – и наряжаться все бегом. Идея есть? Исполнить нужно. Минут пятнадцать – и гуртом, усевшись по машинам дружно, кортежем двинулись потом. Пускай! Мы их догоним позже. Кто равнодушен до известий? Их полчаса мужик, похоже, стерёг, в укромном сидя месте … Вот выскользнул он из кустов, тревожно озираясь вкруг, чуть что – бежать стремглав готов, шмыгнул в палатку быстро вдруг. Пошарил по вещам, глаза привыкли понемногу к тьме, прислушался, взглянул назад, в углу уселся на земле. Налил себе стакан спиртного и, выпив смачно, закусал … Расслабившись, сидел немного и на Марину взгляд бросал. Рукой коснулся до неё: она лежала будто для … что делают как раз вдвоём. Ему понравилась «мысля». Недолго думав, снял купальник, спустил свои штаны рывком, прилёг на ней – и свой запальник засунул между ног легко. Марина улыбнулась томно, шепнула в дремоте: «Егор». Чужак же медленно и скромно имел её, как муж – не вор. А та уж распалялась страстью: вздыхала, охала, стонала … дрожала каждой тела частью и, извиваясь, помогала. И вдруг, отчаянно забившись, не просыпаясь, стихла вновь. Чуть, в самом деле, не влюбившись, ей, объясняя про любовь, мужчина влил в неё итог, не нарушая жертвы сон. Надел штаны, бутылку впрок, на память взял магнитофон, целуя, точно невзначай, шепнул, чтоб не прослыть невеждой: – Пока, малышка, не скучай! Коль будет дочь? Зови Надеждой. А сына Васей величай … Скользнула тень, и нет его. …………………………………. Мы ж на турбазу и на танцы давай отправимся бегом, особых нам не надо санкций: мы, как обычно – мы тайком. Звучит «музон» с эстрадной сцены; танцующих теснятся кучки; тут болтовня – интимны темы; вразброд – и держатся за ручки. Ну, в общем, отдыхает люд различного сословия: кто прост, кто беден, а кто крут … одни для всех условия. Непринуждённость обстановки, спокойствие, отрадность чувств, знакомства гибкие уловки, слияние знакомых уст. И вмиг: волненье – паника! – средь только что развязанных волной промчалось странненько, и вот уже обязаны: в смятенье недовольном – жуть! – беря своих подруг в охапки, машинам уступая путь, скорей бежать от танцплощадки. Кортеж свершив почёта круг, безжалостно сгоняя пары, помпезно встал на центре вдруг: заглохнув – разом тушит фары. Умолкли все, оркестр тоже, и наконец, открылись дверцы, их сотни глаз (на то похоже) обозревали, как пришельцев. Вот вылезли, на всех глазея и выражая удивленья вид: «С какого хрена?!» – смысл имея, глаза выходят из орбит. Пожалуй, пялился Никита с разбросом рук, равно слепой. Егор – сурово, деловито, пусть с миной несколько тупой. Тут прибежали удальцы в обычной форме для ОМОНа, засуетилися отцы – порядка, строгого закона. Исчезло враз очарованье: им приказали «место бросить немедленно», по мере крайней, «пока не бьют, а только просят». Конечно, убедительность никто оспаривать не смел: уж такова действительность, и каждый вновь в машину сел. Егор и Ольга (между нами, за ним везде хвостом она, Марины нет, судите сами: так кем предъявится вина?) Заняли место в «Жигулях», взревел мотор – автомобиль сорвался с рёвом, повиляв, умчал, взметнув с асфальта пыль. Никита важничал на грех, закочевряжился некстати и, выгнав из машины всех, закрылся там амбиций ради. По поводу: «Имею право!.. Я отдыхаю, бес возьми, на всех отыщется управа, хоть лечь придётся здесь костьми» … Толпа просила, все кричали. Грозил дубинками ОМОН, по крыше ими постучали. (Никита выл: «Тикайте вон!») Мольбы не Ленки кабы звон, то за себя б не отвечали. Скандал назрел: итог извечен (с собой не терпит шуток власть), кому-то был испорчен вечер, другие веселились всласть. Пришёл тягач, машину сразу буксиром отогнали прочь; опять музон занял турбазу, взрывая снова звоном ночь. А Лена, протрезвев от бед, подходит