А может там, на этом волоске, на странной, не предсказанной надежде, соломенною лодкой по реке моя любовь не даст закрыться веждам; иль жизнь согреет в ядерном сачке остывшей под проклятьями планеты, иль там, на обреченном пятачке, бойцам по кругу пустит сигарету. А может там, где звезды гасят шлейф кометы, разогнавшейся до света, на помощь поспешит любовь как эльф в рубиновой по белому карете; и Ноя неземные паруса успеют к каждой твари и по паре, и, добавляя «восемь» в чудеса, моя любовь соломинкою станет. * * * Жизнь моя похожа на плоды странного, потерянного эха, первобытных нелюдей следы, слёзы, передавленные смехом; на необратимый поворот, крашеные во поле ворота, на надзвездный, скользкий переход и неблагодарную работу… * * * Взрежут Вселенную крылья, а, может быть, -- лопасти, дивный полет – продолжение снов не оборванных птицы не пуганой, тающей в зобе у пропасти, где укрываются белые-белые вороны; где продолжения сказок -- сбежавших отшельников -- прячут финалы, давно отрекаясь от фабулы, чтоб на несчастной тропе не встречать понедельников, пересекающих даты рождений параболой; там, где туманы по истинам не постижёрами, -- гримом с вуалью плывут по дворцовым извилинам, не по хлопку где ветра родились дирижёрами, а при зачатьи судЕб замышлялись как филины. * * * Ах, неземная любовь -- платонический подиум, гробились горечью грады горбатыми горами, я родилась несчастливой, зато не уродиной: сызмала сором скоромным -- соседом со ссорами. Лучше не быть экземпляром в ненужных запАсниках, кладом колодезным, клекотом, клушей, колдобиной, что же мне делать в улыбке, прописанной классиком: осиротело остыть, осыпаясь, огнёвкой особенной?.. * * * Возьми, поставь в графе напротив прочерк: до «галочки» весна не дотянула, неровных букв отчаявшийся почерк завис, но из-под ног не выбил стула. В окне, напротив бельевой веревки, замерзли в январе провалы окон, но голуби на узкой скользкой бровке в трепещущий с утра двоятся кокон. Им дела нет до высыпанных крошек: счастливые часов не наблюдают, и тает лед замерзнувших окошек, в зиме, согретой голубиной стаей. И зазвонит будильник ошалело, включенный на «потом» на кромке стула, поставь в графе напротив прочерк смело – до «галочек» весна не дотянула… * * * ...не бывает писем ниоткуда, быть не может писем в никуда, грязные людские пересуды убегут, как в решето вода. И тогда на дне души колодца, отражаясь в ключевой воде, загорятся маленькие солнца: в каждом -- по родившейся звезде. - Узнаешь? А помнишь, как скитались, лучики о стог гася иглой... - Значит, мы с тобою не расстались? - Значит, не расстались, мой родной!..