Смотря задумчиво в окно и по стеклу гоняя мух, о мыслях, мучивших давно, я рассуждаю нынче вслух. Нет! Други, я нормальный. (Хоть люди думая молчат.) Язык исповедальный взял тон – и вот слова звучат. Где точка справедливости? С какого места ей отсчёт?! Копнёшь с необходимости, а там, глядишь, опять пролёт! Здесь вроде бы обмана нет – да правды тоже ни на грош; лукавость там – враньё, навет! – кусочки истины найдёшь. Рассмотришь спор иных сторон: (кто левый там – кто правый) себя на их поставишь кон, выходит – оба правы. Неужто всяк в делах земных по-своему обычно прав?! И гибнет правый из иных, от правды чуждой пострадав. К примеру, думали – злодей, а он поборник общих прав; под стягом праведных идей идёт вершитель злых забав … Всё то – земные штучки; здесь ясно – мутная вода. Нам надо бы за тучки и там поспрашивать сполна. Без зла, без выгоды, друзья, хотелось бы дойти умом: за что и как Небес Судья накажет грешного потом? Невольный сей вопрос меня гнетёт почти с рожденья: не дав, как можно обвинять и вновь толкать в лишенья?! Где справедливость? Мы о ней всегда толкуем споря. Тут уйма запертых дверей – «разгадки» только ссорят. Ну, вот, пожалуй, случай к предмету конференций. (Не будем рваться в тучи!) Родились два младенца. Один: в богатстве, чистоте, заботой, лаской окружён; другой, конечно в нищете и привилегий тех лишён. Растут они, внимая свет по-своему отдельно: один, внимает пьяный бред отца членораздельно; с другим, с пелёнок гувернёр хлопочет над наукой, внимает слух его и взор миролюбивость звуков. Один тем временем как раз взирает чутко на скандал: он видит, как отец меж глаз маманьке кулачищем дал. В колледж пошёл другой затем; а тот – по улицам блуждать; другой не думал о еде, тому же вышло воровать. Колледж закончен. Добрый труд во благо общества теперь. А здесь? А здесь конечно суд – и вот закрыта зоны дверь. В конце концов, там слава, почёт, всеобщая любовь … А тут тюрьма, облава, вражда, убийства, пьянки, кровь … Ну что ж! Вершилось на глазах. Они не встретятся. Ни в жизнь! Они на разных полюсах; допустим, померли … и ввысь их души прямо к Богу тотчас же лихо понеслись, чтоб осудили строго. Предстали пред Создателем, рапортовали, каждый … Бог слушал их внимательно, перебивал лишь дважды для уточнения слегка подробностей весомых. Давала знак его рука для продолженья слова. Вердикт зачитывал подряд: благополучному путь в рай; а бедолаге ясно – в ад. Конечно, новый претендент до пекла возмутился и мог бы выйти инцидент, но Бог тут согласился немедля выслушать того: чем не устроил приговор? Желанье слышать велико и вот – конкретный разговор. Бог: – Чего ж хотел ты?! Решено. Ты лгал, жулил и воровал; ты жил распутно и грешно, в конечном счёте, убивал … Бедолага: – Ты прав! Имело место. Давай рассмотрим вновь мой путь; Тебе не всё известно; необходимо вникнуть в суть. Ты этому – дорогу в рай?.. А мне так в преисподню?! Стеченье обстоятельств. Знай! Легко судить сегодня. Мы вспять по новой стрелке: ему забота, ласка и памперсы, сиделки … шикарная коляска; он чист, всегда ухожен; ему агукали; а мне? – уже плевали в рожу. Я сутками в своём дерьме и гнил, и кровоточил, чесался, мучаясь от вшей, мне было больно очень. Я изнывал в тени ночей! Когда он в свой слащавый рот вливал нектарный сок рекой, пихал культурно антрекот – тянулся я худой рукой невольно, голодом томим за булкой в лавке городской за то и бит бывал, гоним. Ему и в будни в праздник брать подарки – всяки штучки … Меня учили воровать, выкручивая ручки. Когда в автомобиле его в колледж папаша вёз – меня кнутом лупили, швыряли голым на мороз. Учились – он читать, любить … я – ненавидеть жгуче; ему судьбу благодарить, а мне стоять на круче. Спроси! А он когда-нибудь отбросы жрал и пил из луж?! Пытался под мостом уснуть?! Дожди использовал под душ? Наук постичь высоты уж некогда теперя! В