с Мишею и Галей к начальнику, узнать совет: что делать им, как быть им дале?.. Тот пояснил: чтоб в отделенье поутру станции «Тарусской» явились те, нравоученье читал, следя за Лены блузкой. Добавил также, что им всем нет оснований приходить (сам улыбнулся между тем), мол, будет с нею говорить. Пока? Гуляйте, отдыхайте … Вам времени до утра тьма, и на глаза не попадайте, а то в ночлег сойдёт тюрьма. ……………………………….. Вот так!.. Но где Егор и Оля?! Ах, вот они … Пойдём-ка к ним. В волнах бушующего поля, впотьмах, в машине и одни. Каким манером затесали? В вечор Егор, держась за руль, сюда влетел … забуксовали … И он срубился пьяный в нуль. Эх, долго приставала Ольга! Разделась, и его раздела … Чего не вытворяла только?! Но: и, ни пользы, и, ни дела. * * * Марина подняла головку, взор кинув: на себя – вокруг, приподнялась слегка неловко, в головке ясно дикий стук. Без памяти в купальник влезла, оделась, вышла из палатки. Заря встречала её трезво: в мозгах ни мысли, ни догадки. «Уставшая» пришла к Витьку, водя руками по затылку. Тот спал разнежась на боку, пустую сжав в руках бутылку. Где все?! Не понимая толком, но оглядев бардак сурово, опохмелиться с чувством долга спешит она в палатку снова. Найдя недопитый стакан (покуда не было бутылок), и хмурясь с болью, как от ран, в исход известных предпосылок вливает жидкость, а потом, принявши позу поудобней, решила ублажиться сном иль разобраться поподробней. Напрягши памяти старанья: вперёд – назад, неоднократно, хотя предвидела заране, пройдут труды безрезультатно. Запуталась: где сон, где явь … Что было – до … что после было? Ориентиры растеряв, внезапно: «Мужа, где забыла?» Смешалось всё – и страх, и ревность, и мерзкая прилипла злость, и горечь слёз, судьбы плачевность застряли в горле словно кость. Но вот беда! Не помнит факт! И почему была раздета? Она не помнит секса акт!.. Свершила глупость, может, где-то?! Однако с кем?! Подумать тошно. Недаром синяки на теле … Наоборот скорей возможно, Егор, изменник, в самом деле?! Ах, да! Скорей всего! Подлец! Припомнила: сцепилась с Ольгой … Понятно стало, наконец, придётся очень ему горько, едва появится, шельмец! Не знаю, долго ли она в раздумьях угнеталась сложных, от коих нервы, что струна … Машины шорох осторожный прервал теченье скорбных дум. Марина прыгнула тигрицей на волю вон: кипящий ум желал скорее убедиться, найти всем домыслам указ … И что?.. Какой внезапно вид предстал её обзору глаз?! Недоумением горит … Никита, Лена, Галя, Миша … А где Егор и ведьма Оля? Избита Мишина «афиша», идут Никита с Леной, споря. Марина: – Где Егор? – спросила, сперва растерянно, но внятно, – … Да и ваще, где вас носило? Мне абсолютно непонятно. – А что? Егора нету разве? – моргала Лена удивлённо, – вчера мы были на турбазе. Так вот они определённо вдвоём поехали назад. – Так что же?.. Поломались, верно. – догадкой Миша внёс в доклад. – А ты что выглядишь так скверно? Втесался спьяну, видно, в дуб?! – предположив аналогично, Марина злобно скосом губ съязвила: – Для тебя типично. Так вместе, говорите, были? – окинув взором всех: – Прекрасно! В мозгу слова стеклом застыли: «подозреваю, не напрасно!» И обращаясь к грустной Лене: – Ну ладно эти!.. Ты-то что?! Так попустительски к измене, мне, между прочим, не смешно. – Марина, тему переменим?! У нас своих забот немало; – Никита встрял, в тени удало найдя местечко, сел устало, – к примеру, я – в ментовке был … И Мишка пострадал порядком. Девчонки говорят, пять рыл, дав волю кулакам и пяткам, его топтали … и туда же свезли почти бесчувственным затем в ментовском экипаже. – Да как же так?! – сочувственно, Марина к Мише, – Как ты мог?! Боксёр!.. Дал бить себя по роже?! Тот, охая, держась за бок: – Увы! Они, похоже, тоже … Да пьяный в стельку был ещё, таков злодеев был расчёт: к Галинке сволочи кадрились! – А помнишь, как орал … забыл?! Чтоб перед смертью те молились!.. Потом плевался … матом крыл … Желаешь слышать правду, Миш? Они же избегали драки. А ты же лез: теперь скулишь! – вспылила Галя. Миша: – Враки! «Аньчутки» улыбались вам! Они и начали атаки, я это помню чётко сам. – Друзья, не спорьте одичало, – придав спокойствие словам, – мне всё подробно и сначала, – Марина просит: – Расскажите. И ей поведали квартетом про истечение событий уже смешным, потешным цветом. И как ворвались танцев гущу, и про ОМОН, и про Никиту, сгущая краски ещё пуще, обрисовали Мишки битву. В милицию везли троих, весьма уместно получалось: забрать машину из ГАИ, за мужа Лена поручалась. А угрожало (кроме шуток) за учинённый им скандал не меньше, чем пятнадцать суток, ей лично капитан сказал. Как битый час она того упрашивала … улучив момент удобный, нелегко добилась, сотенку всучив. (Но мы не будем уточнять, там сотенку – или иное) зачем напраслину болтать: чего-то пошлое и злое?! Они так хохотали славно, развеяв гнёт, задобрив сердце, «жигуль», въезжавший тихо, плавно не замечали. Хлопнув дверцей, Егор, в истёрханных штанах, и Оля грязная, но главно: по две бутылочки в руках сверкала водочка забавно. Невзгод как не было – и нет: – А вот они! Вопрос: – Где были?! Ответ: – Заехали в кювет. Всю ночь кусты с того рубили. Марина, ревность, скрыв в секрет, подумав: это не сейчас. Сказала: – Сядем за обед. С улыбкой и презреньем глаз. * * * Опять кутёж, опять балдёж, опять объятый шумом берег: вновь смех и гам. Что с них возьмёшь?! Опять шутливый вздор полемик … Включить не удалось музон, И даже вышел спорчик краткий, но обошлось, тому резон: никто не помнил, «взятки гладки». К всеобщей радости Витёк, пришёл нахохленный и мятый. Он обмочился – и промок, присел, ссутулившись, «горбатый». Такую вызвал бурю смеха! Все умирали – и Егор, когда на Витю кинул взор. (Ну, право, истинна потеха!) Когда увидите, что он так однобоко загорел … Причём на равных для сторон: с одной – индус, с другой, как мел. Ему и зеркальце всучили, а он понять не мог никак, сидел и думал о причине: буркалы пялил, как дурак. Потом изрёк: – Вот это да! А что теперь мне делать, братцы?! – Витёк, такая красота! – Улёт! – Хорош вам издеваться! (В подобных случаях летят слова друзей наперебой! Совет, само собой, хотят тебе всучить, конкретно, свой.) Легко с иронией, игриво, смеясь над промахом других, давать советы вкось и криво, лелея бесполезность в них. Рекомендаций было много, использовать и грим, и маску … Для юмора, для хохмы строго, чем дельно внесть свою подсказку. Перекрестившись – вспомнив Бога, он влил стакан … (не веря в краску), улёгся для … другого бока. * * * Неумолимо к горизонту склонялось солнце час от часа, и вот округлый красный контур уже не жёг сетчатку глаза. Комарики семейством мерзким собрались ужинать к реке, от кистевых ударов резких: носы сломав, идут в пике, или останутся на коже, пятном бифштекса по-татарски … Дианы диск явился позже, предметам дав свои окраски. Лес посвежел, взялся истомой, река в сребристость облачилась и дикий пляж, к тому готовый, отдался сам в ночную милость. Лишь гогот льётся смело, зычно! Друзья собрались в путь – домой. Ах, отдохнули так отлично! Махнём, пожалуй, им рукой мы на прощание … ну что ж! Пора, пора! Мой дорогой … Как не был бы союз хорош (те согласятся, кто прочтут), но разлучиться невтерпёж: меня давно другие ждут … Осталось вывод сделать всё ж. Хотя?.. Глянь сам на этот мир … Открой глаза! И подытожь: сам обоснуй – ты командир. Когда и где, и сколько пить? Тебе на этом свете жить. (Я не навязываюсь, сир …) Май – июнь 1998г.