Опять на коврик женсовета при нашем клубе гарнизонном меня зовут, но я при этом не грешен в противозаконном. Напротив – я любвеобилен к стране родной, к её гражданкам. Когда б моложе судьи были, меня бы не давили танком своих досужих рассуждений о том, что вот совсем не надо в строках моих стихотворений им слышать страсти канонаду. Мораль старушек, позабывших всю прелесть сладостных моментов, и их партнёров, только бывших, а нынче нудных импотентов, принять мне просто невозможно. Не потому, что аморален, а потому, что мне безбожно люб аромат девичьих спален. Не говорю уже о том я, что пьян всегда от бабы голой, и ноет плоть от жажды томной быть слитым вместе с разнополой. Мне чужды ханжеские нравы и гнусных лицемеров лица. И вот поэтому я вправе ко всем с вопросом обратиться: – Ну, разъясните, замполиты и ветераны женсовета, антипартийность где зарыта в любвеобильности поэта? Мой идеал – товарищ Сталин, и любо коммунизма знамя. В любви интернационален, я возношу её стихами. Порою, может, бесталанно, и с непонятным вам уклоном. Но мне она всегда желанна, хотя частенько незаконна. Краснодар –1955 г.