пылу скупой охоты сходились – зверь на зверя. Средь волчьей стаи этой уверенность жила одна: вся сущность бед – ты бедный, и богатеев в том вина! Да, горд я был! Вершил свой путь я сам неотвратимо. Мне было выжить как-нибудь в зарез необходимо! Случалось, грезил лаской, мечтал и плакал даже; хотел добра не сказкой – дум тлеющейся блажи. Но скоро я мечтать устал о жизни мирной, тихой. Твой баловень так не страдал и доли ... капли мига! Я ласку получал от шлюх на простынях за деньги лишь! Скулёж игры внимал мой слух, да как шуршит в подполье мышь. Тогда взывал я много раз – Тебе звучал тот крик во мгле! Но ты не слышишь просто нас покамест ходим по земле … О да! Убил я! Что ж кричи! Убивец, душегуб, злодей! Не я – нож в сердце получил, лишь оказавшись половчей. Потом тюрьма: вторая часть. Травинкой к солнцу рваться, когда вдавили уже в грязь, из грязи не подняться. А там различный есть народ: предстали новые друзья, оттуда вышел я не тот – меня влекло чего нельзя. Усвоил крепко я урок: коль не дают – то силой брать. Ты и тогда мне не помог! Откуда мог Ты с неба знать, что там! – в трущобах человек в последний раз молил Тебя. Однажды (выпал первый снег) той ночью я просил, вопя, но тщетен плач, напрасен вой: ответом – звёзды, эхо, снег … Ты больше занят был собой. К чему пропащий человек? И я забыл Тебя с тех пор; (душой – бесчувственный гранит.) Обыкновенный мелкий вор вдруг стал – отъявленный бандит. Прелюбодействовал? О да! И женщины любили. Я смел и дерзок был тогда, невзгоды научили: плечом ломать преграды, сопротивляться силе, и вновь тюрьма … наградой. На нарах долгий пленник освободился: нет родных, угла, друзей и денег, и нету сил уже былых. И я скитался. Жаждал жить! Ходячий труп бродил бомжом: ничтожный, жалкий … как забыть?! Я был истерзано смешон. И ни сочувствия, ни зла от окружающих не зрел. Толпа лишь холод мне несла в колчане кучу взоров-стрел. Свой проклял путь изгоя; предаться смертной силе – так жаждал я покоя – его найти в могиле … Не ведал я добра, а зло … Всевидящий хвалёный глаз! Но где же он?! – мне не везло. Ну, хоть один ты дал мне шанс??? Здесь занавес. (На том конец.) Что дальше сталось? – буду нем. Не знаю я … Небес Отец, пустил беднягу ли в Эдем. Подобного навалом, всех случаев не перечесть. Повсюду: сплошь и рядом – гораздо хуже даже есть! Отметим сразу же калек увечных от рожденья. Отчасти тот же человек – невинный, а решеньем не меньше грешного судьи: казнён или мотает срок. Да мало ли ещё, поди?! Эх, сколько судеб? Сколько строк! Велико множество причин скорбеть, свидетельствуя боль. Смотри!.. Не думай и молчи? Господь, прости – на рану соль … Я подхожу к итогу: здесь полагаю (прав – не прав?) судить нельзя и Богу вот так, исправиться не дав. Без резких конфронтаций я склонен (Бог, коль есть, умён!) в вопросе ситуаций великодушен, добр Он – путём реинкарнаций. Мы терпим боль и муки: нам путь – отвесная скала. Натруживая руки ещё без опыта тела свои, ведём за шагом шаг: к переживаниям, страстям, превратностям судьбы атак; добро черпаем по горстям, копя из жизни в жизнь багаж – духовной чистоты полёт, встречая пёстрый антураж, карабкаемся ввысь – вперёд! Одумайся! Как страшен путь бросаться в омут чёрных дел, топтать ногою чью-то грудь, стоять на свалке мёртвых тел … Понять в урочный час итог: отбросил в бездну сам себя! Предстанет жизненный виток – поставят ногу на тебя. А если мы допустим вдруг: загробной жизни вовсе нет. О справедливости, мой друг, тогда беседа сущий бред. И всё! На чём всё зиждется само собой, одна фигня! – живи, спеша насытится, до смертного выходит дня?! Не может быть! А всё же … Кто нам давал гарантии? Осталось, подытожив, спуститься до апатии?! Унюхаться, упиться, кольнуться и забыться? Не жаль?! – сжигать короткий срок нам отведённый случаем! Поймите правильно намёк: надейтеся на лучшее … Июнь 1998г.